По расчётам Разведупра на октябрь 35-го количество самолётов, сосредотачиваемых на материке к началу войны с СССР, могло равняться 1410. По расчётам РО ОКДВА, это количество составляло 1677 машин. Разница — 267 самолётов. По расчётам Разведупра, к лету 36-го на материке может быть сосредоточено 13 авиаполков и до 500 самолётов морской авиации. Из них вся морская авиация, и до 10 полков, могут быть направлены на сунгарийско-приморское направление. Управление высказало предположение, что японское командование не решится к первому дню войны с СССР оставить совершенно без авиации забайкальское и южное (на МНР) направления. Для их обеспечения, включая сюда и благовещенское направление, потребуется не менее трёх авиационных полков. Разведка также обращала внимание военного руководства на то, что не исключена возможность проведения налётов на Хабаровск — Владивосток частью сил с островов Хоккайдо и северной части острова Хонсю с дальнейшей посадкой в Маньчжурии (38). Технически осуществить такой челночный рейд было возможно, запаса горючего у японских самолётов для этого хватало. Подобные рейды успешно выполняла английская и американская бомбардировочная авиация, летавшая с британских островов над оккупированной Европой и садившаяся для дозаправки на наши аэродромы под Полтавой. Но вот подобную идею, причём за несколько лет до войны в Европе, очевидно, высказали аналитики нашей военной разведки.

В августе 1937 г. в Забайкалье началась операция, которая оказала влияние на последующие события в этом регионе. Операция была окружена завесой непроницаемой тайны. О ней после войны не писали в официальных военно-исторических трудах. О её целях, задачах, методах исполнения ни слова не говорили историки — архивы были закрыты наглухо. Только в конце 80-х, когда кое-что было рассекречено, появилась возможность свести воедино отрывочные сообщения прошлых лет и архивные документы и выстроить достоверную картину событий.

Японо-китайская война, начатая 7 июля 1937 г., продолжалась, охватывая всё новые и новые районы Китая. В августе японские дивизии с упорными боями продвигались в глубь китайской территории. Часть сил японской армии в Китае была направлена на северо-запад к границам МНР. Может быть, в японском генштабе в то время и не разрабатывались конкретные планы агрессии против республики, но выход японских дивизий к её южным и юго-восточным границам означал реальную угрозу для этой страны. Слишком хорошо была известна привычка японских войск создавать «инциденты», после которых начиналась необъявленная война. Да и малочисленная армия МНР не могла служить серьёзным препятствием для японских войск, в случае начала конфликта. Это хорошо понимали и в Москве, и в Улан-Баторе.

Ударную силу монгольской армии составляли шесть кавалерийских дивизий численностью по 2015 человек. Пять дивизий прикрывали восточные и юго-восточные границы. В столице республики дислоцировалась одна кавалерийская дивизия, бронебригада, полк связи и полк лёгких бомбардировщиков. Все части армии были очень малочисленными. Численность полка связи составляла 400 человек, бронебригады — 517 человек. Такими же малочисленными были и оба авиационных полка, вооружённые устаревшими советскими самолётами Р-5. Общая численность вооружённых сил составляла 17 800 человек, включая сюда аппарат военного министерства, военное училище и территориальные кавалерийские полки, прикрывавшие южную границу республики.

Для надёжного прикрытия тысячекилометровых границ сил, конечно, было недостаточно. В случае японской агрессии ни о каком серьёзном сопротивлении без поддержки регулярных частей Красной Армии не могло быть и речи. Нескольких японских дивизий из экспедиционной армии в Китае было бы достаточно, чтобы пройти всю республику и выйти к советской границе в районе Кяхта. Такой была тревожная обстановка летом 1937 г. Может быть, она в какой-то мере и повлияла на те трагические события, которые произошли в республике.

Летом 1937 г. события в МНР развивались по советскому сценарию. Чойбалсан рвался к единоличной власти, убирая со своего пути всех неугодных. Массовые аресты, пытки, расстрелы — всё так же, как и у северного соседа. Сценаристов и режиссёров в виде «советников» из НКВД в Улан-Баторе было достаточно. И как следствие — «шпионаж в пользу Японии, заговор, свержение правительства и просьба к Японии о вводе войск на монгольскую территорию». Но если был «заговор», то нужна была и точная «дата» ввода японских войск. Режиссёры «заговора» решили назначить её на 9 сентября 1937 г. Эта дата, выбитая из заключённых в застенках МВД республики, и определила все дальнейшие действия высшего советского военного руководства. Стандартный набор преступлений, в которых были обвинены министр обороны Демид, премьер Гендун и другие высшие руководители республики. Информация о «заговоре» ушла в Москву. Пока неизвестно (архивы до сих пор закрыты), приняли ли всерьёз информацию на улице Фрунзе, или решили воспользоваться удобным предлогом, чтобы ввести войска на территорию соседней республики. Но решение о вводе войск в МНР было принято на высшем политическом и военном уровне.

