— Вкусно, — сказала я правду, вдруг ощутив жуткий голод и желание самой вонзить короткие ногти в клешни краба. Или же это было иное желание — разорвать кого-то на куски и сожрать. Я не доверяла никаким своим ощущениям, понимая, что сейчас не принадлежу себе ни единой мыслью. Я пыталась глядеть поверх огня на воду, которая вдруг утратила прежнюю яркость, превратившись в чёрную пористую акварельную бумагу. Я чувствовала протянутой над огнём рукой каждый излом, погружая в тёмную толщу палец за пальцем, пока не провалилась полностью. Внутри бумага оказалась мокрой и шумящей, она обволакивала меня на манер папье-маше, укутывая в кокон словно гусеницу, пока не добралась до лица, сжимая губы и нос. Становилось нечем дышать. Холод, похожий на тот, что сковал меня в комнате со змеёй, наполнил тело как пустой сосуд. Я закрыла мокрые глаза, будто могла дать отдых пронзённому тысячей иголок телу. И тут какая-то сила рванула меня вверх и выдернула на поверхность ледяной воды. Я увидела яркий блин луны и мерные волны, будто обсыпанные осколками стекла. В панике я вцепилась в бледные руки, сразу не признав в держащем меня вампире Лорана. Впрочем, в тот момент близость любого из них была желанной, а не пугающей. Только они могли вырвать моё тело из лап смерти. Я почувствовала губами соль морской воды и, лишь спустя мгновение, поняла, что это слёзы, а сама я лежу на песке, уткнувшись в колени Лорана. Одежда липла к телу не из-за воды, а пота. Это была паническая атака, такая же сильная, как прежде, а может намного сильнее.

— Дыши, — шептал Лоран, склоняясь надо мной всё ниже и ниже, словно собирался сделать искусственное дыхание, но его поцелуй мог нести смерть, и из последних сил я дёрнулась в сторону и скатилась лицом в песок, по которому ползли змеи. Я слышала их шипение совсем рядом и, охваченная прежним ужасом перед ползучими тварями, не позволила шелохнуться и реснице. Зато слух оставался свободен от привычных барабанов, и я слышала над собой голоса.

— Только посмей сделать с ней то, что сотворил с Лораном!

Это определённо был голос Клифа, но ответа графа не последовало. Однако шипение удалилось, и, с трудом разлепив глаза, я увидела скользящие по песку ноги и догадалась, что приняла за змей шелест песчинок. С трудом приподняв голову, я застыла от увиденного, позабыв про боль, продолжавшую стегать тело. Они дрались, скользя по кругу, как заправские бойцы. Что последует за встречей их кулаков, я не желала представлять. Однако пока оба уворачивались, и драка выглядела запланированной, потому как они освободились от футболок. Я сумела разглядеть кровавые отметины на плечах обоих — значит, драка началась давно. Сколько же времени я провела в забытье между жизнью и смертью? Словно ища ответ, я подалась вперёд к дерущимся, но наткнулась на колени Лорана.

— Лежи смирно!

Перед глазами рассыпались звезды, в котором яркой луной белело лицо моего бывшего хозяина.

— Останови их, — едва выдохнула я. — Пожалуйста.

— Не наше это дело.

Тихий голос Лорана не выдавал ни малейшего беспокойства, но фоном ему служил скрежет песка, заставлявший меня жмуриться. Я нашла силы скинуть с груди ослабевшую руку вампира и сесть, как раз в тот момент, когда рядом на песок опустился граф. Вернее рухнул, зажав левой рукой пальцы правой.

— Боксёрский удар в уличной драке большая глупость, — послышался за спиной ровный голос Клифа. — Интересно, как скоро срастаются пальцы у вампира? У людей это занимает месяца три.

Я не обернулась к Клифу, не сумев отвести глаз от кровавого месива под носом графа. Должно быть, один из ударов Клифа пришёлся в нос или челюсть.

— Ваша манера поначалу напомнила мне индейские игры, чему я очень удивился, но потом вы перешли на английский бокс. Для уличной же драки больше подходит карате, — продолжал спокойно Клиф, будто они расположились за столиком кафе для джентльменской беседы. — Когда нет на руках защиты, бить можно лишь прямо, и для полной силы сжимать кулак только перед самим ударом. И вы не умеете ставить защиты, будто привыкли, что никто на вас не нападает. Зря вы полезли со мной драться. Я ещё человеком умел это делать, а вы и вампиром не научились.

