- Не начинай снова, Вероника, - раздался знакомый голос, и в дверь вошёл очередной визитёр. Ага, понятно. Пригов. Лицо мужчины было забинтовано, отчего он напоминал уэллсовского человека-невидимку – полное впечатление дополняли тёмные очки и шляпа.
- Не начинай снова, Вероника, - повторил Пригов. – Мы оба с тобой наворотили такого, что сразу не расхлебаешь. И у меня, в отличие от тебя, нет даже того оправдания, что в башке у меня сидела инопланетная хрень.
Ну, прямо не палата, а проходной двор. Все, кому не лень, шляются. Врачу, что ли пожаловаться? Нет, что имел в виду Пригов под «инопланетной хренью»? Интересно же.
И тут я рывком сел на кровати, игнорируя накатившую слабость, кивнул Антошке, чтобы он подложил мне подушку под спину, чтобы было удобнее сидеть, и вежливо обратился к доктору:
- Извините, вы бы не могли оставить меня наедине с моей любящей роднёй? А то мне уже страсть как интересно послушать полную версию событий.
========== Глава 72. Объяснение ==========
Я вежливо обратился к доктору:
- Извините, вы бы не могли оставить меня наедине с моей любящей роднёй? А то мне уже страсть как интересно послушать полную версию событий.
Врач кивнул, попытался улыбнуться, но напоролся на холодный взгляд Пригова, кашлянул, сказал: «Конечно-конечно», – и вышел.
А из-под кровати вылез Мурик – как ни странно, в футболке и шортах. Склад у него там, что ли? Как ни странно, ни Пригов, ни мама на появление Мурика никакими особыми эмоциями не отреагировали, только мама сказала:
- Здравствуй, Тимур.
Пригов же ограничился кивком, впрочем, вполне доброжелательным. Меня весь этот праздник добра и толерантности начал слегка напрягать, и я спросил:
- Ну, так что же это было… с мамой? Что это за штука?
- Это бес, - вздохнула мама, - во всяком случае, я это так воспринимаю. Тимурчик тебе лучше объяснит, что это такое, я только расскажу, как всё это началось…
После гибели Мити… ну, то есть, тогда все решили, что он погиб, в конце концов, поиски тел свернули, я вернулась в наш с Митей дом… Но там уже был его отец. А отец Мити был очень жёсткий человек, ему изначально не нравилось, что его сын выбрал нищую невестку… Он меня частенько называл «дворняжкой»… и едва терпел. Только ради Мити. А вот когда Мити не стало… Он не счёл нужным церемониться со мной. Велел собирать вещи, выметаться и забыть о Митиных деньгах… А я тогда о деньгах и не думала. Я беременна была, но рассказать о ребёночке отцу Мити не смогла – он мне и слова вставить не дал. И я пошла пешком с сумками под дождём через парк на автобусную остановку и всё думала, куда же мне деваться – одной, без денег, без квартиры, беременной… Единственный человек, которого я могла попросить о помощи, был Саша Холодов. Я знала его домашний номер, но для того, чтобы позвонить, мне нужен был телефон. А мой сотовый остался в нашем… то есть… уже не нашем доме… там был Митин отец, и вернуться я не могла, он бы меня просто не пустил. Оставалось только надеяться, что мне удастся позвонить из телефона-автомата на остановке – тогда, почти двадцать лет назад, мобильники были далеко не у каждого.
Так вот, я шла пешком, с сумками, под дождём… И вдруг я почувствовала жуткую боль в животе. Я бросила сумки и опустилась на траву, было такое чувство, что у меня внутри что-то колючее переворачивается. Я поняла, что теряю тебя, Славочка… Теряю то, единственное, что осталось у меня от Мити… Я уже тогда любила тебя. Я попыталась подняться, позвать на помощь, но не могла. И тут… тут у меня в голове прозвучало:
«Впусти меня…»
- Кто ты? – прошептала я.
«Неважно. Ты ведь хочешь сохранить своего детёныша, самка? Впусти меня, и он выживет… Я дам тебе силы… десять лет… целых десять лет ты будешь счастлива…»
- А потом? Что будет потом?
«Потом в твоём теле буду жить я… Мне интересно, какие ощущения может испытывать ваша раса… Но тебя это уже не касается. Ты впустишь меня?»
- А если я откажусь?
