Итоги боёв у Хасана были подведены на заседании ГВС 31 августа. Заседание проводилось под председательством Ворошилова. Присутствовали члены Военного Совета Сталин, Щаденко, Будённый, Шапошников, Кулик, Лактионов, Блюхер и Павлов. Присутствовали также Молотов и Фриновский. Кроме членов ГВС в Свердловском зале Кремля, где проходило заседание, был приглашён большой актив Наркомата обороны и представители военных округов и флотов. Докладывал о ходе событий Штерн. Вначале он охарактеризовал работу бывшего командующего 1-й Краснознамённой армией Подласа и его штаба как неорганизованную, подчеркнул их неспособность обеспечить боеготовность войск армии и особенно делал упор на плохую организацию первоначальных боевых действий 2 августа, когда атаки советских войск с севера и юга высот Заозёрная и Безымянная были отбиты японскими частями с большими потерями для Красной Армии. Чувствовалось, что в докладе Штерна было много предвзятого по отношению к командованию армии и в том числе к Подласу. По словам докладчика, войска стали удачно действовать только тогда, когда он, Штерн, вступил в командование армией.
Маршал Захаров в своей книге приводит характерный эпизод, который произошёл на этом заседании.
«Во время доклада Сталин обратился к Тимошенко, который в то время был командующим Киевского военного округа с вопросом:
— Товарищ Тимошенко, Вы просили этого человека (Подласа) к себе первым заместителем?
Тимошенко ответил:
— А я и сейчас прошу назначить товарища Подласа моим первым заместителем.
Такой прямой и решительный ответ произвёл почти на всех присутствовавших на совещании ошеломляющее впечатление. Поступок Тимошенко, его смелый и честный ответ Сталину у меня, как и у многих, на долгое время остался в памяти». Захаров даёт такую характеристику бывшему командарму: «Я лично знал Подласа с 30-х годов. Он был командиром 27-й стрелковой дивизии БВО. Это был командир большой честности и высокой воинской дисциплины. В 1938 г. Подлас был осуждён на пять лет, но в 1940 г. по настоянию наркома Тимошенко освобождён и возвращён на службу в Красную Армию. Во время войны он командовал 57-й армией и героически погиб в боях на харьковском направлении в период Барвенковской операции 12–27 мая 1942 г.» (50).
Были также заслушаны объяснения Блюхера и члена Военного Совета ДК фронта Мазепова. После обмена мнениями ГВС признал, что боевые операции у озера Хасан явились всесторонней проверкой мобилизационной и боевой готовности всех войск ДК фронта. Но несколько дней боёв показали, что боевая подготовка войск, штабов и командно-начальствующего состава фронта оказалась на недопустимо низком уровне. Плохо был подготовлен к войне и сам театр военных действий: дороги, мосты, линии связи. Количество участвовавших в операциях войск, участие в боях авиации и танков давали войскам фронта такие преимущества, при которых их потери в боях могли бы быть намного меньше. На заседании были названы цифры: 408 убитых и 2807 раненых. Цифры были занижены по сравнению с реальными потерями, но и они произвели тягостное впечатление на всех присутствовавших, особенно если учесть, что японские войска не применяли авиации и не имели танков.
В постановлении ГВС отмечалось, что «…основная задача, поставленная Правительством и ГВС войскам ДК фронта — обеспечить на Дальнем Востоке полную и постоянную мобилизационную и боевую готовность войск фронта, — оказалась невыполненной» (51). Виновных нашли сразу же. Ими оказались командиры, комиссары и начальники всех степеней фронта, а в первую очередь командующий фронтом Блюхер. Его обвинили во всех смертных грехах: «Вместо того, чтобы честно отдать все свои силы делу ликвидации вредительства в боевой подготовке ДК фронта и правдиво информировать Наркома и ГВС о недочётах в жизни войск фронта — т. Блюхер систематически, из года в год, прикрывал свою заведомо плохую работу и бездеятельность донесениями об успехах своей работы, росте боевой подготовки фронта и общем благополучном его состоянии. В том же духе им был сделан многочасовой доклад на заседании ГВС, в котором он скрыл истинное состояние войск ДК фронта и утверждал, что войска фронта хорошо подготовлены и во всех отношениях боеспособны» (52). Этим решением была перечёркнута вся многолетняя деятельность маршала по усилению войск и укреплению обороны Дальнего Востока в первой половине 30-х и поставлен крест на его дальнейшей карьере. После постановления ГВС был издан знаменитый приказ наркома от 4 сентября. С грифом «Сов. секретно. Особой важности.» он предназначался для ознакомления высшего командного состава РККА и был посвящён анализу хасанских событий.
