- Отлично, - кивнул я, - но сейчас надо думать, что с входом в усадьбу делать. Солдатами его затыкать всё время нельзя.

   - Отчего же? - удивился Роговцев. - Отбили же первую атаку? И остальные отобьём.

   - Какой ценой отбили, - напомнил я. - Нет, фельдфебель, второй атаки мы можем и не отбить, если к нам пожалуют не лёгкие кавалеристы, а драгуны. Если их будет достаточно, они могут просто смять нас. Взводом гренадер входа в усадьбу не удержать.

   - Кольев никаких тут нет и набрать дерева для них в усадьбе негде, - доложил мне Кмит. - Я осмотрел всю усадьбу, нет тут ничего подходящего.

   - Знаешь что, Ефимов, - вздохнул я. - Отряди троих раненых, из тех, кто сражаться уже не могут, и отправь их за сапёрами. Нашими, французскими, не важно. Главное, чтобы побыстрей.

   - Есть, - ответил поручик, лихо проведя пальцем по усам.

   Не прошло и пяти минут, как из усадьбы выбежали трое наспех перевязанных солдат в стрелковых мундирах.

   - Боюсь, не успеют, - покачал головой Кмит.

   - Но попытаться-то стоит, верно? - сказал я ему.

   У меня тоже была весьма смутная надежда на то, что сапёры придут до атаки вражеской кавалерии, и ей не суждено было сбыться. Не прошло и десяти минут с тех пор, как стрелки убежали за сапёрами, вдали замаячили красные мундиры британских драгун. Не лёгких, как до того, а настоящих драгун в шлемах с чёрными "гривами". И лошади у них куда мощней, разгонятся, как следует, и сомнут. Одно радует, атакуют вверх по склону, и трюков никаких предпринимать, судя по всему, не собираются. На флангах видны серые и синие мундиры лёгких кавалеристов, значит, снова будет перестрелка на стенах, а тяжёлая кавалерия атакует вход в усадьбу.

   - Гренадеры! - скомандовал я. - В две шеренги стройся! Мушкеты зарядить! Штыки примкнуть! После залпа, первая шеренга, приклады в землю!

   - Ефимов, - обратился я к командиру стрелков, - соберите у мертвых и раненых, что не могут сражаться, гладкоствольные мушкеты. Бой идёт на таких расстояниях, что от штуцеров нет толку. - Я обернулся к капитану Люка и спросил: - Вы не против, если мои люди воспользуются мушкетами ваших солдат?

   - Absolument, - кивнул тот. - Всё для победы.

   - Солдаты, - сказал я гренадерам, - сейчас на нас снова навалится враг. Тяжёлой кавалерией. Мы должны выдержать, выстоять, во что бы то ни стало. Британцы не должны захватить усадьбу, иначе под ударом окажется весь фланг нашей армии. Под вражьи пули подставим наших братьев по полку!

   - Умрём, вашбродь, - ответил Роговцев, - но не пустим врага!

   Как я и предполагал, вражеская кавалерия разделилась. Лёгкие драгуны и бостонцы устремились к стрелковым позициям, осыпая их градом пуль их мушкетонов и пистолетов. А драгуны тяжёлые помчались на нас. Они обстреляли нас, без особого результата, скорее, что называется, для порядка, и тут же устремились в рукопашную. Вот тут я и скомандовал:

   - Залп!

   Он был поистине разрушителен. Пули, выпущенные со столь небольшого расстояния, выбивали красномундирных всадников из сёдел и те падали под ноги своих коней. Те, кто и не было убит выстрелом, но упал с лошади, оказывался просто затоптан. Страшная смерть.

   Драгунам изрядно помешала импровизированная баррикада из трупов и мёртвых лошадей, она не давала им приблизиться вплотную, и мои гренадеры получали преимущество. Они рубили по штыкам и мушкетным стволам, но подойти ближе не могли, не рискуя переломать лошадям ноги. Некоторые стреляли по гренадерам в упор из пистолетов, выбивая солдат из шеренг. Я скрипел зубами, глядя, как тает на глазах строй. Но поделать с этим ничего не мог. Я заряжал свой пистолет и стрелял по драгунам, почти не целясь. Промахнуться с такого расстояния было невозможно.

   Наконец, отчаявшись пробиться мимо импровизированной баррикады, драгуны отъехали на некоторое расстояние. Их трубач заиграл неизвестный мне сигнал.

   - Гренадеры, мушкеты заряжай! - выкрикнул я.

