И оплеуха по лицу Фарай. Девушка ощутила в себе гнев, и резко дернулась. Наручники, не выдержав натиска столь сильного тела, лопнули, руки пришелицы из будущего освободились. Фарай свирепо сверкнула глазками. Майор и капитан схватились за пистолеты, заорав:

— Спокойно! Стреляем!

Гродис усилием воли подавила вспышку гнева и улыбнувшись на чисто русском языке произнесла:

— Извините… погорячилась!

Петр Черепанов прошипел:

— Вот черт… Ты сломала легированную сталь! Откуда у тебя столько силы?

Фарай нахмурилась. Врать нехорошо, но и правду, если выдать, примут за чокнутую. Поэтому девушка ответила несколько неопределенно:

— У меня отличная генетика, и суровая силовая подготовка!

Петр внимательно прислушался. Фарай говорила по-русски чисто, но как-то слишком уж правильно, что казалась иностранкой.

Черепанов вежливо спросил:

— Так все-таки, какая у вас фамилия?

Девушка ответила, не без колебаний:

— Гродис.

Петр нахмурился:

— Не русская какая-то…А имя?

Бывшая командующая звездолетом «Неустрашимый» сухо ответила:

— Фарай!

На сей раз вставил капитан:

— Нерусская двойне!

Девушка искренне возмутилась:

— Вы что расисты?

Менты хором ответили:

— Нет!

Фарай посмотрела вниз и прорычала, с трудом сдерживая свирепость:

— А почему мои ноги в оковах?

Майор неуверенно промямлил:

— Потому что вы убили человека…

Фарай жестко ответила:

— Я никого в своей жизни не убивала! Хотя была и возможность!

Капитан недоверчиво спросил:

— Да-ну? А сколько вам лет?

Девушка без тени кокетства ответила:

— Сорок четыре!

Капитан недоверчиво заметил:

— Вы хорошо сохранились…

Черепанов не удержался от смешка:

— В наше время этим не удивишь. Вот когда наручники рвут — чуднее!

Капитан, изобразив на лице скуку, махнул рукой:

— Есть и такие феномены, что рвут. Правда, это в основном мужчины.

Черепанов хотел еще что-то сказать, но явился старший следователь по особо важным делам — полковник Петухов. Подчиненные вытянулись.

Полковник бросил взгляд на Фарай и, наморщившись, спросил:

— Почему гражданка нагая?

Черепанов машинально ответил:

— В таком виде задержали! Она тогда была без сознания!

Петухов посмотрел на Фарай. Её красота, была слишком уж совершенной и бросающейся в глаза. С трудом отведя взгляд, он приказал:

— Наденьте на нее казенное… И пусть женщина её обыщет!

Черепанов неуверенно промямлил:

— Уже обыскали… При ней абсолютно ничего не обнаружено. Она была совсем голая.

Петухов жестко приказал:

— Еще раз обыщите, когда она в сознании. Нужно её тщательно осмотреть.

Она совершеннолетняя?

Майор еле слышно промямлил:

— Она говорит ей сорок четыре…

Старший следователь кивнул головой центуриона:

— Проверим!

В кабинет вошли две надзирательницы. Сравнительно молодые и симпатичные женщины, на ходу натягивали на свои холеные руки одноразовые резиновые, медицинские перчатки. Поскольку Фарай уже обыскивали, то сейчас стояла цель посильнее унизить командира звездолета.

Майор умоляюще попросил еще более неприступную в гордой своей наготе Гродис:

— Только не сопротивляйся, мы выполняем лишь свой долг!

Фарай презрительно фыркнула и равнодушно произнесла:

— Я все понимаю! Буду адекватной.

Петухов прошипел словно гадюка:

— Только дернись, всажу пулю в ногу!

И извлек из кармана ТТ. После чего сделал свою и без того неприятную рожу еще более противной.

Процедура личного обыска и в самом деле неприятная. Сначала Фарай растрепали волосы в поисках чего-то ценного. Даже провели каждую прядь специальной расческой. Потом посмотрели в ноздри, в уши, залезли резиновыми пальцами в рот. Провели и за зубами, и полезли под язык, и даже ткнули в гланды. Не очень приятно, когда тебе так лазают во рту.

