Тиерн криво усмехнулся:

- Ты так говоришь, словно твой мир чем-то отличается от моего! Можно подумать, у вас не будет литься кровь! Вы такие же люди, как и мы. Ваша кровь будет кипеть так же яростно, как и наша!

Собеседник покачал головой:

- Ты не прав, странник. Мы уже не люди. Мы остались живы, но мы перестали быть людьми. Мы Сильфы – духи. Ты разве не заметил? Нашу землю еще называют Город Духов. Ничто уже не сможет заставить наше сердце гореть яростью, потому что мы испытали покой и благодать этого места. Нас никто не защищает от Камней – но они на нас не действуют. Для них мы мертвы.

- Палачи обманули их, написав на могилах ваши имена?

- Камни не умеют читать; это всего лишь Камни. И они никогда не поймут, как это возможно – шагнуть и отдать свою жизнь за кого-то другого. Да, ты прав, странник. Палачи их обманули.

Тиерн недовольно скривился. «Вот как, – подумал он, – значит, за Шутом и в самом деле никто и никогда не пришел бы! Только отчего-то он вовсе не похож на одного из Сильфов. Снова загадка! И почему все не может быть простым и понятным?»

- Хочешь есть? – спросил Тиерна хозяин; только сейчас Тиерн заметил, что поверх его домотканой простой одежды был повязан фартук пекаря, а руки его выпачканы в муке. Сглотнув слюну, Тиерн вытянул шею, выглянув из-за своей занавески, и увидел стол, на котором лежал свежевыпеченный каравай. Рядом стояла бадья из белых гладких дощечек; тесто подошло. Рыхлое, желтое и мягкое, оно норовило вылезти их бадьи.

- Праздник сегодня, – пояснил хозяин. – Я пеку особенный хлеб. Хочешь попробовать?

- Пожалуй, – согласился Тиерн, проворно соскочив с лежанки на пол.

Хозяин оказался отличным пекарем; хлеб его, такой красивый на вид, на вкус оказался совершенно невообразимым. Видно, в свою сдобу пекарь не пожалел ни яиц, ни масла, ни сметаны. Ноздреватый теплый ломоть длиной в две ладони в момент исчез в прожорливой пасти Тиерна, который так торопился, что прикусил язык и подавился.

- Не спеши, – усмехнулся хозяин, – отрежь себе еще. Вкусно?

- Угу, – промычал Тиерн, терзая следующий кусок.

Наверное, хлеб получался таким вкусным оттого, что выпечка его походила на какой-то прекрасный ритуал, подумал Тиерн, наблюдая за действиями пекаря. И сил у него, как ни странно, прибавилось – кровь скорее побежала по жилам, сердце быстрее забилось, и глаза стали видеть четче, словно не было всех этих дней скитаний, не было ни голода, ни изматывающей жажды. Что-то похожее произошло с ним и тогда, в городе Палачей, когда он съел сухарь, найденный в покинутом жилище.

«Да, верно, в хлеб подмешаны какие-то травы, как и в питье, что поддерживает в приговоренных жизнь и продлевает их муки! – сообразил Тиерн, сверля взглядом пекаря. – Здесь живут великие целители… Подлые твари! Верно, они сговорились с Палачами, и за свою свободу варили им свои зелья, помогая им творить их жуткие дела… И зачем я съел это?! Вдруг он отравит меня?» Он поспешно отложил недоеденный кусок, хоть и сделал это с явным сожалением, и отвернулся от него, чтобы не рождалось искушения еще раз попробовать его.

Пекарь, не замечая злобного взгляда Тиерна, продолжал свое дело. Освещенное ярким светом печи пространство для его работы было абсолютно чистым. Не было ни просыпанной муки, ни пятен влаги ни на столе, ни на полу. Стол был выскоблен, и даже солонки на нем не стояло – только тесто, желтое и жирное, лежало посередине на противне. Пекарь уже придал ему нужную форму, и от прикосновения его рук будущий каравай блестел масляным блеском. Пахло чем-то пряным; кто знает, что за порошки и травы добавил он в свою бадью, чтобы хлеб его так сводил с ума голодных? Сам пекарь трудился над бадьей – он с таким тщанием и удовольствием месил тесто, так шлепал его, что Тиерну невольно самому захотелось закатать рукава и помять мягкую съедобную массу.

