В-третьих – это его ножны. И меч. Ну, это-то было объяснить легко, зная, что собой представляет сам Шут. Меч был старинным и драгоценным уже одним своим лезвием, отточенным острее бритв цирюльников и отполирован яснее, чем все зеркала Эшебии… Которых, впрочем, осталось не так уж много: сонки не любят смотреть на себя с похмелья, а похмелье у них было почти каждый день.

Рукоять меча была украшена золотом и рубинами; меж узоров на гарде змеилась изящная надпись.

Правда, буквы были старые и забытые; черт знает, что там было написано. В общем, меч был дорогой, но будь он даже посыпан бриллиантами, или украшай его рубин-Король (величиной с голову слона), никто из сонков и подумать не посмел бы о том, чтоб украсть его. Вот не подумал бы, и все.

Итак, голодный Шут сидел в разграбленной зале бывшего короля Андлолора, ожидая обеда – а что? Его и кормили при дворе.

Если ограбить карянина побоялись, то дворец – нет. И ограбили. А потом подожгли. А еще потом приехал царь Чет и переколотил идиотов – грабителей дубиной, но было поздно, и ему пришлось жить в том, что от дворца осталось.

Посередине грязного закопченного зала на опаленных жаром плитах поставили мерзкое сонское божество: похабный козлоногий Чиши из низкой меди. Сонки, пытаясь прославить себя в веках, наградили бога всеми своими национальными чертами, добавив от себя ещё кое-какие детали, и несчастная статуя была похожа на пьяненького вдрызг сонка, идиотски ухмыляющегося, пропившего последние штаны, да еще и награжденного неверной женой парой отличных коровьих рогов. Из толстой, как у непотребной уличной девки, задницы торчал хвост (опять-таки коровий), а на мерзейшей физиономии вместо единственного глаза сиял редкий, бледно–красный, как розовое вино, алмаз. Конечно, рога, хвост и всего один глаз – это была отсебятина, ни рогов, ни хвостов у сонков не было, и глаз было два (если, конечно, второй никто не выбил в драке), но если отбросить вольные изыски неизвестного ваятеля, то божок, конечно, походил на сонка как две капли воды.

И сему гибриду коровы с сонком поклонялись все сонки, но не царь Чет. Конечно, как и завоеватели, он явился из соседней Пакефиды, но он не был сонком. Он, кажется, был регейцем (но опять же – сонки не заостряли на этом внимания), и потому в Чиши не верил. Вследствие этого статуя была изрядно оплевана и попинана им – на ней он вымешал свою пятилетнюю злобу (а может, и досаду оттого, что Чиши не подарил хоть немного разума своим детищам-сонкам… хотя откуда разум у такого-то божества?!). А злиться было на что: завоёванная пять лет назад огромная Эшебия лежала в руинах оттого, что не покорилась до сих пор, и то там, то сям бунтовали города и провинции, и сонки косматыми медведями катились по дорогам, и снова звенело оружие и горели дома…

Похоже, что самим сонкам такая жизнь даже нравилась (а что? Грабь да грабь), но не Чету. Ремесленники бежали, а которые не бежали – тех убивали в постоянных набегах сонки, не сильно разбираясь, кто прав, а кто виноват; разоренные крестьяне прятались и не хотели платить податей; собирая подати силой, сонки попутно предавались своему любимому делу – грабили; за это их подкарауливали на лесных дорогах потемнее и поуже и убивали, возвращая и подати, и награбленное; разрушенная страна все больше и больше сопротивлялась и, как следствие, все больше разрушалась, попутно уничтожая некогда огромную армию Чета. Война все ещё длилась, и Чет ощущал себя так, словно он живет на горящей помойке.

Можно было б идти и покорить соседнюю страну, но силы были уже не те, солдат было мало, да и те годились лишь на то, чтобы запугивать тупых крестьян… И вся жизнь так называемого царя протекала в разрухе, хаосе и нищете – а ведь он-то рассчитывал на царскую роскошь и красоту!

Но сонки испоганили все вокруг, а потом как-то незаметно исчезли сами, огромная армия вдруг пропала; истребив людей, разрушив страну, они принялись разрушать собственные жизни. Чет понимал, что застрял здесь навсегда, и это его злило. И не помогал ничего этот толстозадый гад Чиши, как бы ему ни молились.