   - Шевелись! - тут же подхватили унтера. - Поспешай! Пока раки тут мешкаются!

   Заряжать мушкеты с примкнутыми штыками весьма сложно, однако мои гренадеры успели вовремя и спрятали шомпола в держатели, как раз когда проёму подъехали уже знакомые американские кавалеристы с верёвками с "кошками" при седле. На сей раз, они пересели на небольших коней, более привычных лёгкой кавалерии. Держась на безопасном расстоянии, они зацепили конские трупы "кошками" и в два счёта растащили их.

   Драгуны, отъехавшие на полсотни саженей, пришпорили лошадей. Я понял, что это конец.

   Драгуны мчались на нас, горяча коней. Почти все пренебрегли огнестрельным оружием, лишь у одного двух в руках пистолеты, остальные держали поперёк седла тяжёлые палаши. Время как будто замедлилось. Я отчётливо видел, как взлетают конские копыта, как из-под них вылетают комья сухой земли, как врезаются в лошадиные бока стальные звёздочки шпор, кровеня их. Я видел все детали драгунских мундиров, вплоть до пуговиц и галуна, их тяжёлых палашей с широкими клинками и темляками у офицеров, замки пистолетов, на курках которых некоторые драгуны держали ладони левых рук.

   - Сейчас они ударят по нам, солдаты! - сказал я гренадерам. - Залп одновременно обеими шеренгами. А после сойдёмся в рукопашную. И ту надежда только на ваши штыки. Мы должны выстоять! Умереть - не отступать, гренадеры! - выкрикнул я. - И, что бы то ни было, для меня было честью командовать вами!

   - Служим Отечеству! - ответили солдаты хором, как на параде.

   Драгуны обрушились на нас. Но прежде гренадеры дали залп. Без команды. С убийственной дистанции. Штыки первой шеренги практически упирались в лошадиные морды. Треск мушкетов разорвал воздух, слившись с треском выстрелов, звучащих на стенах. Но разогнавшихся драгун залп остановить уже не мог. Они врезались в наши шеренги, обрушив на головы гренадер свои палаши, или же разрядив в них пистолеты.

   Я выстрелил в первого попавшегося драгуна с офицерскими эполетами. Пуля весьма удачно угодила ему в грудь, удар её буквально развернул офицера в седле. Он обмяк, уронил руки вдоль тела и поник головой, козырёк шлема наехал на глаза. Почуявший свободу конь вынес мёртвого офицера из битвы.

   Удар драгун был страшен. Озлобленные первой неудачей, они готовы были жизни положить, но ворваться в усадьбу. Тяжёлые палаши взметались над гренадерскими киверами, срубая головы, отсекая руки, ломая мушкеты и штыки. Шеренги гренадер прогнулись, но держались. Они вонзали штыки в конские тела и ноги всадников, самые ловкие умудрялись бить драгун в живот. Я видел, как седоусый гренадер в шапке-митре, тот самый, что хотел драки, не смотря на раны от палашей и пуль, всадил штык в бок драгуна и рывком выдернул его из седла. Красномундирник повис на его мушкете, насаживая себя на штык своим же весом. Кровь пролилась на ствол мушкета, руки гренадера, его шапку-митру. Опустив драгуна наземь, седой гренадер выдернул из его тела штык и даже успел подставить оружие под удар следующего драгуна.

   Я заряжал пистолет и стрелял, всаживая в мельтешащие красные мундиры пулю за пулей. Однако рука сама собой то и дело тянулась к эфесу палаша. Я намерено старался не касаться его, слишком уж хорошо помнились мне разговоры с лордом Томазо и неприятные чувства, которые я испытывал, выходя из палатки шотландского капитана Мак-Бри.

   Я успел сделать около десятка выстрелов, прежде чем британские драгуны прорвали строй гренадер. Сунув пистолет в кобуру, я выхватил-таки палаш и закричал, срывая голос:

   - Рассыпаться! Отходить к домам! Стрелки, со стен! В дома! Все в дома!

   - Voltigeurs! - поддержал меня капитан Люка. - A la maisons!

   Шеренги гренадер рассыпались, солдаты бросились к домам. Теперь только они могли дать защиту от драгун. Некоторые запаниковали и побежали, теряя кивера, но больше было тех, кто отступал в полном порядке, сбившись в небольшие ощетинившиеся штыками группки. Иных британцы прижимали к стенам и уничтожали. Стрелки спустились с галереи и, огрызаясь выстрелами, двинулись к домам.