Гегель, будучи идеологом немецкой буржуазии и объективным идеалистом по своему мировоззрению, представлял диалектику в превратной, мистифицированной форме. С точки зрения Гегеля, дух, мысль, идея есть первичное, а материальный мир является слепком идеи, вторичным. Диалектическое развитие, согласно его учению, присуще извечно существующей абсолютной идее, то есть развитие он рассматривал как саморазвитие абсолютной идеи, реальная же действительность остается вне сферы развития. Природа, с точки зрения Гегеля, являясь «инобытием абсолютной идеи», не переживает диалектического развития во времени, а лишь разнообразится в пространстве. Гегель отрицал, таким образом, основное условие всякого развития – развитие во времени. Развитие, изменение понятий, категорий, о котором говорит Гегель, есть не что иное, как развитие абстрактного, оторванного от человека, от материи и объективированного человеческого мышления, названного Гегелем абсолютной идеей. Но это означает, что в диалектике понятий он не понял, а лишь угадал диалектику реальных вещей и явлений.
«Гегель, – писал Ленин, – гениально угадал диалектику вещей (явлений, мира, природы) в диалектике понятий… Именно угадал не больше»[10].
Абсолютная идея в философии Гегеля заменяет место христианского бога – она творит мир материальных вещей. Энгельс в «Людвиге Фейербахе» остроумно отметил, что абсолютная идея Гегеля абсолютна лишь постольку, поскольку он абсолютно ничего не способен сказать о ней. Кроме того, диалектика Гегеля обращена лишь в прошлое. Отрицая развитие в настоящем и будущем, он вынужден был в конце концов отрицать и источник всякого развития, примирять противоречия.
Диалектика требует рассмотрения всех явлений, в том числе и общественных, в движении, в поступательном развитии. Но Гегель, как отмечали основоположники марксизма, испугался отрицания существующего строя прусской монархии. Более того, выдвинув утверждение, что в прусском монархическом государственном строе абсолютная идея якобы достигла своего наивысшего совершенства, он использовал диалектику для оправдания и увековечения реакционных общественных порядков. Признавая диалектическое развитие (в идеалистической форме) лишь в прошлом, отрицая его в настоящем и будущем, Гегель изменяет диалектике и в конце концов скатывается на позиции им же остроумно, а подчас и глубоко раскритикованной метафизики. И это не случайно, ибо на основе идеалистической, догматической, в своей сущности реакционной системы исключается возможность создания научного диалектического метода. В результате получилось, что основное противоречие философии Гегеля, противоречие между методом и системой, привело к тому, что революционная сторона была задушена, по образному выражению Энгельса, под тяжестью непомерно разросшейся консервативной стороны. Коренная причина этого состоит в том, что по своим политическим убеждениям Гегель был консерватором, и не случайно его идеалистическую систему использовали в своих реакционных целях немецкие фашисты и другие мракобесы.
Из сказанного ясно, что диалектика Гегеля не являлась подлинно научной и не могла служить орудием познания и революционного преобразования мира. Если, по Гегелю, диалектика понятий обусловливает диалектику вещей, то, согласно учению основоположников марксизма, диалектика вещей определяет диалектику понятий.
Диалектика понятий стала рассматриваться основоположниками марксизма как сознательное отражение диалектического движения действенного мира. Таким образом, «гегелевская диалектика была перевернута, а лучше сказать – поставлена на ноги, так как прежде она стояла на голове»[11], – писал Энгельс в «Людвиге Фейербахе».
Маркс и Энгельс создали новую, качественно отличную от гегелевской идеалистической диалектики материалистическую диалектику, являющуюся научным методом познания мира, средством его революционного преобразования, острейшим оружием борьбы с реакцией и мистикой.
Материалистическая диалектика основоположников марксизма в корне противоположна идеалистической диалектике Гегеля. Созданием материалистической диалектики Маркс и Энгельс совершили величайший научный подвиг, произвели революционный переворот в философии. Ленин называл материалистическую диалектику душой марксизма, острейшим теоретическим оружием в руках рабочего класса для коренного преобразования мира.
В формировании философских взглядов Маркса и Энгельса положительную роль сыграла также материалистическая философия Фейербаха. Большая заслуга Фейербаха заключается в критике им идеализма, в разоблачении христианства, в восстановлении, как выразился Энгельс, материализма в его правах.
Фейербах критиковал Гегеля за идеализм, за отрыв мышления от человека и абсолютизирование этого мышления, за игнорирование природы. В саморазвивающейся абсолютной идее Гегеля Фейербах справедливо видел философски утонченное выражение религиозной идеи о сотворении мира богом. Философию Гегеля он называл рациональным оплотом теологии. Но Фейербах не понял прогрессивной стороны философии Гегеля: вместе с мутной водой идеализма он выплеснул из ванны и ребенка, то есть диалектическую идею о развитии. «Он, – говорит Энгельс, – не одолел Гегеля оружием критики, а просто отбросил его в сторону как нечто негодное к употреблению…»[12]
Фейербах вслед за французскими материалистами еще до возникновения марксизма объявил войну идеализму. Он правильно считал, что идеализм является философским оправданием религии, религия же представляет собой фантастическое, превратное отражение внешнего мира и сущности самого человека. Религия, по Фейербаху, порождена страхом первобытного человека перед стихийными силами природы. Однако Фейербах подходил к религии только как просветитель, считая ее порождением невежества и заблуждений людей. Будучи буржуазным демократом, Фейербах не вскрыл классовых корней религии и не понял, что она является идеологическим средством угнетения трудящихся масс, опиумом для народа. Фейербах стоял за упразднение религии, признающей сверхъестественное божественное начало, сам же он задался целью создать новую, земную религию, сущность которой должна состоять во всеобщей любви людей друг к другу. Таким образом, хотя Фейербах и отрицал существование бога, но, пропагандируя новую «естественную» религию, основывающуюся на принципах идеалистически понимаемой морали, не являлся последовательным атеистом.
Во взглядах на природу Фейербах был материалистом. Он противопоставлял материалистическое понимание природы идеализму и религии. Считая природу первичной, а сознание вторичным, Фейербах заявлял: нет ничего выше природы, она – мать человека и его познания. Фейербах признавал, писал Энгельс в «Людвиге Фейербахе», что «тот вещественный, чувственно воспринимаемый мир, к которому принадлежим мы сами, есть единственный действительный мир и что наше сознание и мышление, каким бы сверхчувственным оно ни казалось, является продуктом вещественного, телесного органа, мозга. Материя не есть продукт духа, а дух сам есть лишь высший продукт материи. Это, разумеется, чистый материализм»[13].
Вопрос о познаваемости внешнего мира Фейербах также решал с материалистических позиций. Он верил в силу познавательной способности человека и внес значительный вклад в разработку материалистического сенсуализма. Фейербах пытался преодолеть разрыв между чувственным и рациональным в познании. В противоположность идеализму он требовал исходить в познании из первичности природы и ее отражения в голове человека. Фейербах резко критиковал агностицизм.
Работу Фейербаха «Сущность христианства» (1841 г.), в которой он, по выражению основоположников марксизма, провозгласил торжество материализма и подверг разоблачению религию, идеализм и агностицизм, Маркс и Энгельс восторженно приветствовали и отмечали, что она оказала на них освободительное действие. В материалистическом решении основного вопроса философии (его двух сторон) заключается большая историческая заслуга Фейербаха.