Вымесив, пекарь вывалил тесто на стол, тщательно соскребая все, даже самые маленькие частички; проворные его руки блестели от масла в отблесках пламени, машинально он выцепил из вязкой массы изюминку и сунул её в рот. Хлеб его рождался в тепле, в любви мастера к своему делу, в чистоте, в ярком свете чистого пламени, во вкусных запахах и щедром блеске масла. Смотреть на это было приятно, так, что сердце радовалось.

- А что за праздник у вас сегодня? – спросил Тиерн, не отрывая взгляда от священнодействия. Один за другим пекарь отправлял караваи в печь, и по комнате прокатился легкий сытный запах слегка припеченного теста, охваченного первым жаром.

- Сегодня день Колыбельной Песни, – ответил пекарь, вытирая руки о передник.

- Странный повод для веселья, – заметил Тиерн.

- Ничуть, – возразил пекарь. – Ты же слышал Песню?

- Кажется, – неуверенно ответил Тиерн.

- Слышал! Ты же уснул в поле, где мы тебя нашли. Мы поем её Большому Камню каждый год, и он спит ровно год, до следующей Песни.

- Большой Камень! О, боги! А он-то что значит?

- Этого не знает никто. И, надеюсь, никогда не узнает – если маленькие так смертоносны, то что же такое большой?

====== 4.ТАЙНЫ ПОДЗЕМЕЛИЙ. ======

- И ты так просто об этом говоришь?! – Тиерн даже подскочил, но хлеб все-таки дожевал. – После всего того, что я рассказал тебе, ты месишь свое тесто и ничего не предпринимаешь?! А что, если смерть Палачей как-то повлияет на сон этого Камня?! А если он проснется?! Что будет тогда?

Пекарь спокойно пожал плечами.

- А что я смогу сделать? Я не воскрешу Палачей. И никто этого сделать не сможет. Мы можем лишь пропеть Колыбельную.

Тиерн заметался по кухне; мысли его вновь превратились в хаотичную кучу обрывков.

«Да какое мне дело до этого камня и до того, что произойдет после смерти Палачей?!»

«А если настанет Конец Всего?! Если Камень заставит всех обезуметь и поубивать друг друга?!»

«Что вообще происходит?! Что натворила эта безумная?!»

- О, боги, как страшно!

Пекарь спокойно наблюдал за его метаниями.

- Пожалуй, тебе нужно сходить в Венлан, – сказал, наконец, он.

- Венлан? Что такое – Венлан?!

- Не бойся. Это всего лишь имя дома. Венлан – дом, где живет человек, который сможет дать тебе ответы на все вопросы. Возможно, тебя выведут отсюда. Тебе здесь не место.

- Что это за человек?!

- Говорю же – не бойся! Это женщина; она знает ответы на твои вопросы. Она не была казнена, и все же она тут. Это глава нашего города. Только и всего. Идем, я провожу тебя.

Пока Тиерн спал, ветер немного разогнал туман, и теперь, выйдя из маленькой пекарни, Тиерн мог разглядеть загадочный город получше.

Город Сильфов не был похож ни на один виденный Тиерном. Во-первых, дороги – и дорожка, ведущая на улицу от пекарни, и сама улица, были вымощены ровной плиткой яркого кирпичного цвета и выметены так чисто, словно их вымыли щеткой, все плитки, одну за другой.

Черные кованые ограды, окружающие дома, почти полностью были затканы пышно разросшимся мхом, и плети его, взобравшиеся вверх по колоннам, поддерживающим каменный свод, по обломкам скал, были похожи на деревья, на лес, поглотивший город. И если наверху весна лишь робко напоминала о том, что пришло её время, то тут было уже полноправное лето. Туман все еще поднимался над землей, и зеленоватой шапкой окутывал дома, высокие и добротные, похожие на маленькие стройные башенки из темного кирпича. Пекарь говорил что-то о том, что кровь Сильфов не волнует более ярость, но чем больше домов видел Тиерн, тем больше убеждался, что многие тут отлично знают, за какой конец держится меч. Точнее – лук; Сильфы, вероятно, были верными поклонниками быстрых стрел. На острые наконечники были похожи крыши домов, окна сплошь все были стрельчатыми, и ограды домов воинственно топорщились пиками, и то и дело, примостившись на выступах в скалах, встречались Тиерну дозорные с луками и полными колчанами.

- Вы опасаетесь кого-то? – спросил Тиерн, и провожатый его неопределенно пожал плечами.

- Да как сказать, – нехотя ответил он. Видно было, что это своего рода секрет, который не открывают первому встречному; но и врать пекарь не хотел. – Спросишь в Венлане.