— Да? — чеканю я, выкидывая металл.
— Только давай без нервов, пацанчик, да? — с ходу предупреждает голос старого человека.
— Слушай сюда, вора… — угрожающе начинаю я, вкладывая в свой голос всю ярость и злость. — Если с моей женой, если с моим ребенком что-нибудь случиться, если рядом с ними хотя бы ветерочек дунет, я тебя, синий, на ремни порежу…
— Ты не кипятись… — нагло отвечает — вчерашнее на нас списал?
— Нет, пока что… — зажимаю челюсть.
— Мы здесь чисты, — врет он и продолжает говорить. — Давай встретимся… Потележим. Я тебе скажу все, что я про эти дела думаю.
— Давай, — бодро отзываюсь я, выпучивая глаза.
— А с женщиной твоей ничего не будет, — веселее говорит он, видно, затягиваясь то ли сигаретой, то ли трубкой. — это просто страховка, чтоб ты не дай бог в меня не пальнул.
— А у меня какие гарантии, что ты в меня не шмальнешь? — улыбаюсь я закатываю глаза.
— Вот это вопрос серьезный, молодец пацанчик, будем решать.
Чувствую руку Энзо на своем плече и убираю телефон, закрывая динамик.
— Деймон, они хотят тебя убить! — шепотом кричит он мне.
— Да по-херу блин. — наплевательски отмазываюсь я и возвращаюсь к разговору. — Алло?
Все было как-то странно. Мое сердце было спокойно, а тело не дрожало и лишь стальной мозг мог хорошо функционировать, оценивая всю паршивость ситуации. Идти вот так просто к Луке с полным доверием было идиотизмом, но что поделаешь, вокруг больницы люди с автоматами, грозящие перестрелять мою семью.
Подъезжаем к назначенному месту вовремя, но уже видим, стоящую здесь явно давно, белую машину, переливающуюся на солнце.
Первым вышел Рик, потом Кол, ну, а я вылез с последнего сидения последним. Нас было всего трое, как и их, все по договоренности. В знак доверия я отправил Энзо с ребятами, которых мы только смогли найти на данный промежуток времени к больнице и поручил спасение жизни Лены.
— Эн, мы на месте, — достаю мобильник и жду ответа. — Как там?
— Ага, Дей, это нереально, — приглушенно отвечает он совершенно серьезным тоном, — их человек тридцать. Начнется канитель — беда будет… — челюсть больно сводит и я передернул плечами, понимая, что в мою голову не приходит ничего дельного.
— Будь на стреме, не отключайся. — единственное что нахожу в ответ и тут же сбрасываю звонок, убирая телефон в карман.
Вдалеке, на этой пустынной местности, на которой лишь трава, бетонные плиты и бескрайний горизонт с редкими деревьями, мне показалось, как один из людей в черных костюмах вышел из машины и обойдя ее открыл кому-то дверь. На землю ступил высокий старик, лет шестидесяти и закурил трубку, убрав одну руку за спину. Седина на его висках блеснула так же как и цвет машины.
— Хорошая точка, все как на ладони… — огляделся вокруг Кол, пока я задумчиво обходил их вокруг и наконец остановился, стоя спиной к Луке.
Показываю пальцами мимические жесты, так чтобы их видели только пацаны.
— С Богом, — понятливо кивает Кол и одновременно нога в ногу с Алариком направляется к белой машине.
— Он не продаст. — ринулись вперед ребята, а я откинул полы пальто и сел на капот, буравя удаляющиеся спины друзей взглядом.
Никто из них не побоялся вступиться за меня. Всем им плевать на свои жизни, когда дело касается моей и это самое великолепное, что я мог узнать.
Ребята быстро осматривают Луку, со всеми его сопровождающими, на наличие оружия и взрывных вещичек, после чего Лука идет вперед, руки у него за спиной, а трубку он продолжает держать одними губами. После осмотра людей, пацаны проверили тачку, махнули рукой, мол, все чисто и я резко оттолкнувшись от машины, пошел на встречу вору. Я был больше, чем уверен в себе и даже не представлял о чем можно сейчас беспокоиться.
Вдруг у меня зазвонил телефон, и я не отрывая взгляд от Луки, продолжаю идти быстрым тяжелым шагом и одновременно отвечать на звонок.
— Да?
