Японский генштаб занимался систематическим планированием. Применительно к Советскому Союзу это были два хорошо теперь известных плана: «ОЦУ» и «Кантокуэн». По оценкам наших известных историков-дальневосточников и в первую очередь А.А. Кошкина и А.С. Савина, разработка этих планов свидетельствовала о наличии агрессивных намерений империи по отношению к Советскому Союзу. Аналитики японского генштаба занимались перспективным планированием. Это было их повседневной работой, за которую они получали жалование, воинские звания и продвижение по службе. И неудивительно то, что они планировали варианты на все случаи жизни. Но и в Москве или Хабаровске наши военные аналитики занимались тем же, планируя успешные операции на полях Маньчжурии. Ведь не для обороны в укреплённых пограничных районах мы наращивали мощь дальневосточной группировки, значительно превосходившей силы Квантунской армии по всем показателям.

9 января 1934 г. Ворошилов подписал директиву № 61007, в которой были сформулированы задачи Дальневосточного фронта в случае войны с Японией. Был также указан состав сил фронта. Очевидно, это был первый документ, в котором были определены наступательные задачи фронта в случае войны. Естественно, что с 1934 по 1938 гг. оперативная обстановка как по ту, так и по эту сторону границы резко изменилась. При разработке оперативных планов в последующие годы учитывались итоги подготовки Японией плацдарма в Маньчжурии к началу 1938 г. Фиксировался рост численности и технического оснащения японской армии. Учитывалось перевооружение авиации, железнодорожное и шоссейное строительство в 1932–1937 гг., аэродромное строительство и сооружение укреплённых районов, рост пропускной способности и ускорение темпов развёртывания японской армии у границ СССР. Агентурная разведка ОКДВА отслеживала, и довольно успешно, накопление запасов вооружения и боеприпасов, а также экономическую подготовку будущего театра военных действий в Маньчжурии.

В штабных документах первой половины 30-х отмечалось отставание подготовки и оборудования нашего основного театра в связи с требованиями оперативной обстановки. При общей недостаточной подготовке дальневосточного театра особо резко отставала подготовка театра в дорожном отношении. Пропускная способность Амурской и Дальневосточной железных дорог не соответствовала требованиям армии: отсутствовали необходимые железнодорожные выходы к границе, не были оборудованы и закончены имеющиеся железнодорожные ветки, а основные железнодорожные узлы Дальнего Востока: Куйбышевка, Биробиджан, Хабаровск, Манзовка и Ворошилов не были подготовлены к усиленному приёму войск и боевой техники в случае начала широкомасштабной войны с Японией. Шоссейное строительство также не отвечало требованиям будущей войны: неудовлетворительные темпы строительства, низкое качество работ и несоответствие построенных участков оперативным нуждам армии.

Построенные в начале 30-х первые укреплённые районы к 1938 г. уже не соответствовали новым активным оперативным задачам армии, нуждались в реконструкции и усилении их полевыми войсками ОКДВА (это касалось в первую очередь укреплённых районов Приморья). Тяжёлое положение складывалось с развитием аэродромной сети на Дальнем Востоке и в первую очередь с развёртыванием оперативных аэродромов. Этих аэродромов требовалось очень много и для обеспечения постоянной боевой готовности авиации, и для перехода её на рассредоточенное положение в случае угрозы войны. Очень немногие аэродромы могли работать в течение всего года и имели бетонные взлётные полосы. Развитие аэродромной сети на северном участке театра военных действий (Камчатка, Северный Сахалин) и создание глубинных аэродромов было явно недостаточным. Но здесь от командования ОКДВА и, в частности, Блюхера мало что зависело. Вопросы аэродромного строительства и создания запасов горючего для ВВС решались в Москве на самом высоком уровне.

Конечно недостатков, снижающих мобилизационные возможности ОКДВА, хватало. За шесть лет очень бурного развития армии, изжить их было практически невозможно. Это и недостаточное количество пехоты в стрелковых дивизиях ОКДВА, и недостаток мобилизационных ресурсов людского и конского состава, особенно автотранспорта. Это оттягивало сроки отмобилизования армии до конца третьего месяца войны. Большое значение для боеготовности армии имел недостаток подготовленного контингента специалистов (пулемётчики, артиллеристы, связисты, сапёры). Для того чтобы их подготовить, нужно было брать людской контингент из пехоты, которой и так не хватало при мобилизации.

В начале 1938 г. командующий войсками ОКДВА Блюхер должен был подготовить доклад для Главного Военного Совета об оперативном плане Дальневосточного фронта на случай войны с Японией и его обеспечении. К сожалению, пока в архиве удалось обнаружить только план доклада (36). В этом документе отмечалось, что «недостаток сил первого оперативного эшелона ограничивает возможности радикального изменения плана, а в некоторых случаях обрекает операции на затухание в её начальном периоде». В проекте доклада были предусмотрены «Предложения по организации усиления ОКДВА в мирное и военное время». По этому плану предусматривалось: в Забайкалье переформировать в моторизованную 57-ю стрелковую дивизию и сформировать три новые стрелковые дивизии в Чите (взамен 36-й с.д.), Улан-Удэ и Иркутске. На благовещенском направлении должны были дислоцироваться по мирному времени одна стрелковая и одна кавалерийская дивизии. 20-й стрелковый корпус предполагалось усилить на одну, а Приморскую группу на две стрелковые дивизии. Для ВВС предусматривалось перевооружение 29-й авиационной бригады с устаревших бомбардировщиков ТБ-3 на новые ДБ-3. Бригаду собирались переформировать в два авиационных полка и разместить в МНР на аэродромах в Тамцак-Булаке и Баин-Тумене. Такая дислокация, в случае её осуществления, позволяла держать под бомбовым воздействием районы центральной и южной Маньчжурии с восточного, наиболее уязвимого направления. ПВО на этом направлении у Квантунской армии была слабой. К сожалению, это предложение не было осуществлено до лета 39-го. Таковы были основные намётки оперативного плана Дальневосточного фронта на 1938 г. (37). Очевидно, что кандидатура Блюхера как командующего фронтом в случае войны с Японией была утверждена в Москве. Поэтому он в своём докладе, над которым работал, рассматривал вопросы забайкальского и монгольского операционных направлений.

20 июля 1938 г. начались события, которые вошли в историю как вооружённый конфликт у озера Хасан. Как всегда, вначале действовали дипломаты. Японский посол Сигемицу посетил наркома Литвинова и потребовал отвода советских войск с высоты, расположенной западнее озера Хасан. Послу было заявлено, что вхождение высоты к западу от озера Хасан в состав советской территории ни в коем случае не может быть оспорено. Туда и раньше посылались советские воинские наряды, посылаются и теперь. В пределах своей территории передвижение советских войск регулируется советскими властями, и никакое вмешательство и требования другого государства не могут быть допущены. Сигемицу высказал предположение, что его правительство не будет удовлетворено ответом наркома, что необходимо принять меры к восстановлению спокойствия на границе, иначе Япония должна будет прийти к выводу о необходимости применения силы. Литвинов ответил: «Что касается применения силы, то если господин посол считает хорошим дипломатическим средством подобную угрозу и запугивание, которым некоторые государства действительно поддаются, то он должен знать, что успешного применения этому средству он в Москве не найдёт» (38). Дипломаты обменялись мнениями, и каждый остался при своих интересах. На дальневосточных границах запахло порохом.

Чтобы понять дальнейшие события, надо вспомнить о такой фигуре, как комиссар государственной безопасности 3-го ранга (по табелю о рангах РККА — генерал-лейтенант) полпред НКВД по Хабаровскому краю Генрих Люшков.