- Послушай, Зари, не убивайся ты так. Рик любит тебя.

- Любит? Тогда почему за всё время, что я провалялся в горячке, он даже не попытался связаться со мной?

- Я… не стала тебе говорить неделю назад. Считала, что ты ещё слишком слаб, – девушка нервно потеребила манжет своего рукава и заставила себя поднять взгляд на следившего за ней парня. – Годрик тоже был в том сражении. Его… ранили…

- Мерлин великий!!! Почему ты молчала?! Куда он ранен?! Что с ним?!

- Я мало что знаю, кроме короткой записки, отправленной с кем-то из слуг твоим Олли…

- Что с Риком?!

- Он был ранен кинжалом в спину. Возможно, если кинжал заговорённый или смазанный каким-то зельем, Рик до сих пор не пришёл в себя и… я пыталась связаться с Хельгой, но она не отвечает.

- К Мордреду эту дуру! Я немедленно возвращаюсь в Хогвардс! Да и ты собирай вещи. Хватит сидеть в этом гадюшнике. Соседей я утихомирил, теперь здесь со всем справиться бейлиф, а нам пора возвращаться в школу.

Зари носился по комнате, словно смерч, позабыв про слабость, мучившую его после комы, и только отмахивался от предостережений Ровены, боявшейся, что его ещё не до конца восстановившаяся магия с трудом перенесёт столь дальнюю аппарацию:

- Пустяки. Жаль, конечно, что я отдал свой портключ Олли…

- Так вот каким образом, мальчик сумел доставить раненого Годрика в Хогвардс! А я-то всё не могла понять, как у него, такого слабого мага, на это сил хватило!

- Благослови Мерлин и Моргана догадливого мальчишку! Прекрати причитать, Ровена! Что за слезливость? Это вовсе на тебя не похоже. Собирайся. Я пришлю за тобой твоих старшекурсников для охраны. У тебя есть пара дней, чтобы завершить здесь свои дела, – надев тёплую мантию с глубоким капюшоном и напоследок обняв застывшую посреди комнаты чем-то явно ошарашенную девушку, Зари привычно нажал на нужные завитки стенной панели, расположенной за кроватью, и растворился в темноте потайного хода.

На то, чтобы добраться до границы Защиты замка и аппарировать в Хогсмид у него ушло меньше часа. Ещё бы! Половину этого пути он, преодолевая слабость, промчался бегом, наплевав на достоинство Слизеринов. Да никто и не смог бы узнать его сейчас в этой простой, без украшений дорожной мантии.

А вот в магической деревне Салазару пришлось-таки сделать остановку. Аппарация на дальнее расстояние, да ещё и с частичным преодолением Защитных чар, едва не заставила его потерять сознание от слабости, и молодой маг зашёл передохнуть в недавно открывшийся паб, в котором, как он знал, можно было спокойно и недорого пообедать.

В те времена было принято вывешивать в подобных заведениях копии королевских указов или каких-то других объявлений в расчёте на то, что умеющий читать хозяин заведения или другие образованные люди донесут до неграмотных представителей черни суть написанного.

Вот и на этот раз на чисто выбеленной стене возле барной стойки, за которой восседал толстяк МакТавиш, красовался какой-то затейливо украшенный писцом пергамент. Усталый Зар не обратил бы на него никакого внимания, если бы взгляд случайно не зацепился за мелькнувшие в заглавии два слова «Годрик» и «Гриффиндор». Новоявленный лорд Слизерин подошёл поближе, внимательно вчитываясь в висевшее на стене объявление, и… удержал рвущийся с губ мучительный крик «Нет», только прикусив губу до крови.

На негнущихся ногах он вышел из паба, не замечая взглядов окружающих людей и из последних сил аппарировал, нарушая все магические законы, прямо в комнату Ровены в замке Серпентер. От сильнейшего магического истощения, вызванного преодолением мощной Защиты поместья, он почти сразу же потерял сознание, успев только почувствовать, как его подхватили руки подруги, уберегая от падения на каменный пол. Её вопросов он уже не слышал, но до самого последнего момента, пока его не поглотила спасительная тьма, перед глазами Зара стояли выведенные на пергаменте слова:

«Лорд Годрик Гриффиндор имеет честь объявить о своём бракосочетании с девицей Хельгой Марианой Пуффендуй, которое состоится в королевской часовне Эдинбурга 2 ноября 1005 года от Рождества Христова».