— Дей, они снимаются! Они уезжают Дей! — чуть ли не в истерике запищал в трубку Энзо. — Берегись, брат.
— Понял! — скидываю звонок и поднимаю телефон над головой, продолжая идти. — Это мобильник! — демонстрирую для Луки и его людей.
В ту же секунду послышался резкий выстрел, как я сказал эти слова, и Лука упал замертво. Его трубка вылетела на бетонную плиту, а из груди и головы полилась темная кровь, наверное такая же темная, как вся его душа. Выстрел был внезапным и уж точно не подстроен мной. Достаю пистолет из кобуры и тут же замечаю, как Кол убивает одного из людей Луки, который целиться в меня, следом такая же участь постигает и остальных сопровождающих Луку. Кол выстреливает еще раз, в уже мертвого охранника, чтобы убедиться наверняка. И еще раз.
— Все уходим! Дей, в машину! — кричат мне ребята и мы бежим к машине. Только лишь я успеваю бросить взгляд на крышу дома, на которой показался мужской массивный силуэт в экипированной одежде с автоматом в руках. А вот и наш снайпер, спешащий сбежать незамеченным.
Все было кончено, Лука мертв, враги наказаны, жизни моей семьи больше ничего не угрожает и наконец можно было спокойно вздохнуть…
Все закончилось и более объективно я понял это, когда мне позвонила Джо. Мое сознание было готово к чему угодно, но не к тому, что я смог разобрать сквозь ее рыдания и всхлипы, душащие ее. Я долго молчал, слыша в трубке отчетливый плач одиночества. В это нельзя было поверить, это было невозможно, такое недопустимо, но случилось. Сердце больно сжалось и я откинулся на спинку сидения, закрывая глаза и полностью игнорируя вопросы и крики на всю машину пацанов, которые изо всех сил пытались понять, что происходит.
Мама умерла.
Почему-то до меня никогда еще не доходило так отчетливо, что родители не вечны. Я всегда знал, что есть мама, а у меня полно времени на то чтобы извиниться, выслушать, пожаловаться. Я еще столько всего ей не сказал, хотя должен был говорить каждый день. На душе повис стотонный булыжник, тянущий меня на дно. Мне нельзя срываться, но понимание, что в этом мире больше нет женщины, которая всегда любила меня просто за то, что я есть и за все прощала, больше нет. Ее просто нет и во всем виноват я. Я довел ее до такого состояния и только я виноват во всем случившемся. Лили всегда твердила мне, что я должен быть храбрым и смелым, никогда не должен плакать, потому что мужчина, но стоя перед ней, лежащей меж бархатных стенок гроба я не могу сдерживать слез, безжалостно падающих на воротник моего пиджака, который Лена гладила все утро. Сегодняшний день — нечто ужасное. Небо против нас. Оно хмурое и насупившееся, как-будто сейчас вот-вот польет ливень стеной и будет продолжаться всю остальную мою жизнь.
Без нее нет меня. Меня будто выпотрошили и не оставили ничего внутри. Если бы она сейчас стояла рядом, она была ласково приобняла меня и положив голову на плечо сказала бы:
— Держись, ты сильный мужчина, ты все стерпишь и это тоже должен.
Но как такое можно вытерпеть?! Так плохо мне не было никогда и уже не будет. Это особый вид пытки для грешников.
Говорят, живые не умирают, а только превращаются в духов. В любой момент они могут появиться рядом и помочь, мы можем их чувствовать, когда захотим. Они будут приходить, когда нам больно. Мне больно. Я хочу, чтобы она пришла, но ее нет. Бог отнимает у меня дорогих мне людей за все, что я натворил на нашей грешной земле. Я недостоин того, чтобы возле меня была она… Моя мама… А могу ли я называть ее мамой? Имею ли я на это право? Нет… Я убил ее собственными руками. Бог все видел, все слышал, все учел. Он спас ее раньше, чем планировал. Он наказал меня позже, чем планировал.
Сжимаю ее холодную руку в своей горячей, наплевав на все возмущения. Она такая красивая… В клетчатом платье, с воротником. На ногах у нее лодочки, а волосы заплетены в плотную косу на затылке. Чем старше она становилась, тем меньше ей нравилось ходить с распущенными волосами. Она была мечтой поэта. Родная и своя.
