— Почему обижаешь? Вон, смотри — лежит. Мертвый...
— Ты целил в грудь. В следующий раз держи рукоятку крепче. И пистолет пристреляй.
Вижу по роже: опять оскорбил. Испортил праздник. Но мне обрыдло щадить его нежную натуру. Взгляд Зухура уходит в глубину... По опыту
знаю — что-то замышляет... И в ту же секунду выдает:
— Спасибо, Даврон. Ты помог, хорошие советы давал. Я тебе тоже что-нибудь хорошее сделать хочу. Та девочка, что тебе понравилась... Ромашка. Скажу Занбуру, чтоб сюда привел. Себе ее возьмешь. Хочешь — женись,
хочешь — так...
Грубо подкалывает. Слишком грубо. Считает, что нащупал слабое место. Рублю напрямую:
— Кончай докапываться. Все! Закрывай тему.
Он кивает: ставлю точку. Фактически, я уверен, приберегает тему на будущее... Неужто резонанс?! Черт, как я ни берегся, а затащил девочку в хреновую ситуацию. Самое паскудное — защитить не могу. Боюсь еще больше навредить.
Зухур идет к трупу. Достает из кармана и обмакивает в кровь белый платок. Кричит:
— Есть здесь родичи убитых?
Население волнуется:
— Икром, выходи.
Из задних рядов вперед пробивается старик. За ним — заплаканная пожилая женщина. Сбоку выходит мужик средних лет.
— Подойдите, — командует Зухур.
Приближаются. Зухур протягивает платок старику:
— Возвращаю кровь за вашу кровь.
Старик принимает осторожно, чтоб не замараться. Явно не знает, что делать с окровавленной тряпкой.
Зухур, величаво:
— Положишь на могилу своей дочери.
— Сын. Мой сын был убит, — по лицу старика катятся слезы.
— Я за него отомстил.
Зухур идет назад. Раздувается от гордости:
— Вот как надо! Это справедливо. А ты надо мной смеялся. Совсем меня не уважаешь?
Надоел. Вечером объясню, что такое уважение.
— Зухур, ты своих гвардейцев, басмачей спроси. Эти тебя почитают сильнее некуда. Каюмом грозят...
Он осекается. Потом:
— Каюм! Плевал я на него.
— Ну-ну... А кто он таков?
— Один мой родич, ничтожный человек. Маленький человек...
— Поня-я-я-тно.
Зухур мрачнеет. Смотрит на меня, будто прицеливается.
— Ты не думай, я про уважение просто так говорил. Проверял. Я знаю, ты меня уважаешь. Я тебя тоже уважаю. Потому про ту беленькую девочку спрашивал. Думал, может, она тебе понравилась. Не хотел у тебя женщину отнимать. Но ты сказал, тебе не нужна. Хорошо, тебе не нужна — себе возьму.
— Уточни: как это «возьмешь»?
— А-а-а, как-нибудь...
Я почти чувствую, как вспыхивают силовые линии, тянутся от меня к девушке на камне. Линии множатся, переплетаются, окутывают ее невидимым раскаленным клубком. Боюсь шевельнуться, ляпнуть что-нибудь не то, иначе разразится какая-то немыслимая беда. Надо успокоиться. Делаю глубокий вдох, медленный выдох. Порядок! Говорю абсолютно спокойно:
— Как-нибудь не выйдет. Я не позволю. Нравится — женись... Только так. Если она согласится.
Это самое большее, на что я решился. Зухур на мое «не позволю» — ноль внимания. Ему не до того. Нащупал уязвимую точку, расковырял и с наслаждением копается в ране:
— Ты меня не знаешь. Если согласится?! Побежит. Я только позову — все эти девушки меж собой драться будут. Как думаешь, эта беленькая, ромашка, побежит или не побежит?
Замолкает. Всматривается: как реагирую? Усиливает нажим:
— Ты сказал, мне на ней жениться надо. Спасибо, хорошо посоветовал. Я немного сомневался, теперь не сомневаюсь. Тебя как друга попросить хочу... Еще одну услугу окажи — сватом моим будь. Поговори с ней. Не захочет, уговори, чтоб согласилась. Ты сам сказал: надо, чтоб согласилась.
Приказываю себе успокоиться. Глубокий вдох, выдох. Порядок. Говорю холодно:
— Найди кого другого.
