И я метался и бредил в болезни.
О нашем путешествии и вообще обо всем позаботился Зед. Поистине, на того человека, которым он стал, можно было положиться! Если моя голова просчитывала на много ходов вперед наш звездный путь в вечности, то он тщательно следил за тем, что происходит тут и сейчас. Он был королем мгновения; и каждое из них он доводил до совершенства. Он не мог допустить, чтоб рухнул мир из-за неосторожно оставленной в песках мелочи.
Поэтому, прежде чем нам отправиться в путь, он исследовал всю местность, где могли остаться наши следы и произвел зачистку.
Он собрал всю нашу одежду, разбросанную в беспорядке пленившими нас врагами. Все до последней тряпки: и плащи, и меха, попорченные желтой водой, и даже пояса с защитой – их стащили с нас, когда нашли, недвижимых и беспомощных, в катакомбах.
Даже самый крохотный камешек, выпавший из оправы, он нашел и подобрал. Все, с чем мы пришли в эту точку, он принес и отдал каждому из нас, разложив перед нам все, что нам принадлежало.
Наши скары он завел на корабль. Из какого пласта времени они появились, не мог сказать никто, но мы их касались, и, следовательно, на них были наши следы. Их тоже нельзя было оставлять.
Наконец, оставив пустыню такой, каковой она была до нашего появления (за исключением, конечно, горы тел наших незадачливых преследователей), мы отправились дальше.
Зед хотел уничтожить и их, сжечь без следа, но я не дал.
Во-первых, они были не просто врагами.
Все раны на их телах были словно строки в Великой Книге Бытия. И они говорили о появлении в этом мире регейцев; этого теперь нельзя было скрывать. Они были словно календарем в новом летоисчислении.
И Чи, раненный Зедом, с обезображенным навечно лицом… я знал, что он не погибнет.
Я слышал, как приближается погоня за нами, и видел в рядах ее искусного лекаря, которому провидение поможет выходить изуродованного Зедом человека, который потом всю жизнь будет повторять, что видел Того, Кому Принадлежит Мир – нет, не меня, Торна, а кого-то другого, страшного, безжалостного, жестокого, жесткого, властного, сурового, злобного, того, о ком будут вспоминать еще долго, – и его верного друга, непобедимого и жестокого, первого в этой эпохе воина-регейца. Он будет помнить этих людей всю свою жизнь и ненавидеть.
Наступила новая эпоха, суровая и кровавая, и жестокость в сердцах людей – это был словно пароль,
Впереди был портал, через который я планировал вернуться обратно. Мои расчеты тянули меня так глубоко в будущее, что я видел все, что будет с нами, как наяву, а Зед принимал это за болезненный бред и к моим губам подносил чашку с укрепляющим питьем. Но оно мне было ненужно; я отталкивал ее, и продолжал считать и считать.
Потом расчеты кончились; я увидел конечную точку своего длинного путешествия, и даже Торн, встающий вновь над Чашей. Его серебряный бок закрывал собою половину неба, и видны были серебряные рудники, в которых боги добывают руду, чтобы выковать свое оружие, и спешил, спешил навстречу мне черный грозный Зед, уже ставший легендой, чтобы сплести воедино наши пути…
- Мы пришли, – произнес Зед, и голос его был сух. Я открыл глаза; было утро. Свет лился из-за туч, затянувших небо, было прохладно. Зед был одет в свой новый кожаный наряд, на котором блестели черные острые шипы. Свою попорченную желтыми водами одежду он аккуратно связал в узелок, и о прежнем принце Зеде напоминали лишь его блестящие украшения, перстни, пояс и венец. Зед тщательно отчистил их и отполировал. Только без его драконьего наряда они смотрелись почему-то странно, дико. Я, как и в первый день, лежал на палубе, укрытый толстой теплой тканью. Подо мной был тюфяк, набитый соломой. Наверное, Зед сам смастерил его, разыскав на корабле чистые, по его разумению, материалы. Видно, тут я и ночевал все наше путешествие. В голове Зеда ворочались какие-то брезгливые мысли относительно внутренностей корабля и его кают, и я не стал задавать лишних вопросов.
- Где Ур? – спросил я.
