Хакён кивнул, не в силах больше произнести ни слова. Воншик, словно почувствовав, что его друг хочет остаться в одиночестве, покинул спальню. Хакён не был готов надеть медальон, тем более Эна больше нет. Положив медальон обратно, он засунул коробочку во внутренний карман чемодана и продолжил сборы. В груди продолжало тихо ныть, но Хакён заставляя себя двигаться, иначе он бы просто сошел с ума.

Вещи Тэгуна Хакён сложил все – получился один большой чемодан и две большие дорожные сумки. Их он вынес в коридор и поставил у двери. Потом подумал – вернулся в спальню, отыскал ручку и листок.

« Тэгун-а, ты самый лучший друг, который был в моей жизни. Я благодарен тебе за то, что ты всегда шел за мной, благодарен за твое безграничное доверие и понимание. Ты всегда был моей надежной опорой и поддержкой. Спасибо за то, что всегда был рядом. Мне жаль, что я не смог справиться, не смог защитить вас, не смог спасти группу. Несмотря на то, что мы больше… не вместе, ты должен пообещать мне, что будет по-прежнему стараться. Я надеюсь, что ты найдешь свой путь и засияешь так же ярко, как и раньше. Нет, еще ярче, так, чтобы я мог увидеть тебя даже через сотни миль. Так получилось, что я больше не твой лидер, но я по-прежнему твой друг. И если тебе будет очень тяжело, звони мне». Ниже Хакён написал свой новый адрес, где планировал остановиться и новый номер телефона.

Сложив записку, Хакён запихнул ее в карман одной из сумок Тэгуна. Большего он сделать уже не мог. Взяв свою сумку, Хакён вышл из спальни и, в последний раз обведя ее взглядом, плотно закрыл дверь.

Из соседней комнаты с сумками вышел Воншик.

- За вещами Хонбина приедут? – спросил Хакён.

- Нет. Менеджер сказал, что отправит их багажом на родину Хонбина. Что планируешь делать дальше?

- Пока не решил, – пожал Хакён плечами. – Я сбросил тебе свой новый номер, звони, если что.

- Ты тоже.

Хакён не был уверен, что они будут созваниваться и встречаться, но все равно кивнул. Их теперь больше ничего не связывало, а со своей разрушенной жизнью теперь предстояло разобраться каждому в одиночку.

- У меня автобус через час. Я поеду первым, – сообщил Хакён.

Из третьей спальни, везя чемодан на колесиках, вышел Санхёк. Он сбросил сумки Джехвана рядом с вещами Хонбина.

- Может нам подписать, где чьи вещи? – смотря на груду сумок, предложил Хакён.

- Джехвану я сам отвезу в больницу, его мать не сможет сюда заехать, – пояснил Санхёк.

- Ясно. Ну, что ж. Мне пора, – Хакён стойко сдерживал слезы.

Санхёк первым подошел и крепко обнял, не выпуская его больше положенного. Хакён никогда не думал, что расставание может быть настолько болезненным. Они ведь никогда не расставались друг с другом больше чем на две недели, а теперь возможно их пути расходятся навсегда.

- Все хорошо, Хёки. У тебя все будет хорошо, – попытался он приободрить мальчишку, похлопав того по спине. Воншик шмыгнул носом и отвернулся.

- А у тебя?

- И у меня тоже, – соврал Хакён. – Все, отпускай меня, а то я опоздаю на свой автобус.

Санхёк разжал руки и отступил, давая возможность Воншику подойти ближе. С Воншиком объятия были короткими и по-мужски скупыми, но от этого не менее болезненными.

- Держись, хорошо? – Воншик тоже старался не лить слез.

- Хорошо, – выдавил Хакён из себя улыбку. – Удачи вам. Обоим.

Подхватив сумки, Хакён махнул им обоим рукой и направился в коридор на ходу прощаясь с домом.

Он не плакал ни когда выходил из общежития, ни когда ехал на автостанцию, ни даже когда прощался с менеджером. Накрыло его, уже когда автобус ехал по пустой дороге к новой жизни. Он задыхался от непрошеных слез, прячась от всех за глубоким капюшоном, который скрывал его лицо.

