Все же я недооценил дикарей; чем дальше мы отходили от их населенного пункта, тем больше следов цивилизации встречали у себя на пути. И не знаю, так ли она была примитивна, как показалось мне на первый взгляд?

Во-первых, зоркий глаз Ура несколько раз замечал припрятанные в траве ловушки на зверя – на крупного зверя, надо отметить. Ур показывал пальцем на четкие отпечатки огромных когтистых лап во влажной почве, а я искренне радовался, что мы нашли на ночь убежище, потому что если б эта тварь, что оставила тут свои следы, напала б на нас в темноте, вряд ли мы смогли бы продолжить свой путь с утра, а таких тварей здесь, судя по следам, прошел целый табун. Пара ловушек стояла, обнаружив себя – вокруг них была примята и окровавлена трава, изломаны кусты, исцарапаны близлежащие стволы деревьев. Значит, с утра тут праздновали удачную охоту – да, точно! Вон, ворочается в подлеске коричневая смердящая куча… охотник свежует добычу. .

Как более любопытный, Черный делал наибольшее число открытии, и то и дело тянул меня за руку – посмотреть, а смотреть было на что.

Несомненно, дикари речью не обладали – или реагировали на речь неадекватно, – и по непонятным нам причинам абсолютно все тело заматывали в тряпки, оставляя открытыми лишь лица и кисти рук. Остальное – даже пятки, – было укрыто от любопытных взоров. Черный предположил, что делается это с целью предотвращения нескромных желаний обеих сторон (то есть, как со стороны мужского, так и женского пола). Правда, остальные выкрутасы этих людей ставили нас в тупик, и мы никак не могли их объяснить.

Например, женщины; все они, как одна, носили на теле странную плесень, похожую не то на разросшиеся белые пушистые корни, не то на мох. На молодых женщинах плесень, видно, пронизавшая своими нитями их одежду, свисала спереди, на женщинах постарше – сзади, а на старухах – со всех сторон, пронизывая своим отвратительным пухом все слои одежд.

Ур, ничего не объясняя, увлекал нас за пределы деревни, делая знаки, чтоб мы поторапливались, и я не смог как следует насладиться всеми плесневелыми прелестями аборигенок, копошащихся в земле – а женщины именно копошились, вырывая из почвы какие-то корешки, червяков.

«Ппппооодаальшше, поддалльшше, – шипело в моей голове. Видно, Ур не так часто практиковался в передаче своих мыслей на расстояние, и ему это давалось с трудом. – Идем ссскорее из деревни. Я потом ввсссеее расскажу. Ввссее…»

Ур очень торопился выйти прочь; по обрывкам мыслей, которые иногда проскакивали сквозь блокаду, которую он выставил, я понял, что Ур опасается заражения – заражении чем? Теми самыми глистами? Да где ж мы их возьмем, с утра маковой росинки во рту не было! В мозгу его то и дело вспыхивали картинки, изображающие горячие источники, кипящие и остро пахнущие серой. Туда нам нужно было выйти в первую очередь, и там предстояло помыться.

Черный был не в курсе этих планов; с каждой минутой его лицо становилось все мрачнее, и он нетерпеливо зудился. Пот градом катился по его лицу, и он крутил головой, высматривая хоть какую-нибудь более-менее подходящую лужу, чтобы освежиться.

Луж было предостаточно, особенно на границе леса и деревни. Маленькие круглые озера, наверное, специально выкопанные местными жителями, чтобы там скапливалась влага; где-то в подлеске шумел ручей, и Черный призывно махнул головой – пошли! Но Ур лишь отрицательно мотал головой, и мы шли дальше.

Наконец, мы оказались очень далеко от поселения. Кажется, вокруг были лишь джунгли, тихие, необитаемые. Ур прислушивался, напрягая все свое звериное чутье. Кажется, ничего…

- Тихо, – вполголоса произнес он. – Здесь нельзя разговаривать. И купаться здесь нельзя – вода заражена. Дойдем до источников…

Договорить он не успел – из зелени, которая, казалось, даже не шевелилась, с яростным мычанием вынырнуло нечто.

Только неимоверно быстрая реакция Ура спасла меня от несущегося на меня тела, замотанного в тряпки. Он поднырнул вниз, в ноги нападающего, и тот перекувырнулся через подставленное плечо Ура, кубарем улетел в зелень.

