Выстрелы бомбард, в качестве праздничного приветственного салюта — несколько напугали наследников и Дезидерий попросил Рикульфа предупредить бомбардиров что бы их более не производили. Зато музицирование оркестра и выступление циркачей — всех повеселили и скорого начала основного действа, ради которого все и собрались, наследники ждали уже с весёлым нетерпением.

Перед праздничной приветственной речью министра Дезидерия, на возвышении — к нему приблизился сияющий Рикульф и сообщил что всё идёт отлично и пары разбиты таким образом, что потеря предназначенных в жертву интриги заговора бойцов — особо болезненно отразится на их господах, и наследники будут рвать и метать в ярости!

Второй секретарь, Тарасий, сказал главному имперскому министру что агентура ждёт лишь отмашки к началу провоцирования кровавых противостояний между сторонниками провинциальных королей и как только будет дан подобный сигнал, что уже пора начинать беспорядки — пару сотен глоток начнут взывать к отмщению на всех языках империи и лезть в бой, подспудно толкая стоявших впереди них людей к таким же действиям и по возможности активнее.

Свою речь министр Дезидерий произносил прочувственно: он говорил о будущем походе, примирении, в ожидании Избрания на престол нового императора, отказе от споров и единения всех королевств имперской державы, а закончил — пожеланием победы достойнейшему из рыцарей и показал на серебрянную чашу наполненную доверху новёхонькими, блистающими как тысяча миниатюрных солнц, золотыми монетам: «Это и есть приз победителю нашего турнира!»

Наследники вяло похлопали. Зато знать на трибунах вовсю веселилась, словно простецы и самые молодые из них даже яростно били в ладони, из за чего их более старшие родственники пристыдили шалопаев.

Девушки прятались за огромными веерами и постоянно стреляли глазками, как в стороны лож с наследниками, так и на рядом сидящих молодых людей.

На главную арену, для первой схватки, вывели пару бойцов на лошадях украшенных вычурными гербами на накидках.

Что то громко и важно объявлял глашатай, а Дезидерий, со своего удобнейшего места на возвышении, внимательно смотрел что происходило сейчас на остальных аренах, трёх поменьше: там также выставлялись пары бойцов и готовились к единому сигналу для начала всех поединков, что должен был подать сам главный министр империи трубачу, а тот, своим пугающим трубным рёвом — начать первые поединки одновременно на всех четырёх аренах.

Место «престолодержателя» располагалось на возвышении, вроде отдельной открытой башни, что несколько удивило наследников но они промолчали и позволяло министру наблюдать за всеми аренами при некотором желании, в отличии от лож вице королей, которые могли видеть лишь главную арену и, при повороте кругом — ещё одну, прямо за их спинами на определённом расстоянии.

— Всё. Пора начинать! — мысленно скомандовал себе министр и махнул платком в сторону трубача.

Тот немедля взвыл громким, истошным звуковым сигналом своего духового инструмента и тут же служки отпустили лошадей участников схваток, а сами рыцари, наклонив параллельно земле огромные, толстые, вычурно разукрашенные турнирные копья — ринулись друг на друга, желая быстрее противника разогнать свою лошадь и опередить в ударе, пускай всего на миг, оппонента.

Через пять секунд раздался чёткий звук сшибки копий с защитой надетой на рыцарей и с некоторой очерёдностью четыре последовательных удара.

Потом хорошо слышимый вздох на трибунах, когда множество людей проделывают это одновременно и наконец глухой шлепок падения одного из рыцарей в доспехах, на песок главной арены турнира.

Вслед этому случилось секундное всеобщее молчание и вновь бурная реакция отовсюду, но на этот раз от криков радости, до воплей негодования — и приглашения не валять дурака или призывов добить поверженного бойца.

