Осенний звон Романс Осенний звон, прощальный вечер. Благоуханье ярких звезд. Я вас, мой ангел, снова встретил Букетом самых нежных роз. Любовь моя, как ты похожа На свет мерцающей звезды. Все в мире тленно, все ничтожно, Я знаю: вечна только ты. Осенний звон, прощальный вечер, Поникли травы у окна. Вдали березы, словно свечи, Поляна воздухом пьяна. И я, мой друг, счастливый, пьяный От этих рощ, от этих нив. И ветер, спутник долгожданный, Мне шепчет лиственный мотив. Любовь моя, как ты похожа На свет мерцающей звезды. Все в мире тленно, все ничтожно. Я знаю: вечна только ты. «Нынче я от счастья пьяный…»
Нынче я от счастья пьяный. Ветер – сводник окаянный — Рассмешил меня до слез, Растревожил и понес За поля, пролески, кочки, К Миле, егеревой дочке. К тайным чувствам, в звон берез, В тишину болотных грез. Ветер, ты шумишь напрасно. Я влюблен в другую сказку. Там в березовом плену Под венец я взял луну. Приходи ко мне на праздник, В море сосен и берез. Зацелую, как проказник, Посмеемся мы до слез. Молитва Ветер свистит за околицей, Бьет полуночную тьму. Заяц как будто бы молится — Ест на поляне траву. Молятся зайцы и лоси, Почки глотая во тьме. Рысь словно рябчика просит: «Дай помолиться и мне!» Звери едят будто молятся. Ветер гудит по холмам. Выйду и я за околицу И помолюсь небесам. В мире, где мрачно и холодно, Присказка мудрая есть: «Чтоб не свалиться от голода, Надо молиться и есть». Нищета Я по лунному насту иду! В мире много других дорог, Но скольжу я по тонкому льду, Под собою не чувствуя ног. Бесконечная снежная даль, Ты послушай меня, пойми! То не снег расстелился, как шаль, То в полях стынут слезы мои. Может, болен я, может быть, пьян. Только это не сон и не блажь, Каждый встречный в пути басурман Или оборотень, или алкаш. Может, я надорвался, ослаб. Кровь мерещится всюду, гробы, — Каждый встречный продажный раб Одинокой своей судьбы. И на всех необъятных полях В тихий вечер иль в круговерть Совесть, вскормленную на рублях, Поджидает старуха смерть. Русь, родная моя сторона. Ты пойми, в этой жуткой красе Стынет в холоде не луна, Стынет кровь моя в нищете. Я боюсь ее, словно огня. Но Россия со мной в нищете. Не с того ли на склоне дня Ярко звезды горят – да не те. «Нет, не те!» – мне пророчит весна. То не звезды, то слезы – снег. Снег и слезы вокруг, и луна Кровью харкает, как человек. Бесконечная снежная даль. Ты послушай меня, пойми! Лебединых полей печаль Нам пророчит ненастные дни. Крест и черемуха За кладбищем осины, Черемуха и лес. Там, в голубой низине, Стоит железный крест. Он сильно проржавелый Согнулся – не узнать. Но снег черемух белых Над ним опять, опять… Ветшает крест и падает. Но раннею весной Вновь зацветет в нарядах Черемухи лесной. Кто-то пожмет плечами: «Гляди-ка, ожил вновь». А я скажу стихами: «У них любовь». Голод Константину Воронцову-Игнатикову Войду в пятистенку и плачу Бездомным щенком в полутьму. Наверно, с душою собачьей И с костью в зубах помру. А может, голодным волком — Похожи мы с ним судьбой. И мысли, и зубы колкие, И мудрости мы одной. Мой голод – рассвет онежский, Черемухи первый снег, И северный говор здешний От карбасов и телег. Помилуйте, разве можно По искренности не голодать Иль по реке таежной, В которой купала мать?! Россия… По ней голодаю… Куда ж она вновь поплыла, И нищая, и босая, Сжигая свой крест дотла? Войду в пятистенку и плачу Голодным щенком в полутьму. Наверно, с душою собачьей У голбицы и помру. Письмо в Москву Известному предпринимателю (под крышей общественной организации) господину Ш. Который год живу в лесах, В избе сосновой, по привычке, И вспоминаю часто Вас, Товарищ вечеров столичных. Но, получая бандероль, (В ней книга Ваша и печенье), Не радость чувствую, а боль, Не взлет, а страшное паденье. Вы пишете про «Жигули», Вы были в Лондоне, в Париже, А нас метели замели, И у лосей мозоли, грыжи. Есть в каждом слове жизни ткань, Гул мирной жизни или боя… А Ваша книга просто дрянь — Ни бури в ней и ни покоя. |