- Вороны Черных Ущелий! – рявкнул Чет, долбанув кулаком по подлокотнику так, что едва не разбил себе перстнем мизинец. Скривившись от боли, он попытался комфортнее устроиться на неудобном каменном троне и плюнул в ненавистную статую. Но не попал. Шут хихикнул, но Чет не услышал. Или сделал вид, что не слышит.

- Ты, весельчак! – рявкнул Чет, потирая ушибленную руку. – Ну-ка, повтори, что там с этими мечами… проклятые железки!

- По каким-то там сказкам Мунивер основал Яр, – послушно отозвался Шут, разглядывая свои ногти. – И подарил вместе с мечом Первому из Андлолоров. И меч является священным доказательством того, что тот, кто им владеет, законный наследник престола, благословленный самим Яром.

- Это я знаю, тысячу раз слышал, – раздраженно зарычал Чет. – Что написано на мече-то?

- А Ин его знает, – беспечно ответил Шут. – Вообще обычно имя меча пишется.

- Вы еще и имена им даете? – взревел Чет. – А на королевском мече-то что написано было?

- Думаешь, ритуал какой, от которого тебя сразу признают королем – ты на это намекаешь, что ли? Очень может быть; формула, или её кусочек – а остальное на других мечах, – спокойно ответил Шут. Его тон начинал – а может, и продолжал – бесить царя.

- Это надо же! А знал это один Андлолор! А тупые сонки…

- …опьяненные победой и вином из ограбленных подвалов, великодушно дали уйти всем оставшимся в живых рыцарям и издыхающему щенку Крифе, которого, кстати, посвятили в рыцари, и он уже мог знать Королевскую тайну, – закончил Шут фразу, слышанную сотни раз. Чет соскочил с трона и заметался по залу, по дороге пару раз пнув развратное божество, итак уже порядком ободранное. От пинка статуя печально и низко загудела, и тут же, как по сигналу, появился некто в черном в темном провале дверей, почти освобожденных от остатков разбитых в щепы дверей.

- Слушаю, мой царь, – голос человека, почти слившегося с темнотой, был подобен сладенькому блеянию – но то блеяла б змея, если б умела.

- Не называй меня царем! – почему-то разозлился Чет. – Не то я поставлю тебя сюда вместо этого чучела! Какой я, к демонам, царь, если все чихать на меня хотели?! От последнего неумытого крестьянина до тебя, засранец! Ну, что там за событие в Мунивер?

Черный коротышка скосил пакостливые глаза на Шута, неторопливо рассматривающего свои ногти, и неуместно хихикнул.

- Да-а, – неопределенно протянул он. – Не знаю, говорить ли?

- Говори-говори, – вмешался Шут, отрываясь о своего важного занятия. – Ты, наверное, о могиле Кинф? Разыскали сестричку щенка Крифы, Чет, – не обращая внимания на скисшего коротышку, который, должно быть, думал, что он единственный знает эту важную новость, и первый расскажет её царю. – Мертвым – мертвехонька лежит себе она и косточками белеет…

- Демоны! – выругался Чет, багровея. – Девку разыскали, а где же сам Крифа? Его же ранили при захвате дворца? – подчеркнув слово «ранили», произнес Чет. Черная тень у двери торопливо поклонилась, но Шут опередил её с ответом.

- Ну да, ранили… Как тростинку изрубили, руку-ногу оттяпали да сердечко проткнули. И дался тебе этот Крифа с его мечом! Согласись, царь: один клинок, пусть даже и царский, не решит ни-че-го. У тебя столько воинов, и все вооружены, и уж коль скоро ты не смог с такими-то тысячами оружия завоевать Эшебию, то один Инушар Один тебе не поможет.

- Эй, ты, помолчи-ка! – рявкнул Чет. – Я, кажется, не тебя спрашиваю, а Первосвященника!

Шут пожал плечами.

- Что поделаешь, если твой Первосвященник так глуп, что и ответить толком сам не может?

- Шут, ты ходишь по лезвию!

- Все мы ходим по лезвию. Одни, правда, по наточенному, как бритва, а другие – по тупому, как бревно. Иногда вовсе и не грех пройтись по такому…

- Придержи-ка свой язык, Шут!

- Держу, царь!

- И не называй меня царем! – взревел взбешенный до крайности Чет.

- О, извини, царь! Я и забыл, что слово «царь» тебя бесит, царь! Попытаюсь быть сдержаннее.