В общем, ошеломленный ужасной новостью Петр Великий не видел спасительного выхода из образовавшегося тупика. И какой же приятный сюрприз царя ожидал. Екатерина порекомендовала наилучшее средство улаживания проблемы. Герцога с дочкой обвенчать, но с условием, что они возьмут на себя обязательство одного из сыновей привезти в Россию в качестве «сукцессора», то есть престолонаследника. Кроме того, Анна должна официально отречься от любых претензий «на корону и империум Всероссийский». А подлинным мотивом расправы с Монсом пусть будет адюльтер камергера с ней, императрицей, а не с цесаревной. Эту сплетню публика «проглотит» с удовольствием и не предпримет поиски иной правды. Зато репутация Анны Петровны останется незапятнанной.

Можно понять удивление государя. Ведь Екатерина ни мудростью, ни остротой ума никогда не славилась. Откуда же в таком случае на жену снизошло столь счастливое озарение? Петр, похоже, ответа на сей вопрос не нашел или не успел найти. А мы попробуем. Секрет Анны Петровны за пределы семьи не просочился. Иначе бы источники не преминули обмолвиться о подозрениях на этот счет. Источники, однако, молчат, а словоохотливый мемуарист Г.-Ф. Бассевич, хорошо знакомый с обеими цесаревнами, поведал потомкам исключительно о прегрешениях императрицы. Рассказанный им анекдот о разбитом вдребезги зеркале и угрозе императора превратить супругу «в прежнее ничтожество» ныне очень популярен в исторической литературе. Следовательно, отличился кто-то из Романовых. Методом исключения обнаруживаем героя – цесаревна Елизавета Петровна. Анна на собственном отречении от прав на российский скипетр не настаивала бы. Ну а прочие отпрыски – две Натальи, один Петр – совсем еще малы.

По-видимому, события развивались так. Весть об аресте Монса крайне перепугала старшую цесаревну. Боясь неминуемого отцовского гнева, она призналась во всем младшей сестре. И та в течение ночи попыталась разрешить трудную головоломку, удовлетворив по возможности всех – и сестру, и батюшку, и «общественное мнение», и, разумеется, себя. К утру Елизавета оптимальную комбинацию рассчитала. Анна со всем согласилась. Второй с ней ознакомилась мать, которая при исполнении задуманного пострадала бы больше других. Тем не менее царица план одобрила и взялась от своего имени представить императору. Императору, как мы знаем, замысел весьма понравился. Впрочем, одну поправку в программу действий Петр внес: запретил Остерману сразу называть герцогу имя суженой.

Только когда страсти и шум вокруг дела Монса немного улеглись, 22 ноября (3 декабря) 1724 г. Карла-Фридриха тот же Остерман оповестил, на ком придется жениться – на Анне Петровне. Обручение, как и наметил тесть, состоялось 24 ноября (5 декабря) 1724 г. Тем же вечером Анна Петровна подписала брачный контракт, по секретному артикулу которого отреклась от притязаний на российский престол и поклялась по вызову из России прислать кого-либо из сыновей для провозглашения «сукцессором».

Таким нечаянным образом в ноябре 1724 г. Елизавета вдруг почти вплотную приблизилась к титулу престолонаследника. Опережал принцессу единственно внук императора великий князь Петр Алексеевич. Опережал теоретически, ибо отец намерений отдать ему трон не имел. За отрока хлопотала родовитая знать во главе с братьями Голицыными. А еще мальчишке сочувствовал простой народ, чтивший традиции, согласно которым царский венец полагалось принять следующему мужчине в роде, каковым и был девятилетний Петр. Обойти соперника Елизавета могла, опираясь на закон 1722 г. Требовалось заручиться поддержкой императора и подписать официальный указ. Между тем Петр I не торопился с выбором, надеясь на рождение второго внука, любимого. Так что при желании младшей цесаревне ничто не мешало попробовать переубедить отца, на что, правда, понадобилось бы какое-то время. А вот его-то как раз и не оказалось[4].

17 (28) января 1725 г. застарелый урологический недуг Петра I внезапно обострился. Император слег, испытывая страшные боли. Мнения врачей о способе лечения разделились. Пока колебались и спорили, драгоценные часы истекли. В итоге с оперативным вмешательством британского хирурга Уильяма Горна опоздали. Утром 26 января (6 февраля) началась агония, и все поняли, что в России вот-вот появится второй император – Петр II, а при нем регентша – императрица Екатерина Алексеевна. Вариант компромиссный, зато вполне законный и, главное, приемлемый для обеих придворных партий – аристократической и разночинной. Лидер первой, Д.М. Голицын, выражал интересы преобразившегося в ходе реформ благородного сословия московского государства. Предводитель второй, А.Д. Меншиков, отстаивал чаяния прочих сановных чинов, возвысившихся из низов благодаря протекции Петра или приехавших служить новой родине из-за границы. Непримиримого антагонизма между ними не наблюдалось. И о ревизии кем-либо петровского курса на европеизацию речь вовсе не шла. Спорили больше о тактике, чем о стратегии. Отсутствие или наличие «голубых кровей» на соперничество, безусловно, влияло, но не в решающей степени.

Итак, ничто не предвещало конфликта после смерти Петра Великого. И тем не менее конфликт случился. Случился, разумеется, по вине партии более слабой – разночинной, чувствовавшей себя менее уверенно. Положение младшего партнера в правящей коалиции ее не очень устраивало. Хотелось твердой почвы под ногами – своего человека на императорском троне. Пока веские основания для того не появились, смиренно помалкивала. Но стоило им забрезжить на горизонте, отважно ринулась в бой. Что же произошло? Чья-то очень «светлая голова» придумала, как заставить сторонников Петра II проголосовать против Петра II. Причем, без всякого бряцания оружием. Прекрасно зная лично всех тех, кому предстояло выбирать нового императора, она детально рассчитала беспроигрышную комбинацию, которую и воплотили в жизнь П.А. Толстой, А.Д. Меншиков, П.И. Ягужинский и Феофан Прокопович в предутренние часы 28 января (8 февраля) 1725 г. на расширенном заседании Сената в императорском Зимнем дворце.

Квартет произвел имитацию завещания Петра Великого, убедив партию Голицына в существовании такового. Феофан Прокопович рассказал о беседе ряда лиц с Петром I перед Персидским походом, посвященной проблеме престолонаследия. Признался, что император видел преемником собственную супругу. Правоту духовной особы подтвердили названные им светские персоны, якобы бывшие на той встрече, в том числе и активный приверженец Петра II Г.И. Головкин. Естественно, канцлер солгал, к чему его склонил зять, П.И. Ягужинский. А чтобы Д.М. Голицын с товарищами не заподозрили подвоха, прежде А.Д. Меншиков с гвардии штаб-офицерами превратили заседание Сената в базар. Шумом, криками, бранью, оскорблениями разозлили и вывели оппонентов из себя. Так что, когда слово взял Феофан Прокопович, они, взвинченные, на нервах, адекватно воспринимать исповеди епископа и иже с ним не могли и, пораженные откровенностью Головкина, члена великокняжеской партии, капитулировали, после чего, во исполнение воли Петра, безропотно проголосовали в пользу Екатерины.

Потом, успокоившись, и Голицыны, и Долгоруковы, и Репнин вспомнили о родственных связях Головкина и догадались о мифичности тестамента Прокоповича. Однако, как говорится, поезд уже ушел. Императрицей стала вдова царя-реформатора. Вердикт Сената о том «аристократы» заверили добровольно, и посему ни о каком пересмотре не стоило даже заикаться.

А как же гвардии полки, ключевую роль которых подчеркивают авторы едва ли не всех монографий, посвященных дворцовым переворотам XVIII века? Да никак! Бассевич нафантазировал «бой барабанов обоих гвардейских полков, окружавших дворец». Барабаны если и били, то не «обоих» полков, а одной сводной роты преображенцев (сто шестьдесят четыре штыка), вызванной из казарм для усиления дворцового караула – ста шестидесяти пяти семеновцев. Причем, возможно, приказ поступил в Преображенский полк уже после того, как А.И. Ушаков известил однополчан об избрании Екатерины Алексеевны самодержицей. Так что кровопролитие вельможному собранию нисколько не грозило. «Светлая голова» позаботилась и об этом. А принадлежала она, несомненно, пятнадцатилетней Елизавете Петровне, действовавшей и на сей раз за спиной дорогой матушки. Цесаревна советовала, царица распоряжалась через Толстого и Меншикова. Результат одинаково удовлетворил каждого. Партия Александра Даниловича возглавила правящую коалицию. Юная принцесса воспрепятствовала провозглашению государем Петра II. На престоле оказалась та, которая, во-первых, ранее о том не смела и мечтать, во-вторых, в отличие от почившего императора, не считала зазорным женское правление[5].