Ненависть, исходящая от придворных, достигла предела. Женщины едва приседали перед королем Людовиком. У мужчин был такой вид, словно еще чуть – чуть и они бросятся на кардинала Ришелье со шпагами. Кардинал буквально рисковал головой, проходя мимо придворных. Но присутствие короля который раз спасло ему жизнь.
В распахнутых дверях король Людовик обернулся.
-Я только хочу, чтоб меня называли Справедливым! - сказал он тихо.
-Справедливый! - крикнул кто- то в ярости. - С пояснением: метко стреляющий из ружья!
Зал злорадно расхохотался смехом, похожим на плач. И только спустя минуту, когда король ушел, зал ожил. Кто- то бросился на выручку герцогине, кто-то начал рыдать. У герцогини Бульонской начался нервный припадок. Несколько минут в зале слышались стоны, плач и проклятья.
========== Глава 18 Трагедия у трона ==========
Чудовищное событие должно был свершиться 7 мая. В красочно яркий день должна была кончиться жизнь любимца столицы, рыцаря без страха и упрека, пленительного кавалера, беззаветно преданного королю и престолу, герцога Ана Монморанси. Скорбь с утра наводнила Париж - словно герой его золотых грез уже покоился на своем родовом кладбище в Периге.
Молча собирались на Гревскую площадь толпы народа. Все знали - никому не удалось заставить короля отменить свой вердикт.
Герцогу готовили побег, но он гордо отказался.
-Нет! - заявил он друзьям. - Если король помилует меня, я с готовностью останусь жить, если нет, то с достоинством умру. Другого я не желаю. Последний из Монморанси беглецом не станет.- И добавил тише. – Передайте мой жене, Элеоноре, что я любил ее.
О решении герцога узнали в тот же день. Его в отчаянье называли безумным, сумасшедшим глупцам, но помочь были уже бессильны. Он сам бесповоротно и бесстрашно отрезал себе пути к отступлению.
В день казни за жизнь герцога еще воевали принцесса Конде, Мария Медичи и брат короля Гастон. Недовольные суровым приговором дворяне из окружения кардинала Ришелье пробовали осторожно повлиять на него через графа дю Трамбле и г-на Амигуа, канцлера Франции. Но тщетно, ничто не могло остановить безжалостное колесо предсказанной судьбы.
Приехавшая в карете без гербов Мария Медичи молча смотрела на деревянный помост, где по приказу ее царственного сына должны были обезглавить первого дворянина Франции, и украдкой вытирала слезы.
Весь Париж собрался на площади. Простолюдины, предчувствуя единственное в своем роде зрелище, свешивались с фонарей, ловко карабкались на ограды и карнизы, свистели и улюлюкали. Они хорошо знали герцога. Он был пределом мечтаний женщин, уважаем мужчинами. Цветочницы плакали так же как знатные дамы - он часто покупал у них фиалки.
Изабелла с мужем стояли недалеко от кареты королевы - матери. К ним поминутно подходили знакомые.
-Де Силлек, как вы думаете, будет что- нибудь или не будет?
-Я не знаю, господа,- сухо отвечал де Силлек.
-Ну как вы думаете?
-Как я могу что- то думать, если я ничего не знаю? – удивлялся де Силлек.
-Но вы столь рассудительны… Вы должны что- то предполагать!
-Я ничего не могу предполагать, потому что ничего не знаю!
-Но все- таки?
-Не ждите, господа, ничего не будет.
Дворяне хмуро отходили.
-Чего они все ждут? - спросила Изабелла.
-Ожидают, что король пришлет вердикт о помиловании.
-Арман, - воскликнула Изабелла тревожно, хватая мужа за рукав. – Почему вы так уверены, что не будет вердикта?
Де Силлек мрачно глянул в сторону эшафота.
-Его величество не позволит победить себя, - произнес он устало. – Для него это будет равносильно самоубийству. Герцог Монморанси обречен, Изабелла, как ни печально это осознавать. Кардинал не выпустит его из своих рук. Еще бы, черт возьми! Это уникальная возможность лишить парижскую молодежь лидера! Герцог позволял себе слишком часто не подчиняться Ришелье, ну а за ним сопротивлялись указам и эдиктам и остальные!
-Но я тоже не подчинялась г-ну Ришелье, помните!?
Глаза де Силлек улыбнулись.
