- Поаккуратней, Наоми, большинство из этих свитков – уникальны. Они представляют для общества особую ценность. Утрата любого из них, может оказаться невосполнимой, – предусмотрительно заметил Какаши, бережно раскладывая свитки на огромном прямоугольном столе в большой зале архива, мимоходом отметив с какой нарочито раздраженной небрежностью куноити обращается со старинными документами.

В изолированном от проникновения дневного света и воздуха помещении, царила приятная прохлада. Многоярусные шкафы вдоль периметра серых стен с открытыми полками, высившиеся до самого потолка, были загромождены бесконечной грудой всевозможной документации, среди которых отступница планировала отыскать сведения, касающиеся внешнеполитической деятельности родного клана. Пахло пылью, и затхлая атмосфера сумеречной полутьмы разгонялась лишь чахлым свечением нескольких масленых светильников со стеклянными колпаками причудливой формы, встроенных в настенные держатели, отбрасывавших на гладкие крашеные стены расплывчатые тени.

Подойдя к стеллажу, куноити сгребла свитки в охапку, попутно наградила синоби сердитым взглядом, все еще гневаясь на него за эпизод, произошедший накануне в парке.

- Не учи меня, что и как делать! Сама знаю, не маленькая.

Возмущенно потянув носом, девушка вопреки требованию, назло с грохотом свалила документы в кучу к остальным, принесенным ранее.

Опершись ладонью о спинку стула, Какаши с апатичной невозмутимостью, доводившей девушку до белого каления, наблюдал за ее безрезультатными попытками насолить ему, изредка покачивал головой. Мстительная натура, она даже спустя около полутора часа после инцидента, не могла успокоиться. Перемещаясь от стеллажа к столу и обратно, Наоми периодически зорко покашивалась на него, ожидая, видимо, каких-либо комментариев относительно своего вызывающего поведения. Однако Хатаке с благоразумной рассудительностью игнорировал ее всплески негодования, разумно предпочитая проглотить колкие фразы девушки, а то и вовсе пропустить их мимо ушей, лишь бы ненароком вновь не спровоцировать скандал. Но, похоже, его нарочито предусмотрительное самоустранение возымело обратный эффект, вопреки ожиданиям не столько утихомирило строптивицу, сколько дополнительно подлило масла в огонь.

Какаши украдкой вздохнул, сетуя на то, что напрасно понадеялся на свои наспех сделанные выводы. Наоми Киёмидзу относилась к тому числу девушек, на которые не действовали обычные, стандартные методы. Он стремился сгладить конфликт, она же, напротив, стремилась к нему и, бесполезно было избегать скандала. Если куноити что-то замысли, то не было сомнений в том, что она этого добьется любыми способами.

Судя по ее воинственному виду, гнев клокотал внутри нее и, логично было предположить, что огрызаясь подобным образом, Наоми просто-напросто искала повод выплеснуть накопившееся недовольство и, для этого подходил любой повод.

Понимая, в чем кроится суть проблемы, дзенин избрал тактику невмешательства. Пожалуй, в отношении наемницы, это была единственно верная тактика, которую только и возможно было применить в общении со столь неуравновешенной личностью как «чертовка Киёмидзу», как ее за краткий срок пребывания в Конохе, успели прозвать местные жители. Что ж, во многом они были правы. Характером Наоми действительно не вышла, норовила сцепиться с каждым, кто неправильно на нее посмотрит. Однако это, в какой-то степени и делало ее удивительно непохожей на всех остальных, выделяя из общей массы посредственных синоби.

Стараясь быть вежливым, и лишний раз не нервировать куноити, Какаши взял один из свитков, и быстро проглядев его, поинтересовался:

- Итак, что мы ищем?

- Ты еще здесь? – недовольно буркнула Наоми, снова раздражаясь по непонятной причине.

- Как видишь. А где, по-твоему, мне положено быть? – удивился дзенин, пожимая плечами.

- Не знаю где, но уж точно не здесь. Твое присутствие нервирует. Да и в твоей помощи нет необходимости, так что можешь быть свободен, – стремясь поскорее выпроводить его, Наоми помахала кистью, этим красноречивым жестом призывая синоби удалиться.

- Полагаешь, я должен уйти и оставить тебя наедине со всей этой редчайшей информацией? – с толикой ироничности произнес он, приподнимая брови.

