Поиск правды – главная тема Ибсена во всех пьесах о современности. И он не боится поставить человека перед личным выбором, заставить думать своей головой и оспаривать общепринятые истины и нормы. В его пьесах носителем и двигателем прогресса является не большинство, а презираемое всеми меньшинство, часто – вообще один человек (и за это доктора Стокмана будут преследовать как врага народа). Меньшинство ищет правды, но она у Ибсена всегда и конструктивна, и разрушительна одновременно, она необходима, но часто очень неприятна. При этом, в отличие от нашего постмодернистского неразличения добра и зла, мол, все кошки серы, правда и неправда – суть одно и то же, у Ибсена нет сомнений, что зло – это зло. Он всё называет своими именами и «старомодно» требует от героев совершить нравственный выбор. Все (и я в том числе) переводят Gengangere как «Привидения», теряя второе значение этого слова: повтор, какие-то воспроизводящиеся раз за разом ситуации, отношения, суждения. И в этом смысле Ибсен сам такой gjenganger, то есть классик литературы в чистом виде: он является каждому новому поколению и снова задает свои неприятные вопросы. И снова мы, читатели, пребываем в мучениях героев, в их умении обманываться в самых очевидных вещах, в том, как они зачем-то превращают сложную ситуацию в неразрешимую, легко узнаем себя. Ибсен действительно много писал о разрушительной силе денег, но ставят его пьесы не только в странах, где есть возможность быстрого обогащения и нет моральных преград, но и в законопослушных Европе, Америке, Японии. Потому что тяжесть этого выбора между совестью, деньгами и чувством не становится легче никогда.

И в заключение несколько слов об уникальном проекте Ibsen in Тranslation – его ведет Ибсеновский центр Университета Осло, а представленные переводы – русская часть проекта. В 2006 году отмечалось столетие со дня смерти Ибсена. К этой дате издательство Aschehoug выпустило тридцатидвухтомное комментированное собрание сочинений Ибсена, над которым работала большая международная команда ибсеноведов. Это самая полная текстологическая версия, сверенная, уточненная и выправленная, своего рода официальный стандарт Ибсеновских текстов. На основании это собрания сочинений тогдашний глава Союза переводчиков Норвегии Эллинор Колстад и директор Ибсеновского центра Университета Осло Фруде Хелланд начали вести проект Ibsen in Translation. Речь идет о новых переводах Ибсена на те языки, где в этом есть насущная необходимость. Например, на русский пьесы о современности не переводились сто с лишним лет: блистательные дореволюционные переводы Ганзенов были отредактированы в пятидесятые годы Владимиром Адмони, и в 2006 году Ирина Куприянова и Андрей Юрьев отредактировали старый перевод «Росмерсхолма». Но парадокс в том, что быстрее всего устаревает в литературном языке самая «актуальная» составляющая. Ибсен настаивал на том, что его герои должны разговаривать на сцене точно как в жизни. Однако эта самая жизнь так серьезно изменилась за прошедшие, считай, полтора века, что и укорененный в ней язык, впитавший революции, войны, реформы, тоже очень изменился, ускорился, стал прагматичнее. Язык, на который перевожу я, не тот, на который переводили Балтрушайтис и Ганзены. Проект Ibsen in Translation устроен так: мы, переводчики из разных стран, одновременно переводим пьесы о современности на испанский, китайский, хинди, арабский, египетский, фарси, японский и русский, руководствуясь единой стратегией. Выработать ее оказалось нелегко, но все же мы сформулировали ее так – переводим полный текст Ибсена на современный литературный язык (и оставляем режиссерам самим приспосабливать текст специально под нужды театра). Это, некоторым образом, синхронное плавание: каждый работает сам, но мы встречаемся, чтобы обсудить и внимательно прочитать каждую пьесу вместе, с Фруде Хелландом, Эллинор Колстад и экспертами. Само по себе это обсуждение всегда дело захватывающее: японский переводчик должен составить точную иерархию всех действующих лиц, учитывая их пол, возраст, доходы и родственные связи, иначе нарушится вся система обращений в пьесе; китайский всегда мучается с божбой, арабский – с крепкими напитками, а я, например, с тем, что и «дом» как здание и «дом» как семья и семейный очаг переводятся на русский язык одним и тем же словом, а «гражданин» и «горожанин», наоборот, суть одно норвежское слово, нужная птица оказывается не того рода, русские должности совершенно не соответствуют норвежским и прочие обычные переводческие трудности. По счастью, у каждого переводчика есть группа поддержки – эксперты, с которыми можно эти проблемы обсудить. Поэтому закончить свое короткое слово мне хочется словами благодарности переводчику Нине Федоровой, театроведу Марине Астафьевой и профессору-скандинависту Галине Храповицкой, моим внимательным и придирчивым экспертам, самым первым читателям, и руководителям проекта Фруде Хелланду и Эллинор Колстад за помощь, беседы, обсуждения. Пьес о современности всего двенадцать, так что будем надеяться, что этот том – первый в большом проекте.