Потом приказали поднять руки, пощупали под мышками.

Далее тискали из-за всех сил упругие груди. Из-за всех сил надавили на пуком, но не смогли и поколебать крепкий пресс. Фарай во время обыска хранила гордое молчание и даже улыбалась.

Самая неприятная часть, когда тебе обследуют влагалище, и суют руку в грот Венеры. Надзирательницы колупались особенно глубоко, и долго. Значительно дольше, чем это нужно для обыска. По реакции Петухов они чувствовали, что тому хочется, как можно сильнее унизить убийцу депутата Госдумы.

Майор полиции покраснел от смущения и во время обыска отвернулся. Капитан наоборот сильно возбудился и ему как более молодому, очень хотелось в этот момент подрочить. Но не при полковнике это делать. Хотя зрелище и в самом деле возбуждающее до крайности.

Надзирательницы уже колупались в вагине, минут десять пока Петухов не приказал:

— Ну, хватит теперь анальное отверстие!

Девушки очень грубо не смазывая вазелином перчатки, проникли и туда. Тоже колупались с унизительной тщательностью. Фарай с её прочным и эластичным телом практически не было больно и она, отлично умея владеть собой, продолжала улыбаться.

Раздраженный Петухов приказал:

— Хватит! Мы вызовем врача и проверим ей весь кишечник зонтом. А пока проверьте ноги и все!

Девушки ощупали Фарай и ноги, обвели вокруг каждого пальчика и ноготков, ощупали упругую, розовую подошву с круглой пяточкой. После чего сняли перчатки, скомкали и выкинули резину в мусорницу.

Петухов устало кивнул и раздражено произнес:

— И чего лыбишься шлюха? Тебя обшмонали как последнюю воровку!

Фарай не убирая с лица улыбку, уверено заметила:

— Я не доставлю лишней радости таким садистам как вы!

Старший следователь угрожающе произнес:

— Когда, мы приставим электроды к твоим гениталиям, ты и не так запоешь!

Гродис ничего не ответила, но её взгляд выразил крайнее презрение. Петухов пытался максимально грозно сдвинуть брови, но не произвел на женщину из коммунистического будущего никакого впечатления. Тогда развернулся и приказал:

— Выдайте ей робу и в общую камеру!

Майор осторожно заметил:

— Ее бы в одиночку… В Лефортово.

Петухов отрицательно мотнул головой:

— Нет! Там почти курорт! Пускай её, лучше уголовницы обломают!

Черепанов поежился и просипел:

— Да такая баба сама кого угодно обломает…

Фарай Гродис выдали серую форму и грубые разбитые ботинки. В плечах роба оказалась узковатой, и пошла по швам. Ботинки были грубые, и неприятные для непривычных к таким колодкам ног. Да и размер оказался маловат — женщина и будущего, хоть и имеет изящные формы ступней, но вовсе не маленькие размеры, и пальчики у нее очень подвижные. Выглядела она в новой одежде, весьма неуклюже. Так и шагала без видимого удовольствия. На руки опять надели наручники, а на ногах специальные кандалы. Не слишком получалось приятно.

Ее повели по Бутырской тюрьме. Здание старое, не слишком ухоженное. Правда, уже другие времена, камеры уже не столь переполненные как в девяностые. Кое-где стоят телевизоры, и работает радио, гудят холодильники. И заключенных стало меньше, от чего дышится буквально легче.

Фарай идет с руками скованными сзади, за ней охрана и сам старший следователей Петухов. Гродис смотрит на весь этот цирк с презрением. Больше всего проблем доставляют грубые ботинки, безбожно натирающие ноги. Нет, если все-таки Христианство хоть в чем-то право, то ад действительно существует. И туда без суда отправляют атеистов. Вот она Фарай оказалась в эпохе расколотого мира. В период, когда в России вроде бы возрождалось имперское величие, и была попытка взять реванш за прежние поражения в холодной войне.

А потом действительно что-то случилось… Если конечно это действительно та вселенная. По поводу того, возможны ли перемещения во времени, идут в эру Братских объятий постоянные споры. Одни считают — что физические законы делают подобное и вовсе невозможными, а другие, что в принципе есть шанс. Правда возникает парадокс — эффект бабочки. И к чему подобное может привести?