- К домам! - продолжал надрываться я. - Скорее к домам!
Мимо меня пробежал какой-то совсем ещё молодой солдатик в гренадерском мундире, в глазах его горела паника, кивера на голове нет, однако мушкет держит крепко.
- Куда?! - ухватил я его за плечо. - Не поворачивайся к врагу спиной!
Развернув его лицом к атакующим драгунам, я вскинул палаш и быстрым ударом пронзил бок ближайшему кавалеристу. Не разворачиваясь, рубанул второго, под тяжёлым клинком затрещали рёбра. Пользуясь прикрытием их коней, отступил на несколько шагов, буквально таща за собой ошалевшего гренадера.
Рядом Роговцев подставил мушкет под палаш драгуна и тут же врезал ему прикладом в зубы. Тот откинулся в седле, прижав левую руку к лицу. Но товарищ его всадил пулю из пистолета в грудь фельдфебелю. Тот рухнул на руки седоусому гренадеру, он подхватил его и потащил на себе к домам.
Капитан Люка выстрелил из двух пистолетов поочерёдно, сбив с сёдел пару драгун, и вынул саблю. Лихо отсалютовав ею противникам, он сделал несколько быстрых выпадов, ранив пару драгун. Капитан отступал, отбиваясь от наседающих британцев, окружив себя веером стальных бликов.
Драгун на всём скаку пролетел мимо меня, не рассчитав немного. Он натянул поводья, но было поздно. Я ударил его палашом по спине, а опомнившийся гренадер ткнул штыком. Мы вместе проскочили дальше к домам.
Драгунам, лихо ворвавшимся в усадьбу, было тесно с их могучими конями. Они потеряли подвижность, главный козырь кавалерии и теперь могли рассчитывать только на свои палаши и собственную ловкость в обращении с ними. Это и дало нам шанс. Потери, конечно, были очень велики, особенно среди гренадер, но всё же мы успели укрыться в домах.
Ворвавшись в душную темноту, я едва не рухнул от ударившей в нос вони, царившей обычно в полевых госпиталях. Запахи крови, пороха, бинтов и ружейного масла смешивались в просто убойную смесь, дышать которой было практически невозможно. Кроме меня в доме собрались пятеро гренадер и трое стрелков во главе со старшим унтером Ковалёвым.
- Вести огонь из окон, - приказал я, вытирая клинок палаша о рукав и пряча его в ножны. - Андреев, на нас с тобой дверной проём, ни один британец не должен войти в дом.
- Есть, - бодро, не смотря на крайнюю усталость, ответил седой гренадер, становясь к проёму и без приказа заряжая мушкет.
- Раненые, - обратился я к солдатам, лежащим у дальней стены дома рядом с составленным в пирамиду оружием, - кто может, заряжайте мушкеты и передавайте нам.
Повторив приказ по-французски, я повернулся к двери и вынул из кобуры пистолет.
Драгуны быстро окружили наши дома и принялись рубить эти ненадёжные конструкции палашами. Те буквально сотрясались от ударов, но держались. Мы стреляли из окон и дверным проёмов, стараясь поразить врагов, но британцы, естественно, держались от них подальше. Но находились среди них лихие ребята, кто, спешившись, подбегали к окнам и наудачу тыкали палашами в них или рубили высунувшиеся из них мушкетные стволы. Один такой пронзил молодого гренадера, который ворвался в дом вместе со мной. Я заметил красный мундир и выстрелил навскидку. Не знаю, попал или нет, проверить возможности не было.
Да и не нужно было. Нам оставалось только ждать, когда захлопнется ловушка, расставленная нашим командованием. Вся усадьба Бычий след была одной большой мышеловкой, дверца которой должна была вот-вот захлопнуться. Знаком служил спущенный над усадьбой флаг. Мы этого сделать не успели, однако британцы навряд ли оставят висеть вражеское полотнище. Так оно и вышло.
Залпов пушек, открывших огонь по усадьбе, мы, конечно, не различили в общей канонаде, равно как и свист снарядов, обрушившихся на головы драгун. Полые снаряды, наполненные мушкетными пулями, изобретение британского лейтенанта Генри Шрапнеля, было быстро перенято многими армиями Европы. Французской в том числе. И сейчас они летели в соотечественников лейтенанта. Они взрывались где-то на уровне груди всадника, рассыпая вокруг веер мушкетных пуль. Свинцовые шарики с чавкающим звуком врезались в тела драгун и их коней, разрывая несчастных людей и животных на куски. Артиллерия била по пристрелянным заранее ориентирам, что обеспечивало убийственную эффективность обстрела.
