Режущее заклятие пролетело совсем близко к правой щеке Септимиуса, вскользь задев кожу, и острая боль привела мага в чувство, заставив выхватить палочку и вступить в бой. И только всё ещё сохранявшееся численное превосходство удержало его от того, чтобы не удрать с поля боя куда глаза глядят, наплевав на своих людей. Да это всё равно было бы бесполезно. Только сейчас Малфой понял все последствия своего опрометчивого согласия на эту авантюру. Теперь-то он понимал, что если хоть кто-то из Гриффиндоров останется в живых, то после этого вероломного нападения выживший не успокоится, пока не сотрёт его с лица земли. Септимиус не был трусом или плохим Боевым Чародеем. Он просто предпочитал другие, менее опасные для себя методы устранения противников. Но сейчас у него не было выбора. Не обращая внимания на мольбы о помощи, несущиеся со стороны королевских магов, Малфой застыл, притаившись в укрытии за корявым деревом, ожидая, когда медленно теснившие его людей волшебники пройдут мимо, подставляя ему свои неприкрытые спины. Их уже просто некому было их прикрывать – все саксонские маги и пришедшие с Годриком старшие ученики и мастера погибли в сражении. Удар там, выпад и каскад проклятий здесь. Эти Гриффиндоры были слишком быстрыми, чтобы он успел прицелиться. Но вот старый лорд оступился, на мгновение приоткрывая спину своего племянника, и Септимиус тотчас же метнул в неё нож, опасаясь привлечь к себе внимание магической атакой. Цель была так близко, что он не мог промахнуться и, не глядя больше на оседавшее на землю тело, Малфой ударил «Авадой» по метнувшемуся к племяннику магу.

Дело было сделано, но Королевский Чародей ещё минут пять не решался выйти из своего укрытия, лихорадочно прислушиваясь к стонам раненых и умирающих и вглядываясь в два неподвижных тела, распростёртых на трупах убитых ими врагов. Но страшные Гриффиндоры не подавали признаков жизни. Седеющую рыжую гриву старого Ланселота, даже в смерти прикрывавшего своим телом любимого племянника, трепал осенний ветер. Малфой осторожно подошёл к убитым им врагам, не опуская нацеленной на них палочки. Лорд Гриффиндор был мёртв, но ему надо было убедиться, что он уничтожил и его племянника. Эта восходящая звезда британского Магического Мира была слишком страшным противником, чтобы оставлять его в живых. Септимиус взмахом палочки откатил в сторону тело старого лорда и склонился, было, над Годриком, но раздавшийся за спиной полный затаённого торжества голос заставил его подскочить, заняв боевую позицию.

- Эти саксонские собаки мертвы?

- Слизерин! Какого Мордреда вы подкрадываетесь ко мне, словно разбойник?!

- Ну-ну, Септимиус, не надо так нервничать…

- Не надо нервничать?! Вы не сказали мне, что среди магов, которых я и мои люди должны будем убить, будет любимчик нашего короля!!! А если он узнает…

- Не узнает, – Марволо с холодным презрением посмотрел на стоявшего перед ним трусливого слизняка и, больше не обращая на него внимания, двинулся к телу старого врага, по дороге добивая раненых, вне зависимости от сторон, к которым те принадлежали. – Как говорят эти дикари: «То, что знают трое, знает свинья за углом». Нет свидетелей – нет слухов. А победитель всегда прав.

Слизерин с глумливой усмешкой заглянул в смотревшие в небо голубые глаза Ланселота и, обращаясь к мёртвому, почти пропел:

- Как же долго я ждал минуты, когда смогу увидеть твой хладный труп. Ну, что, Гриффиндор? Кто из нас вышел в этой схватке победителем? Это хорошо, что мой глупый сын отказался разорвать свою помолвку с отродьем твоего братца. Теперь ему, а значит, и мне по закону будет принадлежать всё ваше имущество. Мда-а, мне даже жаль, что ты не увидишь того момента, когда мои управляющие появятся в твоём замке. Но хорошо смеётся тот, кто смеётся последним…

- Вы абсолютно правы, лорд Слизерин. Авада кедавра!

И мёртвое тело, когда-то бывшее Марволо Слизерином, мастером интриг, перехитрившим самого себя, упало на траву, уронив голову на колени своему старинному врагу.

