– Позвольте, я батюшку навещу. Неделю у него не была.

Генеральские бакенбарды распушились и дали добро.

– Да, чуть не забыл, скажи отцу, чтобы не присылал больше курьеров с записками. Я деньги кровью заработал и милостыню раздавать всяким проходимцам не собираюсь! Так-то!

     Дорога утомила Эльзу, широкая спина извозчика вызывала желание ткнуть в нее ножом. Госпожа Кронбергер собралась было вернуться, но возвращение не сулило ничего, кроме упреков супруга и его приказного тона. «Еще немного – и он заставит меня ходить строевым шагом и отдавать честь», – подумала Эльза.

Усадьба встретила запустением: деревья облетели, газоны замело жухлой листвой. Незнакомый обрюзгший мужик с бородой до глаз мел дорожку, ведущую к парадному крыльцу. Окна второго этажа закрывали ставни, отчего родительский дом напоминал сутулого задремавшего старика. По всей видимости, отец облюбовал флигель, и отапливать весь дом не собирался. Эльза велела кучеру распрягать лошадь и покинула пролетку.

Навстречу вышел отец. Опухший, пропитанный табачным дымом, он поцеловал дочь.

– Привезла?

– Нет! Сказал, чтобы больше не просил, не даст! – ответила Эльза.

Елозин провел ее в маленькую темную комнату и усадил возле камина. Разговор не клеился. Чтобы разрядить обстановку, Елозин рассказал дочери о том, как намедни играл в карты в компании московского купца, заглянувшего в столицу по делам, и нового знакомого – доктора Бурыкина. Спустив всю наличность, Елозин наблюдал за игрой со стороны, удивляясь, как дьявольски фартит доктору. Ближе к полуночи купец продулся вчистую. Как бы ни было обидно и жалко проигранных денег, стоило плюнуть и разойтись миром, но купцом овладела жажда реванша. Вот тогда-то и случилось невероятное. Бурыкин предложил сделку: он ставит на кон проигранные купцом деньги, а тот – свою память.

– Сама понимаешь, – век прогресса. Паровозы, аэропланы, телеграф… Все стали просвещенными и самоуверенными, никто не верит в иные силы. А они есть, доложу я тебе! В общем, купец согласился, полагая, что память проиграть невозможно, и попал впросак!

Елозин дрожащими пальцами вытянул из портсигара папиросу и мял ее до тех пор, пока не сломал.

– Бурыкин усыпил купца каким-то хитрым способом и битый час колдовал над ним, бормоча слова, смысл которых я не разобрал. Вымотался так, что глаза ввалились, а лицо побледнело и осунулось. Купец оклемался ближе к утру и не мог понять, кто он. Доктор воспользовался его невменяемостью. Купец под диктовку написал расписку, которой заверил отказ от всего имущества в пользу господина Бурыкина!

– А что стало дальше? – заинтересованно спросила Эльза. – Куда делся купец?

– Разве ты его не встретила? Он мнит себя дворником и работает не покладая рук.

Закусив губу, Эльза погрузилась в раздумья. В комнате повисла тишина, но безмолвие длилось недолго.

– Надо же! Сроду бы не поверила. А где найти Бурыкина?

– В соседней комнате.

                                                      II

      С первым снегом нервы Кронбергера расшатались. Просыпаясь с тяжелой головой, он психовал из-за малейшей ерунды. Порой генерал становился несносным. «Ранняя зима действует, – полагал он. – Проснешься – тьма, засыпаешь – тьма. Ни птичьего гама, ни уличного шума – ничего! Словно вымерло все, занесло поземкой. Откроешь глаза и думаешь: а жив ли я? Напрягаешь память, силишься вспомнить запах травы или приближающегося дождя и – не можешь».

Измочаленный бессонницей генерал вызвал знакомого военного фельдшера – гражданским он не доверял. Тот выписал ему пилюли, они не помогли. Генерал осатанел и рвался в бой. Страдали все. Прислуге доставалось и от хозяина, и от доведенной до предела Эльзы. Дом напоминал банку с пауками, где каждый хотел сожрать каждого. В конце концов Эльза не сдержалась. В припадке бешенства она хлопнула ладонью по столу, за которым сидел генерал. От выходки жены тот опешил, на миг потеряв дар речи.