-Ну, сколько человек знали о том, что вы не подчинились его высокопреосвященству, любовь моя? Ваша семья да четыре мушкетера? Что это – капля в море! А о том, что герцог не подчинился эдикту о дуэлях, знает уже вся Франция. Да и потом, напомню вам, нам с вами удалось даже обвенчаться только потому, что мы предусмотрительно бежали из Парижа.
К ним подъехал г-н де Тревиль в сопровождении господ де Порто и де Батц. Подвижное лицо де Тревиля было сумрачно как никогда. Он, прищурившись, смотрел на стражников с алебардами, с трудом сдерживающих толпу.
-Все это попусту, черт возьми! - разочарованно махнул рукой де Порто, подходя к друзьям.
-Ришелье слишком много на себя взял, дьявол его раздери! – процедил де Тревиль сквозь зубы.
Негодование широкими волнами прокатывалось по площади. Все новые и новые придворные подъезжали, чтоб прошептать: «Мне отказали»!
-Маршал Бассомпьер тоже ничего не мог сделать! - сообщила Джулия мрачно, глядя на них.- Изабелла, что говорит твой дядя?
-Что говорит? Он попытался вступиться за мятежника, но Его Высокопреосвященство не стал его слушать, - хмуро ответил за жену де Силлек. – Я был у г-на Кавуа, ему тоже отказали.
-Черт возьми!- воскликнул де Арамисец.- Это не герцог Монморанси, а стадо упрямейших ослов. До последнего мгновения мы уговаривали его бежать, а он что? Он, видите ли, хочет услышать помилование только от короля!
-Ведут! - простонала площадь тысячью голосов.
Появился осужденный на смерть.
О, золотые мечты о безоблачном счастье! О, пленительная и светлая любовь на все времена! Все это изуродовал веселый ясный теплый день. Все было еще у прекрасного молодого бога, носившего славное древнее имя Монморанси и через мгновенье ему не будет принадлежать уже ничего… Какая несправедливость выбрала именно его! Самого благородного, уважаемого, красивого, счастливого! Что за ужасный рок!
Герцог шел один посреди монахов - доминиканцев в серых капюшонах со свечами в ладонях. На губах герцога рдела мальчишеская улыбка. Он был без шляпы и камзола, и теплый ветер играл с его золотистыми кудрями. В руках герцог сжимал распятие и белую розу, кинутую ему какой- то цветочницей у Бастилии. Он улыбался и подставлял молодое лицо солнцу. Он шел так беззаботно, будто гулял по любимому им Парижу.
И эта улыбка вызвала больше жгучих слез, чем, если б молодой человек молил о пощаде или мрачно смотрел на мостовую. Толпа не расступалась перед ним, и ее разогнали кнутами.
Какая- то женщина пронзительно заголосила и ее ударили в живот.
Процессия двигалась медленно, и с каждым ее шагом будто черная тень ложилась на свободный город Париж. Колокола начали гудеть глухо и зловеще.
-Ах, какой молодой и красивый!- зашептались беззубые старухи, бесцеремонно отпихнутые чернью к домам домов.
Монморанси легко вбежал на эшафот.
-Приветствую вас всех, господа!- крикнул он.
Ропот, похожий на рыдание, пронесся по площади и стал громче, когда на помосте появился пожилой судейский. Он должен был зачитать приговор.
-Простите меня, ваша светлость! - сказал он гнусаво. - Я всего лишь подчиняюсь приказам.
-Не смущайся, – кивнул герцог. – Я умею смотреть в глаза смерти.
Всхлипывания позади Джулии и Изабеллы усилились. Джулия спрятала лицо в платок. У Изабеллы дрожали губы.
Монморанси обвел всех спокойным взглядом.
-Держи, красотка! - кинул он цветок кому- то из женщин.- Будь счастлива и помни меня!
Девушка упала на колени. Она шевелила губами, но ничего не могла сказать.
Приговор был зачитан. Монахи забормотали молитвы. Судейский сунул герцогу свечу. Тот глядел куда- то поверх толпы и потому не удержал свечу. Произошла временная заминка, монахи подняли и подали ее смертнику. На какой- то вопрос, заданный Монморанси они закачали головами.
Палач вынул широкий меч. Толпа заволновалась, не в силах выносить ужасное зрелище. Раздались истерическое вопли женщин. Но, будто чтоб затянуть мучения несчастного, меч, называемый в народе “меч правосудия”, был отложен в сторону. Плотники вытащили на помост странное сооружение, представлявшей собой острый топор, зажатый меж двух деревянных стояков.
