- Так, это понятно, - говорит Визарий. – Германцы явились, как хозяева, но потом передумали. Что их остановило?

- Мой отец, - ответил парень. – У готов нет конного войска. Отец загнал их в ущелья и пригрозил, что перестреляет издали. Рыжебородые пошли на переговоры, и он их отпустил.

- Почему? – не выдержал я.

Сын вождя обернул ко мне неласковые чёрные глаза:

- А ты бы стал атаковать дружину, которую хранит пояс Таргитая? Эта драгоценность по праву принадлежит нам, мы наследники Скифа. Сарматы родились оттого, что царские скифы породнились с амазонками.

Это сообщение заинтересовало Аяну. Она не помнит, что с ней было до плена, но каждый раз, когда предоставляется возможность что-то узнать, девка – само внимание. Визарий тоже говорит, что не знает, каких она кровей.

- Меч Истины, ты должен понимать: наши удальцы непременно вернули бы пояс в сарматские кочевья, представься такая возможность. Но это сделали не мы. А теперь нам угрожают войной.

Визарий пожал плечами:

- Так может и лучше, что пояс пребывает в безвестности? Готы думают, что он у вас – эта мысль удержит их от нападения.

- Но он не у нас! А если он появится снова? Что убережёт сарматов тогда? Отец получил на охоте рану прошлой зимой, он не сможет командовать войсками.

Длинный предложил гостю кубок вина:

- Ты хочешь, чтобы мы нашли пояс для вас?

Парень отклонил протянутую чашу, ответил, глядя ему прямо в глаза:

- Таргитай – наш предок. Это принадлежит нам. К тому же, сюда идут новые отряды гуннов. Я хочу встречать их во всеоружии, когда придёт моё время.

Длинный пожимает плечами, но я уже вижу – он согласен.

- Не хочу туда ехать, - говорю я. – Пусть сами разбираются!

Визарий снова жмёт плечами:

- Хорошо, не езди.

Его вообще возможно чем-то удивить?

- Я поеду, - это Аяна встряла. Конечно, отпустит она свою орясину ненаглядную в одиночку, да после тяжёлого ранения!

- А не надо бы, - Визарий заспорил, но без решимости. – Тебе недомогалось.

Аяна и вправду кисла все последние дни. Но не настолько, чтобы мужа начать слушаться. Полоснула взглядом огромных глаз, качнула тугим бедром, разворачиваясь, и ушла собираться. Всё, решили, значит!

Я допил вино и ахнул кубок о стену.

- Так. Это что? – говорит Визарий.

Я его удивил.

…Тетрик орал громко. Мне тогда нравилось, что орут громко. И слова громкие говорят.

- …Галлы! Союзники! Империя надеется на вас!..

- Хорошо орёт, - шепчет мне в затылок Сиагрий. – Герой!

От Сиагрия разит чесноком, я всё время отворачиваюсь, но от других тоже разит. И вином разит, и потом. Я не так представлял войну.

- Галлы! Храбрецы! Вы сумеете вырвать победу у чумазых готов. Аларих не получит Галлию, которую ему обещал изменник Стилихон. Галлы, на концах ваших копий пирует смерть! Сам Марс восхищается вами!

Тетрик гарцует перед строем на мышастом коне. Волчий плащ колышется по ветру.

- Красиво, - шепчет неугомонный Сиагрий. – Повезло, что сухо. Под дождём он смотрелся бы мокрой собакой.

Говорят, у Тетрика изрядная плешь. Но отсюда, снизу, её не видно. Он выглядит истым имперцем. Говорят также, что он потомок того самого Пия Эсувия Тетрика, который сдал Галлию на милость римлян. За это император сделал его наместником. С тех пор род Тетрика ещё больше дружит с Римом.

- Вы будете сражаться не только за Рим! За вашими спинами остались алтари и очаги. А впереди – победа и всё золото, которое Аларих добыл своим предательством!

Строй наёмников отвечает зычным рёвом. Меня мало волнует золото, но Тетрик обещает славу. Он называет нас героями, и я уже хочу быть героем. Меня раздражает воняющий чесноком щербатый Сиагрий, который посмеивается над легатом.

- Галлы! Сукины дети! Ваши здоровяки давно скучают без дела. У Алариха большой обоз и куча грудастых девок. Пойдите и возьмите своё!