- Именно. Если помнится, о том и был уговор, – недобро прищурившись, заметила куноити. Она посмотрела на синоби, желая убедиться в том, что он слушает и понимает ее, но натолкнувшись на его пытливый, сочащийся скептицизмом взор, внезапно стушевалась, за что не преминула мысленно отчитать себя.

Где это видано, чтобы присутствие мужчины вызывало у нее такое смятение?

А между тем, так оно и было. Смятение, именно это чувство будил в ней пристальный взгляд Какаши, словно приклеившийся к ее лицу. Щеки девушки порозовели, начали пылать, хотя она в жизни никогда не краснела, и вообще считала смущение чертой абсолютно чуждой и несвойственной ей.

Непонятная магия творилась с ней в его присутствии. Или это было только в ее голове? Если смотреть на вещи объективно, Какаши ни словом, ни действием не продемонстрировал своего намерения как-то повлиять на нее. Откровенно говоря, он абсолютно ничего не делал, просто смотрел на нее, но что это был за взгляд? Не жадный и пожирающий, как у Хидана, не монотонный, испытующий, как у Пейна, а теплый, понимающий…. Он-то и пугал ее больше всего. Ее, привыкшую сражаться не щадя себя, пугал….

Наоми боялась этого взгляда как огня, ибо он будил в ней скрытое, потаенное. То, от чего она, казалось бы, навсегда отреклась….

Нежность, желание…. Он не смеялся над ней, нет. Какаши – необычный враг. Он первым из мужчин воспринял ее такой, какой она была на самом деле, со всеми ее достоинствами и недостатками.

Недруг….

Это он, не она, пытался наладить дружественные взаимоотношения между ними. Именно он, старался подстроиться под нее, заботился и оберегал в этой чужой для нее обстановке всеобщей настороженности и враждебности, настолько сама Наоми позволяла ему это. Незаметно для себя девушка прониклась человечностью к этому сильному, чужому ей мужчине, не заметила насколько привязалась к нему.

Да, это магия, магия притяжения, необъяснимая обычными понятиями скупой логики. Длительное время противилась этой порочной привязанности, но выкорчевать ее из сердца уже не могла.

- Разве нет?

- Не совсем, – коротко отвечал Какаши.

- То есть? – нахмурилась Наоми, загораясь подозрениями.

- Договором предусмотрен допуск к архивам и к информации касающейся Учиха. И речи не шло о свободном доступе к каким-то иным документам хранилища. Здесь тьма тьмущая всевозможных секретных свитков, за которыми охотятся соседние страны и оставить здесь одну наемницу уровня Наоми Киёмидзу все равно, что добровольно передать их им в руки. Ничего личного Наоми. Манипулируя сим пунктом договора, Коноха всего лишь оставляет за собой право контроля и круглосуточного сопровождения.

- Страхуетесь, черти? – помрачнев, процедила куноити. Сочтя пояснения ниндзя крайне неубедительными, и в какой-то мере, возмутительными, она поняла, что ее пытаются обхитрить, однако не могла противопоставить веских аргументов в свою пользу. Естественно ни о чем подобно при разговоре с хокаге и речи не шло, но здесь и она сама сплоховала, не поставив этот пункт договора на обсуждение. Теперь приходилось расплачиваться, вынося надоедливое присутствие Копирующего ниндзя.

«Эх, лучше бы это был молокосос Хьюга. От него, по крайней мере, было легче отделаться. Какаши же, как плющ, присосался и не отдерешь!»

- Но я прекрасно помню, что подобные условия мы не обсуждали с Цунаде. Пытаешься ввести меня в заблуждение, Какаши?

- Мне незачем обманывать, Наоми. Если хочешь, можем обратиться к хокаге. Она нас, несомненно, рассудит. Только, подозреваю, времени это займет не мало. А ты, как понимаю, спешишь?

Наоми не сдержала циничной улыбки.

Хатаке Какаши…. Что за невозможный человек! В ее жизни не встречалось доселе более противоречивого, более раздражающего мужчины, к которому помимо всего перечислено, ее тянуло словно магнитом. Лишь наличие данного магнетизма удерживало куноити от радикальных мер, в противном случае она бы давно порешила бы его.