– Я так больше не могу! Или ты позволишь мне пригласить знакомого врача, или я уеду к отцу!

Кронбергер вспыхнул, но быстро унялся. «В самом деле, – решил он, – почему бы не попробовать иное врачевание?! Хуже-то не станет!»

Накануне рождественского сочельника дом генерала навестил мужчина с саквояжем. Добротное пальто с меховым воротником, шапка «пирожок» и мягкая, внушающая доверие улыбка сделали свое дело.

– Доктор Бурыкин! – отрекомендовался гость.

Он выслушал жалобы генерала, проверил пульс и вытащил из саквояжа фонендоскоп. На все процедуры ушло не более четверти часа.

– Вам нужен отдых, дорогой мой, – несколько фамильярно, но очень ласково сказал он, – обычное переутомление и дурное влияние погоды. У меня есть средство для снятия подобных недугов. Им пользовался и лечил других сам Авиценна. Оно проверено веками медицинской практики и дает весьма неплохие результаты. Так что, для беспокойства нет причин!

Бурыкин поставил на стол пузырек с темной жидкостью.

– Десять капель на стакан воды. Принимайте перед сном. Через неделю я зайду, и если настойка не окажет положительного действия, то используем более эффективный метод. Поверьте мне, все будет хорошо!

Доктор откланялся. Эльза вызвалась проводить его до дверей. Дождавшись их ухода, Кронбергер повертел в руках оставленную склянку и выдернул пробку. Его ноздри уловили легкий запах лакрицы. «Вроде ничего страшного. На всякий случай надо испытать на Эльзе». В тот же вечер он незаметно добавил несколько капель супруге в чай.

Утром генерал внимательно наблюдал за поведением Эльзы. Та вела себя спокойно и часто зевала; прикрывая ладошкой рот, оправдывалась:

– Ночью такое снилось, что вставать не хотела! До сей поры пребываю в волшебном состоянии!

Откровения жены повлияли на решение генерала. Сомнения, терзавшие душу, отступили.

Перед сном он принял капли и в кои-то веки уснул, как ребенок. Проснувшись, генерал улыбнулся и вновь сомкнул веки. Долгожданное чувство покоя было столь приятно, что Кронбергеру захотелось прибывать в таковом состоянии всегда.

За неделю он отоспался, посвежел; завитые усы снова напоминали коромысло, бакенбарды распушились пуще прежнего. Эльза, в отличие от мужа, не находила себе места, шпыняла слуг и уходила из дома.

– В синематограф схожу, развеюсь, – говорила она и исчезала на несколько часов.

Генерал не возражал. Он обрел безмятежность и стал не в меру добродушным.

Через неделю Кронбергер лично встретил Бурыкина, помог снять пальто, чего никогда не делал, и пригласил в гостиную.

– Знаете, доктор, – начал он разговор, усадив гостя в любимое кресло. – До знакомства с вами я смотрел на мир с сарказмом и не видел в нем ничего прекрасного. Сдавалось мне, что все построено на крови и лицемерии. Как же я ошибался! Оказывается, все совсем не так! Или я схожу с ума?

Генерал вопросительно посмотрел на Бурыкина. Тот в свойственной ему манере погладил генерала по руке.

– Ближе к смерти люди сходят с ума именно потому, что на том свете мозги им не пригодятся. Но вам рано об этом думать. Рано! Вижу, вам стало лучше. Во избежание рецидива, необходимо закрепить результат. Это не займет много времени.

Он снова погладил генерала по руке. В этот момент Кронбергеру показалось, что перед ним сидит святой.

– Конечно, конечно! Я вам полностью доверяю! Полностью!

Бурыкин закрыл двери в гостиную, объяснив это вынужденной необходимостью. Усадил генерала на стул и принялся водить руками вокруг его головы. Эльза прильнула к дверям и внимательно слушала, что происходит в комнате. Через полчаса Бурыкин пригласил ее войти. Он будто знал, что женщина стоит за дверью.

– Принесите мыло, помазок и бритву! – распорядился он, проверяя, крепок ли сон генерала. – Да, и распорядитесь на счет прислуги. Лучше всего устройте ей выходные, отпустите к родне. Не должно быть никаких свидетелей!