А подросткам досталось по полной программе. Ещё только услышав имя Слизерина, Рик поклялся себе, что эта норманнская гадюка не услышит и стона с его губ, каким бы болезненным не было наказание. А оно обещало быть очень серьезным. За его порку отвечал Дилорн, и парень не сомневался, что получит максимум из того, что ему причиталось получить. Боль была адской: рубцы от предыдущей порки ещё не до конца зажили, и раны вновь открылись, но Рик держался, не давая ни крику, ни стону сорваться со своих губ. Он только успел заметить, что его враг тоже не издал ни звука. В душе зашевелилась некоторая тень уважения к такой стойкости. Когда экзекуция была закончена, юношей отправили к мадам Розалинде, которая преподавала у них лечебную магию. Вот там-то даже гордый Рик не сумел подавить стон боли. Настойка растопырника была очень жгучей и, попадая в открытые раны, вызывала ощущение сгорания заживо, но зато великолепно залечивала повреждения и не давала ранам загноиться. И опять тщедушный, похожий на девчонку сопляк не издал ни звука. Хотя даже колдоведьма не смогла сдержать вскрика:
- Мерлин великий! Что с вашей спиной, юноша?!
- С моей спиной всё в порядке, мадам. Делайте всё, что нужно, мне ещё надо устроиться в отведённой мне комнате.
Они сидели на табуретах лицом к лицу, и Рик не мог видеть спину своего врага, но, учитывая возгласы много повидавшего на своём веку лекаря, раны Слизерина появились не вследствие сегодняшнего наказания.
Мадам велела домовому эльфу вызвать магистра, а уже перевязанного Рика безжалостно выгнала из лазарета. Но юный маг не был бы Гриффиндором, если бы не сунул свой нос в чужую тайну. Выйдя из владений мадам Розалинды, он юркнул в неприметную кладовочку и по уже изученному за неделю лазу вернулся к лазарету с другой стороны. Здесь была очень удобная дырка от выпавшего сучка в сосновой перегородке, через которую открывался вид на всё помещение. К тому же с такого ракурса спина этого змеёныша предстала перед ним как на ладони. Рик пригляделся и едва сдержал изумлённый вскрик. Вся спина худенького, не выглядевшего на свои двенадцать лет мальчишки была покрыта рубцами, свежими – не более двух-трёхдневной давности – и старыми – уже зажившими. Сегодняшняя порка открыла ещё полностью не зажившие раны. Годрик про себя подивился выдержке змеёныша Слизерина. Лошади, на которой приехал бы мальчик, он не заметил, а значит, тому явно пришлось трое суток трястись в жёсткой карете, постоянно прислоняясь израненной спиной к её стенкам. И он ни словом, ни взглядом не выдал своего состояния. Такая стойкость вызывала уважение. К тому же рубцы на спине юноши говорили о том, что его пороли отнюдь не розгой, а кнутом, что было вдвойне больнее и могло оставить шрамы на всю жизнь. Рик содрогнулся: его дядя – сам отнюдь не мягкий человек и скорый на расправу – и тот никогда не наказывал кнутом своего непослушного племянника. Задумавшись, он едва не пропустил разговор Учителя с колдоведьмой и новичком. Правда, всё равно ничего нового из него не узнал. Юный Слизерин молчал, как немой на допросе, и, решив для себя оставить норманнского змеёныша в покое, Рик тихонько ретировался из своего укрытия. Избитая спина побаливала довольно ощутимо, левый глаз заплыл, да и на дворе уже стояла непроглядная темень, и юноша отправился в свою комнату спать. Правда, чтобы не нарываться на насмешки утром, он, как мог, вымылся, стараясь не мочить повязки, и отдал домашним эльфам изорванную в клочья грязную одежду, достав из своего сундука чистую и свежую смену. Упал на постель и отключился до утра.
Юный Салазар едва сдерживал свою панику: за день до отъезда из отцовского замка он опять поцапался со старшим братом. Тот всегда его недолюбливал, а когда год назад умерла болевшая с самого рождения младшего сына мать, вообще как с цепи сорвался. Он напрямую заявил мальчику:
- Это ты, ублюдок, виновен в смерти нашей матери! Лучше бы ты никогда не рождался!