Граф не глядел ни на говорящего, ни на сына, ни на меня. Он смотрел в песок, и я на миг ощутила желание броситься к нему и хоть кофтой утереть кровь. Будто спасаясь от меня, он быстро встал, но тут же со стоном закашлялся. Должно быть, получил удар не только в челюсть. Припадая на ногу, граф направился к океану и, ступив в полосу убегающей волны, не остановился, чтобы умыться, а направился на встречу новой.

— Мне очень жаль, — сказал Клиф, обращаясь на этот раз к Лорану. — Но я предупреждал его не трогать Джа… Кэтрин.

Я резко обернулась, желая отыскать на Клифе след кулаков графа. Но лицо байкера оставалось абсолютно чистым, и даже с плеч почти сошли следы пальцев противника. Захотелось плюнуть ему в лицо, но во рту пересохло, и я даже не смогла выдавить из себя и звука, чтобы заменить им ругательство.

— Отец ничего не делал, — буркнул Лоран в ответ, подбирая к лицу ноги, будто желал спрятать в них своё лунное лицо. — Она тебя испугалась. Это была её прежняя паническая атака. Поверь мне.

— Не спорю. Твой отец вернул ей страх передо мной, но он всё равно ничего не сможет сделать до завтра. А если посмеет предпринять ещё хоть одну попытку украсть её у меня, можешь забыть о моём обещании. Я и слова не замолвлю о тебе перед Габриэлем. Ищи помощи у своего убийцы. Мне даже создателем не назвать эту тварь. Ты жалок и подл, Лоран. Каким же дураком я был, когда поверил тебе на слово, забыв, что слово европейца ничего не стоит, а извращенца и маньяка тем более. Лучше бы ты умер тогда в парижской подворотне, потому что ты зелен не только снаружи, но и внутри — ты сгнил, как твоя душа, монстр!

— А кем был ты, подсунув мне женскую кровь? Не убийцей?

— Ах, вот как! — Клиф даже растерянно тряхнул чёлкой. — Ты всю эту неделю считал меня своим убийцей и потому натравил на меня отца, потому что сам ты бессильное чудовище и баба, которой даже мужики брезгуют. Дерьмо! — Клиф было расхохотался, но тут же осёкся, обхватив себя руками, будто защищаясь от собственных слов. — Ты не смеешь обвинять меня в подлости. Я не подсовывал тебе ничего. Это была твоя дурная игра и твоя ошибка. Да, индейцы тоже любят играть, но никогда не ставят на кон жизнь. Но я сумею забыть брошенные мне обвинения, как слова инфантильной дуры. Если даже после того, что вы сотворили с ней, — и Клиф ткнул в меня пальцем, — я был готов помочь тебе из жалости и потому что не кидаюсь обещаниями, как некоторые, так и сейчас ещё могу помочь тебе выкарабкаться из дерьма, куда опустил тебя твой любящий отец, — Клиф сплюнул в сторону океана. — Только не потому, что ты мне симпатичен, а потому, что индейцы научили меня любить людей. Но если он даже мысленно тронет её, я не только не помогу тебе, я уничтожу его. Ты прекрасно знаешь, как сильна семья у индейцев, и обида одного становится обидой всех, а против племени ему не выстоять. Можешь предупредить его. Хотя ты больше трясёшься о себе. Ну так на кону твоя зелень. Никто, кроме Габриэля, тебе не поможет хоть немного стать похожим на человека, — И тут Клиф взглянул на меня, да так быстро, что я не успела спрятать глаза. — Иди ко мне, Джанет.

Голос байкера дрожал перетянутой струной. Его дрожь передалась моему телу, и колени разогнулись. Я из последних сил дёрнула губами, растягивая их в улыбку, и язык будто сам щёлкнул хриплым смехом. Протянутая ко мне рука упала, и, вырвавшись из невидимой сети, я кинулась в океан, не думая о холоде набегавших волн.

— Назад!

Я не признала голос графа, уверенная, что это Клиф поспешил за мной, но, должно быть, ему потребовалось время, чтобы избавиться от электрошока моей улыбки. Парижанин, по пояс укрытый разбившейся о него волной, обернулся ко мне, выставив вперёд руки. Неужто гонит? Неужто отдаёт Клифу?

— Вода ледяная! — крикнул граф в оправдание, почувствовав рассечённой губой пощёчину моей мысли. — Беги на сухой песок!