Еще три картины совсем маленькие с цветочками и зверюшками, но тоже живые, чувствуется незаурядный талант мастера.

Ну, а сам стол, большой, грубо обтесанный как крестьянском кабаке, разве что чистый, и двумя вазочками с розовыми кустами.

Впрочем, сходство с кабаком дополняли кружки с пивом, и дополняющая их, правда, пока запечатанная бутыль водки «Монополька». На смазанных маслом бутербродах лежала нарезанная колбаса, рядом разрезанные огурцы и помидоры. До роскоши миллионеров конечно далеко, например бутылка коньяка «Наполеон» где звездочки выточены из рубинов, что красовалась на столе триумвира, стоила как полсотни годовых зарплат простого рабочего. Максим Железняк высокий, суровый на вид, очень широк в кости, но ловок, хоть и сутул, с резко выступающим вздернутым носом и вытянутыми губами. Он носил жутко большие черные усы, придающими ему сходство с казаком-запорожцем. Но при этом время от времени его лицо озаряла широкая улыбка, немного смягчающая впечатление. Железняк впрочем, не матрос, как можно подумать, особенно глядя на выколотый якорь на тыльной стороне крупной ладони, а бывший купеческий приказчик, примкнувший к революционному движению и уже успевший вдоволь хлебнуть тюремной баланды. Алексей Дубинин, бледноватый, интеллигентный мужчина в очках, с черной с рыжими пятнышками бородкой, и в цилиндре, придавшем ему европейский вид. Плюс еще тросточка в руках, с быстрыми пальцами в своеобразных обрезанных на фалангах перчатках. Очки давали блики, от чего джентльмен выглядел загадочно и зловещее, словно иностранный шпион. И пиво пил он очень мелкими глотками, казался весьма настороженным.

Но самая интересная фигура в маленькой таверне это конечно же Виктория Тараканова. Ее чистое, свежее, загорелое лицо очень красиво с идеально правильными чертами лица. Чувствуется аристократическая порода несмотря на очень скромное серое платье, единственным украшением которого являлись её пышный, волнистые, ослепительно белые, с легеньким золотистым оттенком волосы. Тут Алисе сразу же бросилось сходство между бунтующей поэтессой и изображенной на портрете девой в доспехах. Хотя пожалуй Виктория намного красивее, с не столь уж резкими чертами лица, но зато глаза… Насколько они похожи! Воля и жесткость в одном лице. Перед девчонкой, стояла большая березовая кружка с молоком, которая впрочем, так мало подходила революционерка с грацией принцессы. Очень странно выглядит в нищем одеянии дама из княжеского рода, что привлекло её в лагерь революционеров, заставив рисковать жизнью, отрешиться от денег, знатной родни? И не только её! Увидев журналистку, Виктория встала и сделала её пара бесшумных шагов на встречу.

Алиса поразилась, аристократка в движениях и жестах была к тому босиком, причем темно-коричневый загар на изящных, точеных ножка говорил, что таким образом она ходит как минимум несколько последних месяцев. Платье тоже куда короче монастырского или арестантского, несмотря на сходство покроя. Впрочем, от этого бунтарка выглядит еще лучше.

Максим Железняк буркнул:

— И кого это нелегкая к нам принесла?

Алиса спокойно ответила:

— Не буду врать, что наша газета горит желанием получить от вас интервью… Но весть достаточно важная для вас.

Виктория с широкой улыбкой ответила за всех:

— Женщины с такими глазами не лгу, а лишь… Сочиняют. Но сей раз я поняла у вас как журналистки весьма важное дело.

Алиса немного удивилась:

— А мы что с вами встречались, от чего вы это взяли?

Виктория шлепнула ладошками:

— Да хотя бы точащий из кармана блокнот с пометками, такая редкая автоматическая чернильная ручка… Да и кто еще может сунуться к нам кроме журналиста и… — Тут революционерке стало столь весело что он захихикала. — Тем более фраза наша газета и интервью.

Массивный Максим Железняк нахмурился, сделал быстрый шаг. Он и в самом деле имел фактуру медведя, и стремительную реакцию данного зверя:

— А может это шпионка, проникла сюда, под видом журналистки… Что-то уж больно красива.

Алексей Дубинин мелодичным голосом, читающего проповедь ксендза возразил:

— Да нет! Эта Алиса Канареева, сменившая несколько журналов, гонимая за либеральные взгляды, но остроумная милашка. Думаю, она не из тех, кто согласится на шпионах.

Максим неохотно согласился:

— Ты хоть и Дубинин, но память у вас железная, настоящая ходячая энциклопедия.

— В том числе и по взрывной технике! — Вдруг брякнула Алиса.

— Что? — Алексей неожиданно утратил чопорность и резко вскочил.

Журналистка на одном духу продолжила:

— Хинштейну видимо что-то известно о вашей причастности к нескольким взрывам и каким-то расправам. Он грозил, если вы попытаетесь парализовать забастовкой подконтрольную им промышленность, то выбросит такое…

— Вполне ожидаемый ход! — Холодно ответил, привычно взяв себя в руки Дубинин. — Но мы и этому вполне готовы.

— Вот байстрюки, толстопузые! — Бешено взревел Железняк. — Мы раскроим их жирные рыла в порошок. Меня не пугает ни тюрьма, ни каторга, а по ним уже черти со сковородкой плачут. Недолго этой жирной слизи поганить Землю.

Виктория приложила указательный палец к губам и предупредила:

— Да осторожнее, если они знают, где они, то вполне могли подослать для прослушки шпика.

Алексей Дубинин также понизил голос и почти шепнул:

— Конечно, о сговоре с миром олигархом и речи быть не может. Не для того, все это нами затевалось, тем более, что близок конец столыпинщины… — Интеллигентный мятежник оглянулся, покосившись на окно и закончил. — Мы тоже предприняли серьезные ответные шаги, но раскрывать их пока не станем.

Его туфли скрипели, бросив на них взгляд, журналистка отметила: «Импортные с шипами, может это и самом деле шпион?».

Виктория, очень мило улыбнувшись, предложила:

— Может, посидите немного с нами, и побеседуем не о политике, а поэзии, живописи.

Алиса растеряно брякнула:

— А эти прекрасные картины, наверное, вы рисовали?

Виктория с радостью подтвердила:

— Нуда! Вам нравиться?

Алиса честно ответила:

— С одной стороны да, но с другой словно кошки по коже дерут… Не знала, что вы еще и художница!

Виктория с невинной улыбкой ответила:

— Раньше я рисовала только карикатуры и совсем недавно перешла на что-то более… Благовидное, хотя поверьте и карикатура требует немалого умения.

Алиса в ответ даже присвистнула:

— Мне ли не знать! Ведь я все-таки не из последних журналистов…

От воспоминаний арестованную девушку отвлекло болезненное покалывание в ступнях, они вышли на усыпанную острыми камешками горную дорогу, уж подходя входящей глубоко в скалу губернской тюрьме.

И как Виктория ходит босиком по таким местам. Конечно, Алиса не удержалась от подобного вопроса. Мятежница ответила:

— После ареста меня как последнюю бродяжку держали в одном рубище и без обуви, при этом еще до судебного приговора заставляли таскать вместе с другими женщинами-заключенными тачки с углем на сталелитейный завод. Так что, пережив первые дни ада, я вскоре привыкла и закалилась. А освободившись, решила, в знак протеста существующему строю так и ходить босиком в солидарность с народом. Конечно, в мороз слишком долго на снегу выдержать трудно, но зато забыла, что такое простуда. И меня каторга в Сибири ничуть не пугает… У кого в сердце правда, тот свободен любом застенке, а кто питается ложью, заключенный в роскошном дворце!

Далее, уже ничего существенного и Алиса удалилась. Что ей теперь думать? Все ведь сходится — угроза, ответные меры, несомненно, скажи она правду Карташову, все три эсера сразу оказались за решеткой, а затем пытки и «Столыпинский галстук» на шею.

Борис закончил писанину и ощутил в себе нехватку вдохновения. Новый год секта отпраздновала попойкой и дракой. Рыжая почему-то нарушила правила и принесла целый ящик водки. Но спиртное не пошло сектантам на пользу. Возникла потасовка и масса синяков с ушибами.

Потом Борис с тяжелой головой уснул. Ему приснился кошмар. А что еще можно приснить с тяжелого перепоя.