С тех пор и без того безрадостная жизнь младшего Слизерина превратилась в настоящий кошмар. Ричард и его дружки из свиты всячески издевались над маленьким и хрупким для своего возраста мальчиком. Правда, делали это так, чтобы лорд Слизерин не узнал. Но впрочем, их отцу не было дела до младшего сына. Его волновало только одно: чтобы Салазар был сыт, прилично одет и подобающе вёл себя перед гостями. В общем, не доставлял никаких проблем своим существованием. В отличие от старшего брата, его даже ничему не учили. Он сам умолил воспитателя Ричарда давать ему уроки по арифметике, грамматике и языкам. А замкового лекаря – по зельям и лечебным заклятиям. Зари даже улестил одного старого рыцаря, и тот показал ему, как драться и метать ножи, но лучше всего мальчику давались стрельба из лука, плаванье и чары. Хотя его никто им не учил, но, как только он освоил чтение, мальчик стал пропадать в замковой библиотеке и втайне от отца и брата тренироваться. Месяц назад всё стало ещё хуже: видимо, учитель Ричарда поставил его в пример старшему брату, и Дик взбеленился. Они с дружками так избили подростка, что тот даже сесть не мог самостоятельно. А когда их лекарь пожаловался на наследника отцу… Зари до сих пор вспоминал тот день с содроганием. Лорду Слизерину жаловаться он отвык уже давно (всё равно это не имело смысла: отец всегда вставал на сторону Ричарда), но мальчик находился без сознания и не смог остановить мэтра Лорье. А потом… Дик сказал отцу, что Салазар крадёт ценные ингредиенты из его личной лаборатории. В комнате мальчика и вправду нашли кое-какие травы, он сам их собирал для своих зелий, но лорд не стал разбираться, а просто велел всыпать младшему сыну двадцать ударов кнутом. И уж Ричард-то с радостью проследил, чтобы кнут предварительно вымочили в солёной воде, чтобы ненавистному младшему брату было вдвойне больнее. Одного он не знал – Зари позволил себе улыбнуться этому воспоминанию – Дик не знал, что соль обеззараживает раны. А потом пришло королевское распоряжение отправить Салазара на обучение к королевскому магу – Игностусу Певереллу. Зари даже подумал, что бог или Мерлин услышали его молитвы и помогли сбежать из замка, который он никогда не считал домом. И вот сейчас, промаявшись двое суток в тряской карете, он стоял и разглядывал поместье своего будущего учителя. Слуги таскали его вещи в дом, а мальчик любовался открывающимся кругом видом. Правда, никто по его надменному выражению лица не мог бы понять, о чём он сейчас думал. Салазар слишком рано научился скрывать свои истинные чувства за презрительно-надменной маской. Он как раз размышлял, сможет ли это место стать ему домом. И в этот момент в полутьме на него налетел какой-то верзила и пребольно толкнул в и без того раскалывающееся от боли плечо. От столкновения Зари отлетел на несколько шагов и шлёпнулся на свою многострадальную спину. Шок от резкой боли вызвал яркую вспышку гнева, а тот, кто его толкнул, стоял над ним и ещё и с улыбкой протягивал ему руку. От злости и боли, мальчик не разглядел ни доброй улыбки склонившегося над ним юноши, ни его слишком хорошей для серва одежды, а только увидел грязь на лице и учуял стойкий навозный запах, исходивший от обидчика. Он привык автоматически отвечать ударом на удар и нападением на нападение, и с губ его сорвались те слова оскорбления, что услышал Рик. А уж когда новый знакомец повторил любимую шуточку его братца о сходстве Зара с девчонкой, мальчик просто сорвался и кинулся в бой, не задумываясь о последствиях. То, что Певерелл, растащивший их, назначил такое лёгкое наказание, да ещё и не стал прилюдно издеваться, оттачивая своё остроумие на провинившихся учениках, его приятно поразило. Да и парень, с которым он подрался, несмотря на то, что оказался проклятым Гриффиндором, которыми в окрестностях Серпентера матери пугали непослушных детей, держался достойно и не пытался свалить всю вину на него. По правде сказать, его соперник вообще не сказал ни слова, даже не пискнул, когда их били. Для Зара-то эта экзекуция была привычной, но и он решил не посрамить своей чести перед противником и молчал, как бы плохо ему не было. К тому же, ему показалось, что наставник, поровший Гриффиндора, лютовал гораздо больше, чем тот, что наказывал его. «Вот тебе и любимчик Певерелла! А говорили, что магистр с лордом Гриффиндором – лучшие друзья!» Справедливость Салазар уважал, поэтому заранее проникся к грозному будущему учителю симпатией. Где-то на периферии сознания мелькнула мысль, что неплохо было бы наладить хотя бы нейтральные отношения с этим… отпрыском Гриффиндора, но он отверг её, как явно бредовую. Он Слизерин, а тот Гриффиндор, и этим всё было сказано. Мальчик вновь усмехнулся, осторожно пристраивая своё избитое тело на кровати в выделенной ему комнате: «В конце концов, если уж меня ненавидит собственный брат, то чего уж ждать от сына злейшего врага нашего рода».