- Какая трогательная картина… – Септимиус Малфой, сейчас вовсе не походивший на того перепуганного почти до потери сознания мага, каким он был ещё несколько минут назад, подошёл к этой жутковатой скульптурной композиции и оглядел её с видом ценителя искусств. – Пожалуй, я сохраню это воспоминание в своём Омуте Памяти. Кто бы мог подумать, что грубый мужлан и бесчувственная сволочь будут так мило смотреться вместе. Да-а, лорд Слизерин, вы совершенно правы: «Что знают трое, то знает свинья за углом», но для лучшего сохранения тайны больше подходит один хранитель. А насчёт ваших матримониальных планов – заманчиво, заманчиво… Но мне кажется, вы недооценили вашего сына. Мордред меня побери, если я перейду дорогу Салазару, – взгляд блондина перешёл на лежавшего ничком Годрика, и в нём появились проблески сожаления. – Я бы и жениха его не стал убивать, но у меня не было другого выхода.

Малфой ещё минуту постоял над телами и, тяжело вздохнув, отправился добивать раненных, так и не заметив, что из неприметного куста росшего неподалёку за ним наблюдала пара внимательных карих глаз. Их обладатель дождался, пока Королевский Чародей не закончил своё чёрное дело и не аппарировал с залитой кровью поляны, и только после этого почти по-пластунски метнулся к лежавшему вниз лицом Основателю:

- Мастер Годрик! Мастер Годрик! – хрупкому юноше, почти мальчику, с трудом удалось немного приподнять высокого атлетически сложенного мага и повернуть его голову на бок, дав возможность свободно дышать. В отличие от Малфоя, занятого больше собственными амбициями и попытками замести следы, он ещё в укрытии заметил, как дрожат ресницы раненного мага и периодически еле-еле приподнимается от дыхания грудная клетка.

- О-о-олли-и?

- Да, Мастер. Простите, я увязался за вами тайком, потому что волновался за хозяина Салазара. Вы же видели, на что был способен лорд… Гореть в аду его поганой душе!!! – Олли, оборвал свои причитания, поняв, что Гриффиндор провалился в глубокий обморок и, наложив насколько мог сильные Кровоостанавливающие чары, затараторил. – Не волнуйтесь, Мастер, хозяин Салазар дал мне на всякий случай портключ, он вынесет нас прямо в Больничное крыло Хогвардса, – юноша непослушной рукой нашарил за пазухой небольшой медальон в виде змейки и, обхватив покрепче тело раненного мага, изо всех сил сжал его в потной ладони, перенося их в относительную безопасность школьных стен, под охи и причитания мадам Розалинды и Хельги.

Салазар, не подозревавший о драме, произошедшей, пока он был без сознания, очнулся только через месяц после гибели лордов и ранения своего жениха. И первые несколько дней, пока он приходил в себя и разбирался с нежданно-негаданно свалившимися на него делами поместья, Ровена не решалась рассказать другу о ранении любимого человека. А Зари, обиженный мнимым предательством Рика, всё больше и больше замыкался в себе. Гордый и неприступный днём, новый лорд Слизерин, успешно перехвативший бразды правления замком и на корню зарубивший все поползновения попытавшихся было урвать лакомый кусочек соседей и политических противников Слизеринов, ночью нахохлившимся галчонком сидел на подоконнике в собственной спальне, с тоской вспоминая лицо, как видно, позабывшего его Годрика. Устоявшаяся жизнь в один миг перевернулась с ног на голову. Его, ни сном ни духом не участвовавшего в вероломном нападении на лорда Гриффиндора, обвиняли в организации этого покушения. А Годрик… Годрик молчал, не прислав за время их разлуки ни единого письма. Тоска по сыну и боль от ссоры с любимым словно огненными когтями полосовали сердце. Но на людях он продолжал носить ледяную маску невозмутимой сволочи. И только Ровена, однажды заставшая его плачущим, наконец, поняла, что натворила, не рассказав сразу о ранении друга. Она-то хотела уберечь его от переживаний и сама связаться с Годриком, рассказав ему про кому Зара, даже написала обо всём в письме, посланном Хельге. Но сова с письмом улетела уже почти неделю назад, а ответа всё не было. И девушка решилась, наконец, рассказать Салазару, всё, что скрыла от него при пробуждении: