Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

========== Пролог ==========

Почему-то казалось, что в этой комнате людей было вдвое больше. Она не могла понять. Глаза видели человек шесть, но рядом с ними угадывались плотные сгустки в надвинутых на лицо капюшонах. Те, вторые, выглядели странно: где-то – смутная тень, где-то – низкорослое существо, похожее на ребёнка, у кого-то - вроде медведя без головы. У того, кто стоял рядом, это был человек. Высокий, худой человек, лица которого она не видела, но и слава богу! Ей хватило ровно одного раза взглянуть в эти глаза, чтобы оцепенеть.

Не духи – что-то другое. Духи её давно не пугали. Духи – всё равно, что люди, они были когда-то людьми, и потому Анна их не боялась. Духи приходили к ней за помощью, и она помогала тем охотнее, чем больше сострадания вызывал человек.

ЭТО – было нечто иное, пугающее до дрожи, до ледяных мурашек по спине. Что-то видом сходное с людьми, но такое, что людьми никогда не было. Раньше она не видела ничего подобного. И ей было страшно.

Вернее, БЫЛО страшно, пока она не приняла присутствие тех – Других - как данность. Потом страх ушёл. Вообще все чувства ушли, кроме любопытства: что дальше? Мир, действительно, оказался вовсе не таков, каким она его знала. И ей нужно было либо принимать его изменившимся, либо перестать быть – другого, кажется, не дано. Но и этот выбор не вызывал никаких чувств – только отдалённое любопытство. Все умирают.

Тени обступали её всё теснее. Кажется, у всех на этом свете есть такие тени. И у неё тоже? Или скоро будет. Вот, прямо уже сейчас…

А потом – будто всполох пламени ударил среди темноты. Глядя «другим» зрением, Анна даже не сразу поняла, что это был человек. Полыхнуло так, что её отбросило назад. И те, Другие, тоже шатнулись по сторонам, как шарахаются тени от яркого света. Зато придвинулись люди. Анна смутно различала, что происходит за мечущимися спинами, только Другие снова начали опасливо подступать ближе, а яркий всполох пламени угасал, угасал…

Она не поняла, что поднялась на ноги и уже сама стоит среди людей и теней, силясь разглядеть, пока последние отблески не исчезли…

Человек на полу. Без сознания.

Знакомое гранёное лицо. Кровь на высоком лбу над самым виском. Набрякшие мешки под закрытыми уставшими глазами. Сколько же он не спал?

Голоса рядом:

- Готов?

- Нет ещё.

Руки связаны за спиной. Сейчас его убьют. Все умирают.

- Кончайте с ним.

- НЕТ!!!

***

С утра они опять поссорились. На ровном месте, когда, казалось бы, уже всё было решено.

Отшельник, к которому они собирались, был известен тем, что владел техниками расширения сознания. Это что-то не буддийское – более древнее, о чём местные говорили неохотно и называли словом «бон». Кажется, это была тибетская религия ещё до прихода сюда буддизма. Потом буддисты вытеснили бон, но где-то это знание ещё пряталось по тёмным углам, и вот именно оно было Анне нужно. Потому что священники бон известны были тем, что общались с духами.

Святой не жил в монастыре Ки Гомпа, где они остановились. К нему надо было ехать в горы, и эта поездка, судя по отдалённым слухам, доносившимся до Анны, сулила нечто интересное.

Но Яков неожиданно заявил, что куда уж ей ещё сознание расширять. Что если она ещё куда-то расширится, то он уже не сможет объять необъятное. В общем, завёл обычную песню. Он всегда её вышучивал, когда ему что-то не очень нравилось. Когда что-то совсем не нравилось, говорил ледяным тоном и катал желваки на щеках.

Анна давно уже приучила себя не реагировать на его подначки, зная, что для него половина прелести состоит в её разрумянившихся от гнева щеках, в горящих глазах. И с этим состоянием он уже научился виртуозно справляться, главное – в объятия её поймать. Но на сей раз почему-то обиделась всерьёз. Не потому ли, что Яков тоже не очень шутил.

- Яков Платонович, мы же договорились, что вместе ищем способы контролировать моих духов. И вы сами, помнится, приняли такое решение.

Улыбка сбежала с лица Штольмана, как и не было.

- Да, Аня, я согласен. Но это ведь совсем не о том - всё это расширение сознания. Я вас в таком «расширенном» состоянии уже видел, и боже меня упаси от повторения подобного!

Простая женская хитрость требовала не возражать, склонить головку, поглядеть жалобно снизу вверх – и всё! - Штольман готов. Ни разу ещё Яков Платонович не смог долго противиться этому манёвру. Но в Анне вдруг, не к месту, не ко времени, проснулась маменька-амазонка, она разгневанно буркнула, закидывая сумочку на плечо и поворачиваясь к нему спиной:

- А я вас с собой и не зову! Можете оставаться здесь, раз это зрелище вам так не по душе.

- Анна Викторовна! – угрожающе раздалось за спиной.

Можно было ещё развернуться и дерзко глянуть в лицо, как ни в чём не бывало:

- Да, Яков Платонович!

Только к чему? Любоваться, как он желваки на щеках катает? Вот ещё!

Анна сердито зацокала каблучками по многочисленным ступеням. Кажется, весь этот монастырь состоял из сплошных ступеней – ноги можно сломать. Из ступеней и террас. Она всегда спускалась по ним с опаской, придерживая юбки и опираясь на надёжную руку мужа. Сейчас слетела так стремительно, что и сама не заметила. Главное, чтобы он не успел догнать и предложить руку, а то её гнев быстро улетучится. Но, кажется, Яков и не собирался этого делать.

Ну и пусть!

Рядом с ней был надёжный проводник-киргиз Карим, встреченный ещё осенью под Яркендом и следовавший за ними всюду. Карим был молод, хорошо стрелял и жизнь готов был положить за «Орыс-бека», как он называл Штольмана, и его «Кыз-құлын» - девушку-жеребёнка. Был он, к тому же, поэтом, и постоянно воспевал что-то своё, бренча на киргиз-кайсацком инструменте вроде балалайки с двумя струнами.

Вечную признательность Карима Штольманы заслужили тем, что спасли парня от грабителей караванов. Просто встал у тропы, которой они ехали, дух зарезанного старика-киргиза и скорбно указал в ущелье, видневшееся по левую руку. Яков сразу Анну сдал под охрану Кричевского, а сам отправился на разведку, хоронясь за камнями. Потом оттуда раздалось знакомое, начальственное, затонское:

- А ну, стой! Бросай оружие! Стрелять буду!

Кто-то всё же не послушал. Ударил ружейный выстрел, повергая Анну в ужас. Потом пять раз рявкнул штольмановский «бульдог», а потом вдруг снова – незнакомое ружьё. И всё стихло.

Анна сползла с седла и на негнущихся ногах побрела в ущелье, не замечая больше никаких духов, хоть они там толпой ходи! Но со Штольманом всё оказалось в порядке. В порядке был и парень-киргиз лет двадцати – погонщик или пастух. Прочий караван, состоявший из пятерых взрослых мужчин, был перерезан ножами. И понятно было бы, когда бы у зарезанных было при себе много добра – так нет, просто небогатые мужики, ехавшие в Яркенд по своим делам. Впрочем, грабители уже никому не причинили бы вреда. Четверых уложил Штольман, а пятого – тот киргиз, в самое время добравшийся до ружья, когда у сыщика кончились патроны. Стрелял Карим из кремнёвого однозарядного мультука с подставкой из оленьего рога. Когда же ему предложили вооружиться двустволкой Кричевского, счастью его не было предела. Равно как и счастью этнографа, которого отныне избавили от необходимости стрелять и убивать людей. Даже гипотетической необходимости, поскольку больше никаких приключений с ними не случалось до самого Ки Гомпа.

А Кричевский от них отстал, соблазнившись собиранием сказаний о мирзе Мухаммад Хайдаре из племени Дулат, героически сражавшемся в Кашгарии. Карим же, как собачка, следовал за Орыс-беком, которого упрямо почитал большим русским начальником, и переубеждать его было бесполезно.

Сегодня он отсутствию Орыс-бека удивился, но поскольку отшельник-архат жил по ту сторону населённой долины, опасности особой не предвиделось, и парень расцвёл от того, что ему самому доверили сопровождать девушку-кулана. В резвости он ей не уступит.