Сиагрий одобрительно крякает. Я не выдерживаю и оборачиваюсь. У него не хватает двух передних зубов, от этого он выглядит старше. Ещё у Сиагрия туповатый вид. Мне хочется его подразнить:

- И тебе надо германскую девку? Ты же уродлив, как кабан!

Он добродушно смеётся и скребёт щетину на подбородке:

- Запомни, красавчик, девки редко смотрят в лицо. Их интересует то, что ниже. Легат прав – мой здоровяк давно сохнет без дела! А твой доволен воздержанием?

Мой здоровяк не сохнет без дела. В лагере нет девок, но в соседнем селении есть. Я бегаю к ним не каждую ночь, мне после этого спится до обеда. А сейчас назревает хорошая драка. И такая слава, что на пирах, разделив кабана и наполнив кружки пахучим элем, ещё сотню лет будут петь о легендарных героях…

…А потом мы занимали ущелье. Конница прорвала оборону изменников слишком легко. Но тогда об этом не думали. Пешая когорта втянулась в проход и стала ждать подкрепления. Готы отступили, их и было-то несколько десятков. Они истошно орали, потрясая топориками, с вершины холма у самой опушки леса. Мы не торопились выйти из прохода. Их вопли казались нам смешными. Наконец командир конной турмы отдал приказ разогнать их. Мы перестраивались, готовясь занять холм, когда всадники скинут с него варваров. Сиагрий шутил, что легат опоздает к раздаче девок.

А потом с опушки посыпались стрелы. Всадники не успели даже развернуть коней. Прежде, чем мы укрылись за щитами, большая часть турмы уже лежала на земле. И варвары хлынули на нас. Они были повсюду. Я растянул правую руку, отбиваясь от них.

Первый натиск мы сдержали. Они накатывались волнами. Когда волна спадала, оставаясь лежать у наших ног, мы делали ещё несколько шагов в направлении ущелья. Они не решатся преследовать нас там.

Сиагрий пыхтел рядом со мной:

- Если укроемся в скалах, отобьёмся. Легат подойдёт с основными силами, и мы их сомнём. Шевелись, красавчик!

Я шевелился. Когда проход был уже близко, мы перешли на бег, закинув щиты на спину. Никто не ждал удара из скал, откуда мы пришли. Но там нас встретил наш же вандальский арьергард.

Стрелы били в незащищённую грудь. Потом по стенам ущелья сверху устремились германцы. Дальше я помню только кровь. Кровь была на моих руках, черен меча скользил в ладони. Кровь струилась по ногам, когда мы стояли по колено в мертвецах, и пытались прикрыться щитами. Нас оставалось меньше десятка. А потом кровь залила глаза, и я перестал видеть…

Я лежал за камнем и слышал рядом тяжёлое дыхание Сиагрия. Звуки боя стихли. Мне было больно.

- Щербатый, мы устояли? Легат пришёл?

Он опрокинулся на спину, пытаясь затянуть зубами ремень выше локтя. Дублёная кожа не поддавалась. Ниже локтя руки не было, кровь уходила толчками. Я хотел ему помочь, но мои ноги придавил покойник – подняться не удавалось. Лицо Сиагрия было уже белым, беззубый рот кроваво щерился:

- Легат не придёт. Засунь свою арфу в жопу, Лугий! О нас не сложат песни…

Он умирал рядом со мной, и я тоже умирал, не ведая, что ещё девять лет буду вспоминать этот день, и его последний хрип:

- Красавчик, никогда не верь героям…

*

…Девчонка слушала, раскрыв рот и глаза. Я был у неё первый, не хотелось напугать, поэтому я нёс всякую чушь. Я был пьян и, кажется, даже заплакал. Она ни о чём не спрашивала, просто смотрела. Совсем не помню лицо. Только глаза. Я ещё не видел таких лучистых глаз.

Аяна

Никогда я не болела. Разве что давно, когда Ноний мало до смерти не запорол, но то дело прошлое, я и не помню, как следует. И нынче не собиралась, только скрутила неожиданная брюшная хворь. Поела не того, должно быть. Томба зайцев готовил – от кореньев не продохнуть. Так меня до сих пор с тех кореньев мутит. Ругаться с ним без толку – скалится, белые зубы сверкают на чёрном лице: «Сфагнова стряпуха Ксантиппа ещё никого не отравила, её хозяин от другого помер!» Она-то, может, и не отравила, а зайца по её рецепту готовил ты. У Лугия с Визарием желудки железные, им хоть бы что. А меня одолело не ко времени.