Смотря на безграничные, пустые поля, он все отчетливее понимал, что старая жизнь закончилась. Хакён знал, что не смог бы больше оставаться в Сеуле. После того, что произошло, ему там просто нет места. Из популярного айдола он превратился для всех в истеричного, ненормального парня, который целуется со своим одногруппником, который нападает на другие группы, чтобы отобрать награду. Из любимца он превратился в того, кого ненавидят и презирают. Ким Сонтек постарался, обрезав все мосты для их возвращения.

Теперь оставался только один путь – вперед, в никуда, в туман, который грозил никогда их не выпустить на новую дорогу.

====== Часть 2. Новая жизнь. ======

Год спустя.

Хакён натянул поверх майки свитер и сверху еще накинул толстовку. В доме было холодно, несмотря на то что еще не пришла зима. Поздняя осень в районе Пусана выдалась на удивление морозной. О таких новомодных конструкциях, как утепленные полы, в этой деревни никто не слышал, отчего Хакён постоянно раздражался. Он не любил холод. И если летом все еще было сносно, то с наступлением осени он одевался так, будто жил на Северном полюсе.

На плите засвистел чайник. Натягивая рукава толстовки до самых кончиков пальцев, Хакён достал кружку и, положив кофе, залил кипяток. Обхватив кружку двумя руками, он вернулся к креслу и теплому пледу. Горячий напиток помог немного согреться и взбодриться. Скоро нужно было выходить на работу, а делать этого очень не хотелось. Хакён бы многое отдал сейчас, чтобы просто полежать в постели под теплым одеялом до самого обеда. Зазвонил телефон.

Хакён неохотно отставил кружку на столик, где лежала развернутая книга, и отыскал телефон. Звонили ему нечасто. Если уж совсем честно, то за прошедшие полгода, кроме матери, ему вообще никто не звонил. Хакён на подобную «популярность» внимания не обращал, он бы с радостью избавился бы от телефона совсем. Но держать телефон возле себя заставляли всего две причины. Первая – угроза матери, что она приедет и заберет его из «этой ужасной дыры», а вторая… о второй Хакён не собирался думать. Он просто держал телефон. На всякий случай. И все.

- Да, мам. Я тепло одет, я хорошо кушаю, хорошо сплю и все у меня отлично, – с ходу начал Хакён, устав слушать каждый раз одни и те же вопросы.

- Не будь таким вредным, я же беспокоюсь, – обидчиво произнесла мать. – Что ты ел на завтрак?

- Кета, – подумав о том куске, который он заставил себя проглотить полчаса назад, честно ответил Хакён.

- А что ел вчера на ужин?

- Кета, – уже без прежнего энтузиазма ответил Хакён, понимая, к чему сейчас начнет клонить мать.

- И в обед снова будешь есть свою рыбу? – недовольно бросила она в трубку.

- Нет, я пойду в кафе, – соврал Хакён, чтобы отделаться от матери.

- Один?

- Нет, с друзьями, – очередная ложь сходит с языка без всяких проблем. Хакён снова подтянул к себе большую кружку кофе, чтобы хоть одной рукой погреться.

- Ты должен больше бывать с друзьями, иначе совсем зачахнешь без своих танцев, – проехалась она по больному.

- М. Мам, мне пора на работу. Пока. Передавай привет остальным, – быстро произнес Хакён в телефон. – Бай-бай.

Он нажал на сброс вызова и раздраженно откинул телефон в сторону кровати, которая находилась в трех шагах от кресла. Хакён подумал о том, что телефон он все же выкинет. Разговоры с матерью каждый раз утомляли его все больше.

Допив кофе, Хакён заправил постель, убрал книги в стопку на полу и направился на работу. На улице оказалось еще холоднее, чем дома. Хакён застегнул толстовку под самое горло, спрятал руки в карманы и быстрым шагом направился к причалу.

По дороге он встретил только свою соседку, пожилую женщину, которая развозила всем молоко. Хакён быстро поздоровался с ней и прибавил шаг, спускаясь по протоптанной тропинке к причалу. Старик Ким уже перетаскивал рыбу из сетей по ящикам. Хакён подбежал к старику и забрал у него один из свитков.

- Аджосси, ну что вы меня не подождали? – возмутился Хакён, перекладывая рыбу в морозильный ящик. – Такую тяжесть, а вы поднимаете!

- Ничего-ничего. Я не совсем еще старый, способен кое на что, – засмеялся старик. – А вот тебе бы поберечь себя надо. Сколько еще у меня работать собираешься? Ты парень молодой, красивый. Тебе бы в город надо.