«Твой детёныш погибнет… И ты тоже, сейчас ты слишком слабая. Впусти меня, и я обещаю тебе десять лет счастья… Целых десять лет…»
И я… Я согласилась. И боль сразу прошла, мне стало легче. Я добралась до остановки, позвонила Саше. Он тут же приехал за мной, и всё было хорошо… Я совсем не ощущала в себе постороннего присутствия, и со временем мне стало казаться, что это просто была галлюцинация, вызванная сильным стрессом. Саша… Он был хорошим человеком. Он сделал меня счастливой, так что в определённом смысле эта тварь не обманула. А потом… когда тебе исполнилось десять лет… последнее, что я помню – что легла спать. А очнулась уже в кабинете Мити и не могла понять, почему ты, Славочка, такой взрослый, и что вообще происходит.
Мне Антоша с Тимуром рассказали, что было за эти восемь лет, которых я не помню… Это ужасно, просто ужасно… Прости меня, Славочка…
- Мама, - тихо сказал я, - перестань. Всё это делала не ты. А эта странная гадость. Кстати, Мурик, ты так лихо с ней расправился, может, и меня просветишь?
- Да просто всё, - сказал Мурик, - никакой это, конечно, не бес, а что-то вроде эфирного мозгового паразита. Такой концентрированный злобный разум, который жаждет обрести тело. А если он ни в кого не вселится – попросту погибнет. Я ведь жил у мага, помните, ребята? У него я всякой пакости навидался, в том числе и этой. Маги, кстати, вывели особую породу этих паразитов – они не разумны, но питаются мозговыми излучениями жертвы и ограничивают какую-либо её способность.
- Твой колпачок? – спросил я. – Это и был такой паразит.
- Ну, да, - кивнул Мурик, - когда я удирал, маг шарахнул по мне заклятьем, которое содержало этого паразита. Вот я и оказался котом в колпаке – паразит блокировал мою способность оборачиваться. Сам я его снять не мог, а вот вы, с вашей, на тот момент, почти неограниченной силой справились играючи. Но тот паразит, который был на мне, ни в какое сравнение не шёл с тем, который умудрился вселиться в твою маму, понимаешь?
- Но почему именно в маму? Не в миллионера, не в правителя какого-нибудь? Если ему власти хотелось…
- Не власти. Эти сущности коллекционируют новые ощущения. Им нравится делать гадости, плести интриги, но не только это… Любые приятные ощущения – хороший секс, вкусная еда, красивая музыка, тонкий аромат… Всё это можно испытать, даже не находясь на вершине власти. К тому же среди всего населения вашего мира с паразитом могут быть совместимы от силы… ну, человек пять-десять. Понятно, что, скорее всего это будут самые обычные люди. И ещё - паразит не может войти в тело носителя без формального разрешения. Так что этой гадости твоя мама была просто необходима – недомогание он, скорее всего, и наслал. И дал такой большой срок свободы, не напоминая о себе – видимо, ему срочно нужен был носитель – время поджимало. В общем, хорошо, что я уничтожил эту пакость, он бы пожил ещё в своё удовольствие, а потом… Потом стал бы себе искать другого носителя… Или покинул бы тело Вероники Юрьевны и отправился бы в другой мир – за новыми ощущениями.
- А мама?
Мурик вздохнул:
- Такое действие всегда смертельно для носителя. Вот так.
- Ничего себе… - выдохнул я. – Вот это история.
И только тут я заметил, что Пригов и мама совершенно спокойно слушают рассказ Мурика, не называя его бредом и не требуя вызвать психиатра. Интересно…
- Ну, да, - вздохнул Антошка. – Пришлось кое-что рассказать твоей маме и господину Пригову. Они нам в первый раз не слишком поверили, пришлось Мурику перекинуться для убедительности.
- Никогда бы не подумал, что такое возможно… - вздохнул Пригов. – Но твои друзья обладают редким даром убеждения, Мстислав. К тому же то, что произошло у меня в кабинете, в их рассказ вполне укладывается. Но теперь… Я хочу знать, что ты скажешь, Мстислав.
- Что я скажу? – удивился я. – Вы о чём?
- Что будет дальше. Видишь ли… - тут Пригов как-то странно замялся, а потом нерешительно проговорил, - я… я очень много неприятностей вам принёс. Я – преступник, ибо за действиями этого шакала Валика стоял я. И если ты скажешь, что я должен пойти в полицию и всё им рассказать – я пойду. Наказание – так наказание… Но… знаешь… я хотел бы исправить содеянное. Я понимаю, что Сашу уже не воскресить, и с этим мне придётся жить… но я никогда не переставал любить твою маму… И если говорил гадости – это всё от ревности, от отчаяния, от бессилия… Я хотел бы позаботиться о ней. И о твоей сестре тоже…