Неподготовленность, неразбериха, командиры частей не знали, где взять вооружение, боеприпасы и боевое имущество. Некоторые артиллерийские батареи оказались на фронте без боеприпасов. Пулемётчики не получали запасных стволов, бойцы получали непристрелянные винтовки, а многие бойцы, даже одно из стрелковых подразделений 32-й дивизии, прибыли на фронт вовсе без винтовок. Оценка действий родов войск также была отрицательной. В приказе отмечалось, что: «все рода войск, в особенности пехота обнаружили неумение действовать на поле боя, маневрировать, сочетать движение и огонь, применяться к местности, что в данной обстановке, как и вообще в условиях Дальнего Востока, изобилующего горами и сопками, является азбукой боевой и тактической выучки войск. Танковые части были использованы неумело, вследствие чего понесли большие потери в материальной части» (53).
Составители приказа, дав негативную оценку действий войск, тут же нашли и виновных. Ими оказались командиры, комиссары и начальники всех степеней ДК фронта в первую очередь командующий маршал Блюхер. Карьера Блюхера и его судьба были предрешены ещё в ходе боёв, когда из Москвы на него спустили двух «цепных псов» Фриновского и Мехлиса, дав им приказ «разобраться с Блюхером». Так что на заседании ГВС и в итоговом приказе его просто добили.
В день заседания ГВС 31 августа Фриновский представил Ворошилову докладную записку, с которой наверняка был ознакомлен и Сталин. В этом документе он докладывал свои замечания о состоянии войск фронта и заявлял: «…что заговорщики, осуществляя свою гнусную предательскую линию на поражение Красной Армии, продали японцам всё, что смогли продать, привели по заданиям японцев в состояние дезорганизации и разрушения всё, из чего слагается готовность театра и его войск к войне». По его утверждению, это стало возможно потому, что «дело чёрной измены, начатое ранее арестованными заговорщиками, продолжали заговорщики, которых укрывали предатели, сидевшие в аппарате Управления НКВД Дальневосточного края. Последние отводили оперативные удары от право-троцкистских шпионов и диверсантов…». Не был забыт и командующий фронтом. Фриновский утверждал: «…как это сейчас установлено следствием, моральное разложение, отрыв от армии, преступное бездействие и внутреннее политическое сочувствие правым командующего фронтом Блюхера создавало благоприятные условия для подрывной работы заговорщиков» (54). Вот такой портрет маршала был составлен ко дню заседания ГВС.
Конечно, плохого командующего со всех сторон окружали «враги народа», которые якобы умело скрывались за его спиной, ведя свою преступную работу по дезорганизации и разложению войск фронта. Конечно их выловили — «органы» бдили. Но Блюхер всё равно был виноват, так как «…после разоблачения и изъятия из армии изменников и шпионов т. Блюхер не сумел или не захотел по-настоящему реализовать очищение фронта от врагов народа. Под флагом особой бдительности он оставлял, вопреки указаниям ГВС и Наркома, незамещёнными командиров и начальников частей и соединений, лишая таким образом войсковые части руководителей, оставляя штабы без работников, не способными к выполнению своих задач» (55). Можно представить, какими массовыми были репрессии на Дальнем Востоке, если только в высшем и старшем командном звене были сотни свободных должностей.
Поставили в вину Блюхеру и то, что 24 июля он подверг сомнению законность действий советских пограничников у озера Хасан, послав комиссию на высоту Заозёрная. Сделано это было втайне от члена Военного Совета Мазепова, начальника штаба фронта Штерна, заместителя наркома обороны Мехлиса и заместителя наркома внутренних дел Фриновского, которые в это время были в Хабаровске.