Он считает, что одержал надо мной главную победу — берет себе женщину, которая мне нравится. Пытаюсь перебороть чувство вины. Девушка попала в зону контакта, любое мое вмешательство только усилит напряжение поля. Так что отныне не могу тронуть Зухура даже пальцем. Повезло гаду...
Он удовлетворен. Отворачивается, зовет:
— Гадо!
Зухуров младший братец ошивается рядом. В полуметре позади. Наблюдает. Маскируется безразличием. Подвалил минуту назад. Засек напряженность меж мной и Зухуром и тут же — поближе к очагу конфликта. Разведка не дремлет.
Зухур указывает:
— Девчонка на камне. Беленькая...
Гадо, с готовностью:
— Сюда привести?
— Нет, узнай, кто родители, и посватайся. Жениться хочу.
Засекаю время. Шестнадцать двадцать одна.
10. Джоруб
Вчера к нам прибыл курьер от Зухуршо. Вошел в кишлак, остановил первого встречного — простодушного Зирака — и велел привести к нему главного. Зирак побежал к раису, по дороге разнося новость по кишлаку.
Посланца окружили мужики, живущие по соседству с мечетью. А сам он... Вот тебе на! Оказалось, это всего лишь прыщавый и худосочный мальчишка из Верхнего селения — Теша, сын немого Малаха. Того самого, что убил моего племянника Ибода. Тьфу! В ветхой, застиранной гимнастерке, с автоматом на плече, мальчишка походил на тощего теленка, который лениво отмахивается хвостом от облепивших его мух. Едва слушал, паршивец, расспросы старших:
— Эй, парень, Зухуршо зачем тебя послал? Какой приказ ты принес?
Отвечал небрежно:
— Главный придет, ему скажу.
Наконец прибыл раис, Теша развязно протянул ему руку. Не две с почтением, как старшему или равному, а одну — как низшему. Мужики заворчали неодобрительно, раис потемнел от гнева, но сдержался, руку пожал.
— Ну, рассказывай.
Теша осведомился высокомерно:
— Где? Здесь что ли?
Наш грозный раис впервые в жизни настолько растерялся, что не нашел достойного ответа. Промолчать — зазорно, а рыкнуть — опасно: мальчишка-то ничтожный, но ведь сам Зухуршо его прислал...
— Важное сообщение, — соизволил вымолвить Теша. — При народе нельзя. Где у вас тут укромное место?
Понятно было и без слов, что малец желает высосать из своего поручения, как из бараньей кости, весь сладкий мозг. Выручил раиса мудрый Додихудо:
— Ко мне пожалуйте. Тут рядом совсем...
И повел, старый лис, Тешу-наглеца с почтением в свою мехмонхону. Раис и уважаемые люди — следом за ними. Я с места не тронулся, хотя, как и всем, не терпелось услышать, какое распоряжение прислал нам Зухуршо. Никогда в жизни не сяду за дастархон ни с немым, ни с его отродьем!
Ёдгор потом рассказал, что мальчишка наелся, напился, насладился почтением старейшин и затем лишь сообщил, с чем прибыл. Завтра нас посетит Зухуршо. Народ должен собраться и ждать. Ничего больше Теша не знал. Как бы то ни было, проводили его с почестями и принялись гадать, зачем едет Зухуршо.
Простодушный Зирак ляпнул:
— Муку раздавать.
Шокир сказал загадочно:
— Шмон наводить.
Смысла мы не поняли, однако расспрашивать Гороха не решились, никому не хотелось выказать незнание. Лишь Зирак, простая душа, не утерпел:
— Это что же такое?
Шокир ухмыльнулся:
— Шмон это когда тебе в задний проход палец суют — ищут, не прячешь ли чего. А потом, чтоб руки не мыть, палец тебе же облизать дают.
Поморщились мы, но Шокиру выговора за непристойное слово не сделали, только переглянулись — что, мол, с него, Гороха, взять? Не зря сказано: «Из дурного рта — дурной запах». Но по правде говоря, я давно заметил, что даже умные и уважаемые люди слушают Шокира внимательно и на ус мотают. Словно он, Горох, знает что-то такое, что им неведомо...
Как ни удивительно, верно угадал не он, а Зирак. Муку и сахар привез нам Зухуршо, однако продукты оказались осквернены кровью несчастных Салима и Зухро. Мрачные и угрюмые, собрались мы на площади. Никого не радовали мешки с мукой на грузовиках, выставленные напоказ. Каждый думал о том, какую еще страшную цену потребует Зухуршо за свою «гуманитарную помощь».