Знать на трибунах главной арены вовсю веселилась и эмоционально, не присуще им обыкновенно, реагировала на случившееся поражение одного из участников схватки: после первого же удара копьём, рыцарь из Гарданы повернулся в седле боком и проехав на своём коне несколько метров начал крениться в сторону, потом, до того как разрешили его оруженосцам и слугам оказать ему помощь — он полностью свалился на песок арены и затих там…

Первой среагировала на произошедшее дочь Поллиона и супруга Борелла, Алуникофиэль: она громко, истошно, резко закричала, словно раненная чайка и бросилась немедленно, прямо сквозь строй охранников мужа и сидящей на трибунах внизу ложи принца из Гарданы знати — к раненному и сбитому на землю, рыцарю из свиты её мужа.

Женщина постоянно громко всхлипывала и отчаянно кричала на непонятном языке, отпихивала и просто вышвыривала баронов и графов с их мест на трибунах, если те не успевали быстро вскочить уступая ей дорогу и вообще, вела себя скорее неадекватно.

Дезидерий успел заметить краем глаза начавшееся оживление и на трибунах у боковых арен, однако вновь быстро вернулся к рассматриванию ситуации произошедшей прямо перед ним, на главной арене турнира: гарданцы были растеряны — Поллион буквально пожирал взглядом свою дочь, но сам не двигался с места, просто стоял словно столб и вытаращившись смотрел на лежащего рыцаря из его вице-королевства и бьющуюся в самой настоящей истерике над ним, собственную дочь. Борелл размахивал руками и кричал, он был скорее раздосадован, чем шокирован — выше всякой меры.

А вот супруга Борелла, королева Гарданы Алуникофиэль… Она, добравшись до всё ещё лежавшего пластом рыцаря гарданца, вокруг которого сейчас суетились слуги турнира и собственные оруженосцы поверженного бойца — женщина подняла окровавленную голову мужчины и стала смотреть ему прямо в глаза.

Потом разрыдалась и уже через секунду начала покрывать поцелуями лоб и уста мужчины, и всё чаще, что то негромко шепча, прижимала поверженного рыцаря к своей пышной груди.

Данное поведение королевы северян было странно, особенно учитывая что она была единственным ребёнком Поллиона и братьев у неё не было.

Дезидерий заметил что первый министр Гарданы наконец вышел из своего ступора и на деревянных ногах, неловко толкаясь, всё же выбрался из ложи гарданцев и добрался, не без труда, на арену к дочери.

Там он схватил её за руку и подняв рывком на ноги ревевшую уже вовсю Алуникофиэль, что то зашептал ей прямо в ухо, отчаянно жестикулируя.

— Да мне плевать! И на этого борова из имперских выкормышей, и на их империю солнечных зайчиков — плевать!!! — орала словно бешеная, женщина, вырываясь из захвата собственного отца и всё более сейчас походившая на ведьм друидов из сказок инквизиции, что в детстве читал «престолодержатель»: с всклокоченными волосами и яростно выкатившимися из орбит, полными ненависти, горящими глазами, искривлённым гримасой ртом и слюной, что летела с него во все стороны. — Эти скоты ранили Галлиэрна! — ты понимаешь?! — они прикоснулись к его прекрасному телу своим нечестивыми железками и он теперь без сознания! Да убери от меня руки и прикажи нашим друидам заняться Галлиэрном! — нельзя отдавать имперским мясникам и коновалам его. Они специально постараются сделать раненного инвалидом до конца жизни… — Женщина замолкла и казалось что Поллиону удалось наконец отодрать её от тела поверженного рыцаря, в которое она ранее вновь вцепилась обеими руками.

Но Алуникофиэль внезапно оттолкнула с невероятной силой собственного отца прочь, прямо на песок арены, быстро протянула руки с какой то крохотной статуэткой в них и громко отчаянно закричала, словно в беспамятстве: «Прошу вас, Боги старых как Мир древ и камней что и создали земли и людей — спасите Галлиэрна! Мы с ним верно служили и будем служить Вам, спасите своего ставленника и дайте нам мира и счастья, в единой семье и с многочисленными детьми!»

— Да она из друидов! — завопили графы, сидящие на первых скамьях прямо у щитов, что ограждали арену от зрителей. Данная знать в своё время активно воевала в Амазонии и прекрасно понимала что и у кого просит королева Гарданы. — Это ведьма древознатцев! К нам прислали на турнир ведьму из друидов!!!