К о н с у л   Б е р н и к.

Б е т т и   Б е р н и к,   его жена.

У л а ф,   их сын, 13 лет.

М а р т а   Б е р н и к,   сестра консула.

Ю х а н   Т ё н н е с е н,   младший брат Бетти Берник.

Л о н а   Х е с с е л ь,   старшая сводная сестра Бетти Берник.

Х и л м а р   Т ё н н е с е н,   двоюродный брат Бетти Берник.

Р ё р л у н д,   учитель с университетским дипломом.

Р у м м е л ь,   крупный коммерсант, оптовик.

В и г е л а н н,   коммерсант.

С а н с т а д,   коммерсант.

Д и н а   Д о р ф,   воспитанница в доме Берника.

К р а п,   поверенный и управляющий верфью и делами Берника.

А у н е,   корабельный мастер.

Г о с п о ж а   Р у м м е л ь,   жена коммерсанта Руммеля.

Ф р ё к е н   Р у м м е л ь,   ее дочь.

Г о с п о ж а   Х о л т,   жена почтмейстера Холта.

Ф р ё к е н   Х о л т,   ее дочь.

Г о с п о ж а   Л ю н г е,   жена доктора Люнге.

М е щ а н е   и   г о р о ж а н е   разных сословий,   и н о с т р а н н ы е   м о р я к и,   п а с с а ж и р ы   парохода и   др.

Действие происходит в доме консула Берника в небольшом южном приморском городке.

Просторная зала с выходом в сад в доме консула Берника. Слева на авансцене дверь в кабинет консула, чуть дальше по той же стене еще одна дверь. В середине противоположной стены широкая входная дверь. Задняя стена сплошь из зеркальных окон и с дверью, распахнутой на широкую террасу, затянутую навесом от солнца. Ниже террасы видна часть сада, обнесенного оградой, и калитка. За оградой улица, на противоположной ее стороне – белые деревянные домики. Лето, жарко, палящее солнце. По улице во все время действия ходят люди, кто-то останавливается перекинуться словечком-другим, в лавочке на углу идет торговля и т. д.

В зале за круглым столом расположилось дамское общество. В центре –    г о с п о ж а   Б е р н и к.   Слева от нее   г о с п о ж а   Х о л т   с   д о ч е р ь ю,   далее   Г о с п о ж а   Р у м м е л ь   с   д о ч е р ь ю.   Справа сидят   г о с п о ж а   Л ю н г е,   М а р т а   Б е р н и к   и   Д и н а   Д о р ф.   Все заняты рукоделием. На столе стопками лежат скроенные и сметанные ночные сорочки и прочая одежда. В глубине комнаты за маленьким столиком, на котором стоят два цветка в горшках и графин воды с сиропом, сидит учитель   Р ё р л у н д   и читает вслух книгу с золотым обрезом, причем до зрителей долетают лишь отдельные слова. В саду бегает   У л а ф,   стреляет из игрушечного лука.

Вскоре из правой двери тихо входит   м а с т е р   А у н е.   Чтение прерывается, госпожа Берник кивает ему, показывая на дверь налево. Ауне робко стучит в дверь, выжидает, снова стучит, и так несколько раз. Из комнаты со шляпой в руке и бумагами под мышкой выходит   п о в е р е н н ы й   К р а п.