- Он ушел, – просто ответил Зед. – В один из моментов он вдруг почувствовал, что именно тут ему нужно сойти, и я опустил корабль на землю. Талисмана больше нет. Он унес его с собой.
Я качнул головой.
- Нам больше не нужен этот талисман, – ответил я. – Теперь он на своем месте.
Зед помог мне подняться.
Нога почти не болела, но, думаю, это было следствием умелого лечения Зеда и действием его лекарства.
В подтверждение моей мысли он подал мне склянку с розовой присыпкой, и я молча поместил ее на пояс.
- Надень, – Зед, наверное, подготовился к моему уходу. Все то, что должен был сделать я, проделал он. Он сохранил все мои перстни и пояс, разыскав их у убитых слуг поймавшего нас Чи, и теперь протягивал их мне. – Это понадобится тебе, когда ты встретишь Давра Натх. Он должен будет удостовериться, что это именно ты, а не самозванец. Одежду свою испорченную тоже с собой возьми.
Я кивнул.
- Хорошо, – кратко ответил я.
Зед помог мне надеть мои новые вещи из шкурки лунной ящерицы, все. Он умудрился найти в песках даже потерянную мной круглую шапочку. Он сам перепоясал меня моим поясом с драгоценными камнями и застегнул
На раненную ногу сапог налез с трудом, но все же я надел его. Наступать на нее было страшно, и я хромал, отчаянно хромал. Зед, глядя на меня, лишь головой покачал:
Но Император Мира не мог явиться на глаза своим подданным босым и жалким.
И я стерпел и эту боль.
- Давр Натх с трудом тебе поверит.
- Поверит, – успокоил я его. – Можешь не беспокоиться за это.
********************
Я поверил в свою уникальность и силу, когда прыгнул по порталу.
Я просто шагнул в него, не совершая никаких сложных расчетов и действий, и вынырнул уже во дворце Давра Натх, в самых отдаленных его покоях, где меня точно никто не увидит до тех пор, пока я сам этого не пожелаю и не выйду к людям.
Такая точность в прыжках недоступна никому в мире вообще.
Любой может выйти в портал, но где он окажется – это большой вопрос. Даже Ур, когда проводил нас в свой мир, не смог сразу доставить нас в безопасное место, хотя и имел программируемую карту в виде камня соответствия.
А я – смог. Я смог шагнуть сразу в то место, куда и рассчитывал.
С минуту я стоял, оглядываясь по сторонам, привыкая к полумраку, вдыхая знакомый запах оставленного когда-то дома.
Была ночь; тишина. Только отчаянно пел сверчок, точа деревяшечку, да раскачивалось со скрипом ведро, подвешенное на веревке где-то высоко, на установленных у свеже оштукатуренной стены лесах. Пахло влажным раствором и мелом, и где-то далеко, в сонной тишине, пахло ароматическое масло, каким обычно Драконы умащали свою чешую.
Я оказался в самом безлюдном месте замка, в его неотремонтированном крыле. Здесь недавно – только позавчера, подумал я с изумлением, ощутив себя снова в давно прожитом, – прорубили наглухо заколоченные окна и проветрили сырые коридоры, выгребли горы мусора из закоулков, и разорвали вековую паутину, которой прилежные ткачи-пауки заплели потолок. Рабочие ушли, оставив свой инструмент. Охраны тут не было – потому что тащить здесь было совершенно нечего, и поколи эти не вели в покои к Дракону. Голые каменные стены, еще не до конца отштукатуренные, прогнившие вонючие земляные полы, которые еще не заменили на новые, мраморные…С усилием я вернулся в памяти к событиям тех дней, когда Давр стал Императором кнента – как давно, казалось, это было! – и мне, изумленному, потрясенному, показалось, что прошли века и века.
А на деле минуло всего несколько недель.
Может, три. Может, четыре.
Потрясенный, стоял я в тишине и темноте, и все это – и качающееся скрипучее ведро, и вонючий загаженный пол, и перебивающие смрад ароматы, – все казалось мне родным и дорогим до боли. До слез.
Предательская влага наполнила мои глаза, нестерпимо защекотало в носу, и я, повинуясь внезапно нахлынувшему на меня порыву, быстро поцеловал свои пальцы и подарил поцелуй стене, ободранной до голых камней.