Ур с остервенением сорвал с плеча нечто – с ужасом я узнал в куске, что он отбросил в кусты, обрывок той самой загадочной плесени, что давеча я заприметил на женщинах, – и совершенно молча, неслышно ступая, как лесная дикая кошка, ринулся вслед за улетевшим в подлесок дикарем, а мы с Черным, трусливо присев от ужаса, так и остались на своих местах.

Это была зловещая и жутковатая схватка.

Дикарь – точнее, это была дикарка, – оказалась на удивление ловкой и проворной, да еще и вооруженная серпом! Она махала им так ловко, что у Черного глаза на лоб полезли.

Они с Уром кружились, делая ложные выпады, стараясь обмануть соперника и повергнуть его наземь, и ни один из них не уступал другому – а я как-то уже говорил, что у Ура реакция на порядок выше простого смертного, нет?

Ур зловеще гремел своей чешуей, стараясь напугать противницу и шипел, как змея, тихо и нежно, чуть приоткрыв острые зубы. Дикарка злобно скалилась, подобно собаке, но ни один из них не спешил притронуться к телу соперника. Отчего бы?!

Дикарка с визгом понеслась на Ура, махая своим серпом, и тот встретил её сокрушительным ударом в лицо, отчего она перекувырнулась и молча рухнула в траву.

«Оттссссеки, отсссссссссссссееки её голову!» – раздалось в моей голове.

Не знаю, мне или Черному адресовались эти слова, но Черный, похоже, тоже их слышал, и среагировал первым. Вжик! – и Айяса, все в том же странном безмолвии, сверкнула на солнце, и скалящаяся голова дикарки покатилась под ноги Ура.

«Пошшшшшшшли! Туда, откуудаа она пришшшшшла!»

Ур глянул на нас совершенно круглыми, как у совы, глазами, переводя дух, и кивнул в сторону кустов – айда! И мы пошли туда.

Оказывается, прямо за этой зеленой стеной располагалось маленькое прозрачное озерко, такое мелкое и чистое, что все камешки на его дне было видно, и дикарка, которая кинулась на нас, очевидно, собиралась там выкупаться, да услышала наш разговор – и рванула драться.

Или она там сторожила, чтобы некто чужой не пришел – но, так или иначе, а купальщицы там еще были.

Ур стал над каменистым обрывом и ткнул в сторону воды рукой – мол, полюбуйтесь!

В озере было много женщин. Они купались, подобно стае диких коров – осторожно бродили в воде, высоко задрав лица и время от времени громко фыркая. Купались они в одежде, во всех своих многочисленных тряпках, которые от воды разбухли и довершали сходство с животными.

Так вот тот самый белесый плесневый пух, что я заприметил на женщинах раньше, в воде распушался, и окутывал хозяйку белой пеленой, как паутиной; распрямляясь в воде, он оказывался куда больше, чем на воздухе, в сухом состоянии, и вскоре, когда в прудок набилось достаточно женщин, вся вода была похожа на скопище глистов, шевелящихся и блестящих на солнце, и сквозь их белесые тела не видно было ни дна, ни камешков, ни тел женщин. К моему горлу подступила тошнота, и мы поспешили убраться от озерка вслед за нашим гидом-Уром, дав себе страшный зарок – не мыться ни в одной луже в деревне этих дикарей! Эта плесень заразна, именно это все время старался нам сказать Ур, и вернутся тогда в Пакефиду два принца, обмотанные глистами с ног до головы!

«Это и есть проявления Болезни. Женщины заражены все сплошь».

Мы вышли, наконец, за пределы деревни – об этом нас оповестил Ур, сказав, что женщины, как правило, моются как можно дальше от поселений, а значит, теоретически, нам никто больше не может повстречаться, но интересное только начиналось.

На пути нашем встала странная стена из сплетения зеленых побегов, чем-то напоминающая стены в городе в Системе – та же высота, гладкость и ровное сплошное живое покрытие. Подле неё, довершая сходство, располагались несколько камней, какие-то останки здания, невысокой стены, с приделанными к ней грубыми воротцами из тонких коротких жердей, кое-как связанными меж собой сухими растительными волокнами. Рядом, под зеленой стеной, в теньке, совершенно безмолвно копалась в грязи группа мужчин, сосредоточенно перелопачивая (лопатами!!!) какую-то рухлядь.