Немного владевшая Легиллименцией Ровена, «подсмотревшая» в мыслях Салазара, сейчас не скрытых никакими щитами, этот эпизод, бессильно опустилась прямо на каменный пол, не выпуская из объятий потерявшего сознание друга и не обращая внимания на мгновенно пробравший её тело холод: «2 ноября… пять дней назад. Если бы я только знала… если бы сразу сказала ему… Что же ты наделала, сестра? Неужели не понимала, что, даже заключив Магический Брак, не сможешь завоевать сердце, принадлежащее другому человеку? Что же мы все наделали?» Ей было безумно жалко впавшего в отчаянье Салазара, натворившего глупостей вспыльчивого Годрика, искренне считавшую, что в настоящем браке достаточно любви только одного из партнёров, Хельгу и… себя.

Салазар приходил в себя медленно и трудно. Истощение и стресс вызвали рецидив магической лихорадки, слава Мерлину, в этот раз продлившейся только несколько дней. Но и когда к магу вернулось сознание, мало что изменилось. Зар ел, спал, автоматически решал вставшие перед ним насущные проблемы и… вновь погружался в свои мысли, всё больше отдаляясь от навещавших его друзей и Ровены. Даже возвращение Олли не смогло вывести его из этого полусомнабулического состояния. Он почти равнодушно выслушал эмоциональный рассказ парня о слухах, распространившихся в Эдинбурге и Лондоне с подачи покойного и никем не оплаканного Марволо, растрезвонившего всем, что его младший сын заключил помолвку с невестой покойного брата. В его лице ничего не дрогнуло, когда Олли в лицах описывал, какой погром устроил в Хогвардсе после этих известий едва оправившийся от ран Рик, и как преданно ухаживала за буйствующим магом красавица Хельга. Салазар, казалось, пропустил мимо ушей неловкие попытки доверенного слуги оправдать бывшего жениха: «Мастер Рик был так зол и расстроен, а тут красивая ведьма сама лезет в постель… Ну-у, и всё такое… Случайно у него это вышло! Кто ж знал, что Пуффендуи плодовитые, как кролики?! Вот и вынужден был Мастер Годрик… Мы ж все думали, что вы хозяин и правда с леди Ровеной… Да старый хозяин кого хочешь мог заставить делать то, что ему было нужно!»

Ничто не могло вывести Салазара из этой не-совсем-жизни. Он бродил по замку ненавистного отца, словно своё собственное приведение, всё больше отдаляясь от людей. Даже вернувшийся из Франции Магистр Певерелл ничего не смог для него сделать. Зар тихо угасал, замкнувшись в своём отчаянии, оживая только на время решения каких-то насущных проблем своих вассалов и союзников. Во время двух незначительных военных стычек, случившихся между его магами и магами двух не внявших прежним увещеваниям политических противников, молодой лорд Слизерин, никогда впредь не выказывавший великих талантов во владении мечом, лез в самую гущу боя. Избегнул он гибели, видимо, только по причине одного известного изречения: «Пьяниц и сумасшедших – смерть не берёт». И неизвестно, чем всё это бы кончилось, если бы через месяц после возвращения Салазара из Хогсмида отчаявшаяся «достучаться» до него Ровена срочно не собралась уезжать в какой-то французский монастырь. Почуявший какой-то подвох, Зар пытался разговорить единственную оставшуюся у него подругу, но девушка на все расспросы только отмалчивалась и настаивала на отъезде, с фальшивой уверенностью доказывая, что просто устала от Англии и устала от занятий со студентами. И только домовые эльфы докладывали ему, что Ровена плачет по ночам. Это заставило угасавшую у мага волю к жизни встрепенуться. Девушка была единственным близким ему человеком, и он не хотел, чтобы и она прошла через горе и страдания, выпавшие на его долю. Зар великолепно знал, насколько они, аристократы, недооценивают наблюдательность и ум простых людей и… начал свою атаку на старую служанку Ровены, когда-то бывшую её кормилицей. Ему не пришлось даже серьёзно давить на пожилую ведьму. Как только та поняла, что юный лорд всерьёз беспокоится о благополучии её подопечной, она выложила ему всё, что знала, словно на исповеди: