Воншик же просто накинул на голову капюшон, чтобы не так бросаться в глаза, надел маску.

Санхёка будить не стали. Он так умиротворенно спал, что Хакён посчитал – так будет лучше. Ребенку нужно было отдохнуть и не влезать в это еще глубже.

Они вышли из здания общежития и сразу попали в ловушку. Перед зданием столпилась толпа фанатов. Девушки- школьницы стояли разъяренной толпой с плакатами, гласившими «смерть Эну», «Эн-жалкий трус», «ублюдок, покусившийся на чужую награду». Кривые, но яркие буквы врезались в мозг отвратительным, ядовитым жалом.

- Он вышел! – закричала фанатка в короткой юбке. Тут же девушки стали гневно выкрикивать свои лозунги.

- Ты не достоин называться айдолом!

- Ты ударил нашего оппу!

- VIXX – ничтожества!

- Трусы!

- Ча Хакён, неудачник, если ничего не можешь, уходи со сцены!

- Прочь со сцены! ЕХО – лучшие!

Хакён застыл на месте напротив толпы разъяренных девушек, которые готовы были его разорвать в любую минуту. В глазах защипало. Ненависть, исходившая от них, чувствовалась кожей. Острая, жгучая, льющаяся через край.

- Вы ничего не знаете, – вступился Воншик, тоже наблюдая за митингом.

- С ним ты тоже спишь? Хонбина тебе мало, Эн? – насмешливо выкрикнула из толпы одна из девчонок.

Кто-то из толпы кинул в него яйцо, которое больно ударило в плечо и разбилось, растекаясь по пиджаку жидкой субстанцией. За первым полетело еще одно, которое угодило правее. Хакён не двигался с места. Неприятно, противно от них, от себя.

- Прекратите! – попытался оставить эту казнь, Воншик.

- Не надо, – хрипло произнес Хакён, потянув друга к машине.

Толпа фанатов бросилась к ним, не переставя проклинать группу и кричать ругательства. Некоторые стали бить плакатами. Хотелось ударить в ответ, Воншик пытался оттеснить их в сторону, но девушки словно озверели, набрасывались, как свора бешеных собак. Хакён сумел протиснуться к дверце машины, кто-то задел его палкой плаката по виску, рассекая бровь. Хлынула кровь, и это лишь немного остудило фанаток. Но именно это позволило им залезть в машину. Толпа бесновала, кидая в машину сырыми яйцами.

Хакён завел машину, дал резкий задний ход, пока фанатки не перекрыли выход и развернулся на узком тротуаре, едва не царапая бок машины о фонарный столб. Вдавив педаль газа в пол, Хакён гнал по полупустой улице, не совсем понимая, куда едет. Его трясло, руки дрожали и Хакён до побелевших костяшек вцепился в руль. Сердце билось с перебоями. Было до жути страшно, обидно, противно. «Неудачник… ничтожество… умри…» – эхом в голове, как на повторе. По виску стекали капли крови, падая на ресницы.

- Останови машину, ты ранен, – потребовал Воншик через некоторое время. – Хакён, останови машину! – отпихивая его ногу, Воншик надавил на тормоз.

Машину резко качнуло вправо, они слегка стукнулись об бордюр, но остановились. Хакён пару секунд прерывисто дышал в тишине салона. Ударил со вскриком по рулю. Хотелось орать в полную мощь легких. За что? Почему? Почему это все происходит с ним???

Он не мог взять себя в руки. Его накрывало с головой от неконтролируемой истерики. Еще неделю назад он был на вершине славы, его любили, боготворили, они собирали целые стадионы на своих концертах, их альбомы расходились за несколько часов, а фанаты бегали хвостиком, с обожанием заглядывая в лицо.

А теперь на одежде желто-белесая жидкость, в волосах скорлупа и кровь тоненькой струйкой стекает с виска. Какой-то дурной сон…

Страшный, нескончаемый сон, который вытравливал душу, забирая все по частицам, по крупицам, все больше и больше.

Хакён ощутил соленый привкус на губах и быстро вытер мокрые щеки.

- У тебя кровь, – сглотнув, произнес Воншик. Хакён вспомнил о присутствии друга и почувствовал себя еще более жалким. Воншик протянул салфетку и осторожно промокнул ей кровь на лбу. – Тебе надо в больницу, – осторожно сказал он.

Прикусив губу, Хакён мотнул головой.

- Нам надо в полицию, – судорожно выдохнув, Хакён снова завел мотор. Вытер слезы, кровь, проигнорировал ноющую боль в висках. – Я в порядке.

В полиции им пришлось долго объяснять следователю по делу Хонбина и Тэгуна, чего они хотят. Хакён больше не мог злиться. Он был в отчаянии. Когда полицейские смотрели на него с сочувствием и жалостью, он уже тогда понял – они не помогут. Они считали его просто свихнувшимся айдолом, который набросился на своего коллегу, чтобы отобрать награду. Воншик пытался убедить следователя, чтобы они хоть что-то сделали, но «Ким Сонтек уважаемый журналист, он не малолетняя фанатка», «у него нет мотива», «мы ищем ваших друзей». Хакён не мог уже сдерживаться, он хотел наброситься на этого толстокожего, ничего не понимающего мужчину в форме, который не хотел сделать ничего, чтобы спасти Хонбина. Но Воншик удержал, благоразумно увел его из участка.

Весь мир казалось теперь настроен против них. После полицейского участка они отправились в компанию, предварительно позвонив Санхёку и запретив ему выходить из общежития. В компании их встретили, как врагов народа. Хакён чувствовал на себе прожигающие, презрительные взгляды стаффа, от которых становилось дурно. Ни Ян Мин, ни адвокаты, ни менеджер – никто больше не хотел слушать. Никто не принимал его слова всерьез, никто не хотел помочь, все только смотрели фактам в лицом, напоминая о драке на сцене, о неподобающем поведении для айдола, о последствиях его «бессмысленной и глупой выходки».

Выйдя из компании, Хакён едва стоял на ногах. Его трясло от несправедливости. Воншик стоял рядом, и только это одно пока удерживало на краю.

- Мы найдем его, – положив ладонь на плечо, произнес Воншик. – Ты должен быть сильным.

Хакён услышал знакомый голос с экрана телевизора из соседнего магазина. На большом мониторе Сонтек сидел в мягком кресле, напротив него расположился молодой незнакомый парень. Хакён на деревянных ногах, как в трансе, подошел ближе.

- Сегодня мы хотим раскрыть сенсационную правду уже о нашумевшей в последнее время группе – концептуальных айдолов нового поколения – VIXX, – с лживой улыбкой произнес журналист в объектив и повернулся к своему гостю. – И речь пойдет о лице группе, о красавце Хонбине, по которым столько девушек сходило с ума.

- Наивные, – хохотнул парень в кресле. – Девушки этого красавчика не интересуют.

- Да вы что? – в приторном удивлении бросил Ким Сонтек.

- Да. Хонбин- гей. И он уже влюблён в их лидера. Вот, сами послушайте.

Хакён смотрел на экран, а сердце отбивало сумасшедший ритм. Сонтек включил знакомую запись. И голос пьяного Хонбина разнесся на всю округу. Хакён закрыл глаза.

Ему казалось, что мир вокруг него рушится, осыпается на части, один за другим, как песочный замок. Земля уходила из-под, открывая объятия ада.

«Я люблю тебя… люблю» – голос Хонбина из динамиков, как нож под ребра, в самое сердце.

Ким Сонтек смотрел в камеру, но Хакёну казалось, что он смотрит прямо на него. Насмешливая улыбка скрытая за любопытством и заинтересованностью в интервью терзала разнесенную в прах душу. Ублюдок!

- Как интересно, – протянул журналист, когда запись с диктофона закончилась. Он слегка коснулся куклы на столе, куклы, которую они использовали в съемках клипа на песню «VOODO DOOL». – Вам не кажется, что это ужасно. Любить, но не в состоянии спасти свою любовь? Видеть, как будущее человека, которого ты любил, рушится день за днем, день за днем? – Ким Сонтек снова смотрел в камеру. – Можно представить, что сейчас чувствует Хонбин, наблюдая за падением своего любимого.

- Эээ … думаю, подобные отношения омерзительны!

- А что, если ни он один наблюдает за падением? И что если это падение в буквальном смысле? – Ким Сонтек взял куклу Вуду в юбке и столкнул ее, как бы случайно со стола. – Он сможет это пережить?

По телу пробежали мурашки. Вторая кукла Вуду, та, что осталась на столе, на чьей руке были деревянные вставки…

Санхёк.

- Санхёк, – от ужаса выдохнул Хакён, не зная, что делать, куда бежать. От сумбурных мыслей в голове начинало тошнить.