- От окон! - скомандовал я. - Прочь от окон!
Я слышал, как пули бились в стены домов, по которым побежали трещины. Казалось, строения готовы развалиться, рухнув нам на головы. Но крики убиваемых драгун и их коней заставляли нас буквально молиться на эту ненадёжную защиту из глины и дерева.
Если может человек увидеть ад на земле, то, наверное, он должен выглядеть именно таким, каким предстал нам, вышедшим из домов. Трупы людей и лошадей, разорванных на куски пулями шрапнели, раненые и изуродованные драгуны и лёгкие кавалеристы, они буквально устилали землю внутри усадьбы и неподалёку от неё. Солдаты и унтера опускались на колени, прямо в кровавую грязь и, даже те, кто был не особенно рьяно верующим, крестились и шептали молитвы, многих рвало. Сейчас они были не войском, ротами и взводами, а толпой насмерть перепуганных людей, и надо было срочно превращать их обратно в часть армии.
- Чего встали?! - закричал я на солдат. - Бой ещё не кончен! Там! - Я наугад ткнул куда-то влево, в сторону сражения. - Наши братья, русские и французские солдаты, дерутся с британцами! Они рассчитывают на нас! Мы должны вести огонь с фланга! Вперёд! - Я едва голос не сорвал, пытаясь докричаться до ошалевших от крови солдат.
И тут последний уцелевший барабанщик нашей роты заиграл бой для сбора. Привычный сигнал вывел солдат из ступора. Они подскакивали с колен, перехватывали мушкеты.
- Стрелки, на стены! - уже увереннее начал командовать я, повторяя приказы на французском. - Обстреливать фланг противника! Гренадеры, трупы своих отнести за дома, врагов и лошадей, к воротам! Кмит, Ефимов, Роговцев, не спать! Раненые, кто может, помочь гренадерам!
- Господин офицер, - обратился ко мне вольтижёр с повязками, закрывающими грудь и живот, - вас капитан Люка к себе зовёт.
- Что с ним? - спросил я у солдата, шагая вслед за ним к дому, где укрылся, как я успел заметить, Люка.
- Перед самым домом его драгун успел палашом достать, - мрачно ответил вольтижёр, - он сначала держался, а как снаряды шрапнельные падать начали, упал и уже не встал больше. Доктора говорят, кончается он, вас зовёт.
В доме, превращённом в полевой госпиталь, было нечем дышать. Ступать надо было осторожно, чтобы не наступить на раненого или труп. Воздух, казалось, был просто пропитан кровью. Вольтижёр подвёл меня к постели, на которой лежал капитан Люка. Бинты на его груди побурели от крови.
- Успел, всё же, - хриплым, каким-то не своим, голосом произнёс он. - Это хорошо. Принимайте командование, Суворов.
- В чём дело? - удивился я. - У вас офицеров в роте не осталось, что ли?
- Нет, - качнул головой, изобразив отрицание, Люка. - Первого лейтенанта убило под Бургосом... Второй сгинул, умер от лихорадки во время марша... Сержанты оставались, справлялись нормально... Но нужен офицер. Ты, Суворов, старший офицер сейчас. Принимай командование моими вольтижёрами.
- Есть, - ответил я, коротко козырнув.
Люка закрыл глаза, грудь его опустилась и больше не поднялась.
- Значит, теперь вы наш командир, господин... - замялся вольтижёр.
- Первый лейтенант, - сообщил я ему своё звание. - Первый лейтенант Суворов.
- Какие будут приказания? - спросил вольтижёр.
Я понял, что уже отдал все приказания, какие надо было, ничуть не смутившись отсутствием капитана Люка. И потому сейчас мне нечего было сказать вольтижёру, но сказать что-то было жизненно необходимо.
- Собирайте патроны у убитых солдат, скоро у нас каждый заряд будет на счету.
- Есть, - ответил солдат, поспешив покинуть госпитальный дом.
Я не отстал от него.