Под телеграммой стояла подпись Таирова. Фамилия в РККА была хорошо известная и его непосредственное обращение к наркому было вполне оправданное. Политкомиссар, участник Гражданской войны. Военком и член Реввоенсовета 10-й и 1-й конной армий. После войны в 1924–1927 гг. в Китае. Был комиссаром штаба южно-китайской армии, затем в группе советских военных советников у Блюхера в Китае. В 1929–1932 гг. был помощником Берзина и начальником агентурного отдела. В 1932–1935 гг. был опять у Блюхера членом Военного совета ОКДВА. В 1935–1937 гг. был назначен полпредом и уполномоченным ЦК ВКП(б) в Монголии. В 1937 г. был награждён орденом Ленина «за выдающуюся работу в области внешней политики». Но это не спасло его. 19 июля 1937 г. во время репрессий в МНР был арестован и 22 августа 1938 г. расстрелян. Потом, конечно, реабилитирован (2).

После получения телеграммы от Таирова и обсуждения обстановки в Генштабе состоялся разговор по прямому проводу между Москвой и Улан-Батором. В Москве был Егоров, в Улан-Баторе Таиров и советник монгольской армии комкор Вайнер. Егоров сообщил им, что мотобронеполк будет послан по маршруту Борзя — Соловьёва — Баин-Тумень в ближайшие 2–3 дня. Численность полка 800—1000 человек, батальон танков БТ, стрелково-пулемётный батальон и артиллерийская батарея. В феврале начнётся переброска из Кяхты в Ундурхан мотоброневой бригады (3). В Москве считали, что прибытие в восточную часть республики этих подвижных механизированных частей придаст устойчивость малочисленным и слабо вооружённым кавалерийским частям монгольской армии.

Но ввод частей Красной Армии на территорию соседнего государства был невозможен без ведома и санкции Сталина. И 27 января 1936 г. Ворошилов отправил ему письмо, в котором сообщалось, что для усиления частей монгольской армии в Баин-Тумень отправляется мотобронеполк, а из Троицк-Савска в Ундурхан мотоброневая бригада. Сроки отправки обеих частей согласованы с Таировым. Ворошилов просил генсека утвердить эти мероприятия и отпустить из фондов СНК СССР аванс в сумме 500 000 тугриков на устройство перебрасываемых в Монголию частей (4). Иностранную валюту выделяли из Госбанка только по указанию Сталина. В тот же день в Читу командующему войсками ЗабВО была отправлена шифровка, в которой указывалось, что ему нужно немедленно приступить к формированию на базе 20-й механизированной бригады особой мотоброневой бригады со сроком готовности 5 февраля. В телеграмме также указывалось: «Обращаю внимание на тщательный отбор личного состава, имея в виду, что бригада пойдёт к Вайнеру, также на соблюдение секретности мероприятия…» (5). Вот так первые части РККА появились на территории соседнего государства.

Военная разведка также внимательно следила за событиями на восточной границе республики. Периодические разведывательные сводки о положении на Дальнем Востоке, которые выпускались Разведывательным управлением, давали достаточно полную разведывательную информацию. Как правило, эти документы подписывались начальником Управления Урицким и его заместителями: комдивом Никоновым или начальником 2-го восточного отдела корпусным комиссаром Кариным. Иногда под документами стояла подпись заместителя Карина комбрига Панова. В списке рассылки сводок первой стояла фамилия наркома обороны и далее по нисходящей: его заместители, начальник Генштаба и т. д.

В сводке № 1 от 31 января 1936 г. отмечалось, что командование Квантунской армии продолжает политику организации диверсий в пограничных к Барге районах МНР, чтобы оказывать давление на правительство республики. При этом основная задача в проведении диверсионных мероприятий возлагалась на беломонгольские (так в тексте) отряды, входящие в состав войск МЧГ под руководством офицеров японской армии. Базой для действий в районе озера Буир-Нур является Ассыр-Сумэ в 60 километрах от маньчжурского города Ганьчжур. По данным разведки, в последних числах декабря 1935 г. в этом районе было сосредоточено до 700 человек, включая 250 солдат и офицеров из японского кавалерийского полка. В сводке отмечается, что на 25 января 1936 г. в районе Буир-Нур по агентурным данным сосредоточено до 450 человек из состава маньчжурского кавалерийского полка и до 200 японских солдат и офицеров. В составе этого отряда имеются бронемашины и артиллерия. В сводке также отмечалось, что имеются сведения о подготовке новой более крупной диверсии (6).

В сводке № 2 от 14 февраля говорилось о сосредоточении японской кавалерийской группы генерала Касаи в составе 1-й и 4-й кавалерийских бригад и батальона пехоты с танками, бронемашинами и артиллерией. К этой группе были добавлены ещё два эшелона с 50 танками. В этой же сводке, экземпляр которой был отправлен Таирову, отмечалось, что для непосредственного выполнения диверсионных налётов на МНР созданы две группы: в районе станции Маньчжурия и в районе озера Буир-Нур, а также приведены в боевую готовность части 10-го авиационного полка в Цицикаре. В случае обострения обстановки на монгольской границе эти части могли быть переброшены на хайларский аэродром, откуда японские самолёты могут достигать районов Тамцак-Булак и Баин-Тумень. Под этим документом стояли подписи Урицкого и Никонова. Возможно, что именно эта сводка послужила причиной отправки тревожной телеграммы Ворошилову (7).

В сводке № 4 от 22 февраля отмечалось, что по имеющимся в Управлении данным, в штабе Квантунской армии и в военном министерстве и генштабе в Токио происходят совещания по выработке общего плана действий в связи с положением на границах МНР. Этот план предусматривает действия пока локального характера, направленные против МНР, чтобы принудить ей принять требования, которые были предъявлены МНР на конференции на станции Маньчжурия. Но одновременно японское командование принимает меры по значительному усилению Квантунской армии на случай, если действия против МНР вызовут осложнения с СССР (8). В следующей сводке № 5 от 25 февраля эта информация была подтверждена. В этом документе указывалось, что: «По достоверным данным Квантунское командование окончательно решило произвести нападение на МНР крупными силами. Штаб Квантунской армии предполагает 26–28 февраля направить в Генштаб в Токио для согласования проект тех требований, которые будут предъявлены правительству МНР, вероятно, непосредственно перед вооружённым выступлением. Одновременно штаб Квантунской армии согласовывал с генштабом план самой операции, которой он будет руководить самостоятельно» (9).

После всех согласований в Токио и разработки плана военных действий в Харбине началась подготовка новой крупномасштабной провокации на восточных границах республики. 31 марта японский отряд общей численностью до 1500 человек из состава пехотного полка и кавалерийской бригады при поддержке танков, бронемашин, орудий и самолётов атаковал заставу Алдык-Долон и повёл дальнейшее наступление на Тамцак-Булак. В случае потери этого пункта весь восточный выступ территории республики был бы захвачен войсками Квантунской армии. Поэтому туда были брошены все наличные силы монгольских и советских войск и вся авиация. Бой 31 марта японские войска проиграли, оставив на поле боя 24 трупа и более сотни раненых. В сводке № 14 от 17 апреля отмечалось, что отпор, полученный в бою 31 марта, и подписание договора о взаимопомощи между СССР и МНР заставил японское командование поставить вопрос о дальнейшей линии поведения в отношении МНР. Окончательного решения по этому вопросу японским командованием в Токио ещё не принято и положение на границе МНР продолжает оставаться напряжённым. В сводке также отмечалось, что с 3 по 16 апреля новых нападений японо-маньчжурских войск на территорию МНР не производилось (10).

Японская разведка, имевшая солидную агентуру в Европе и в Америке, очень внимательно наблюдала за развитием военной авиации крупнейших стран мира. Тщательно исследовалось и развитие воздушного флота СССР. Экспертов японского генштаба интересовали тактико-технические данные военных самолётов, которые в случае войны могли появиться над городами и долинами Маньчжурии. О большем эксперты не думали. Японские острова, отделённые от суши сотнями и тысячами километров морей и океанов, считались совершенно недоступными для воздушного нападения любой державы мира. К середине 1930-х гг. в разведывательное управление японского генштаба начала поступать тревожная информация. Агентура в Приморье, которая осталась там со времён японской интервенции, и разведывательные пункты, расположенные в Маньчжурии и Северной Корее у границ с СССР, начали фиксировать появление в небе Приморья большого количества крупных четырёхмоторных бомбардировщиков. Сообщали о них и капитаны многочисленных рыболовных судов, бороздивших Японское море.