Конечно, ввод войск в МНР санкционировался Сталиным. Директива Сталина командующему войсками ЗабВО была. В этом документе хозяин кремлёвского кабинета писал:

«Первое. Пакт о взаимной помощи гарантирует нас от внезапного появления японских войск через МНР в районе Байкала, повторяю, Байкала, от перерыва железнодорожной линии у Верхнее-Удинска и от выхода японцев в тыл дальневосточным войскам.

Второе. Вводя войска в МНР, мы преследуем не цели захвата Монголии и не цели вторжения в Маньчжурию или Китай, а лишь цели обороны МНР от японского вторжения, а, значит, и цели обороны Забайкалья от японского вторжения через МНР» (39).

Сталин приказал — Ворошилов выполнил. Слишком большая ответственность для наркома принять самостоятельное решение и ввести десятки тысяч бойцов и командиров на территорию другой страны без санкции «хозяина». Верил ли Ворошилов в «заговор» в Улан-Баторе? Думается, что нет. Слишком хорошо знал он кухню репрессий в РККА и методы работы советников НКВД в Улан-Баторе, расчищавших Чойбалсану путь к диктатуре. А вот новый начальник Генштаба Б.М. Шапошников мог и поверить в информацию о «заговоре», как поверил он в виновность Тухачевского, когда присутствовал на знаменитом процессе.

В середине августа телеграфная линия между Москвой и Иркутском работала с полной нагрузкой. Из Генштаба в штаб округа поступали шифрованные директивы о формировании группы войск усиления монгольской армии, переформировании стрелковых дивизий и механизированных бригад, формировании новых кавалерийских и авиационных частей. В округе готовились к крупнейшей после Гражданской войны переброске войск. Десятки тысяч бойцов и командиров, сотни танков и орудий, тысячи автомашин должны были скрытно сосредоточиться у советско-монгольской границы для дальнейшего продвижения на территорию МНР. К 20 августа 36-я стрелковая дивизия округа, дислоцировавшаяся в Чите, была переформирована в моторизованную дивизию. Для быстрого перемещения по обширным степным просторам Монголии частям дивизии были переданы пять автомобильных батальонов. Была переформирована по штатам военного времени и приспособлена к действиям в монгольских степях и 32-я механизированная бригада, выделенная из 11-го механизированного корпуса.

Для всех мероприятий, связанных с переформированиями и передвижениями частей округа к границам МНР, был создан режим строжайшей секретности. Даже в совершенно секретном приказе войскам округа об организационных мероприятиях, проведённых по особым указаниям Генштаба РККА, вместо пункта новой дислокации переформированных частей стояла фраза: «Дислокация по особому указанию Генштаба РККА». Делалось всё возможное, чтобы скрыть переброску крупной группировки войск на территорию Монголии.

Передвижение частей к монгольской границе началось 20 августа. Первыми начали марш на юг по старинному тракту Улан-Удэ — Кяхта 36-я моторизованная дивизия и 32-я механизированная бригада. Спешили, стремясь «к 9 сентября» выйти в намеченные пункты, чтобы прикрыть восточные и юго-восточные границы МНР от возможного «вторжения». Из частей округа была создана группа усиления монгольской армии. Командующим группой был назначен комдив Конев — будущий Маршал Советского Союза, комиссаром группы — корпусный комиссар Прокофьев. Через год, в июне 1938 г. Конев в одном из своих докладов в Москву так оценивал тревожную обстановку августа 1937 г.: «Известно, что опоздание с вводом войск РККА в МНР на 8—10 дней могло изменить обстановку не в нашу пользу, так как банда шпионов и японских агентов Гендун, Демид, Даризап готовила переворот в МНР 9 сентября, в этот же день должен был состояться переход границы японскими войсками» (40). Вполне возможно, что комдив, не посвящённый в высшую политику Москвы и Улан-Батора, искренно верил в существование заговора.