- Пошли, - я уставилась в землю перед собой, чтобы больше не пугать её взглядом.
Глуздырь уже не кричал, а хрипло постанывал. Развернув его, я сразу всё поняла – животик вздулся, под ладошкой чувствовалось, как там бурлит всё.
- Рассказывай, когда заболел.
Молодуха всхлипнула, утирая лицо рукавом, покосилась на дверь – не зашёл бы кто. Девочка была помладше меня лет на пять. Испуганная очень, видать поперёк мужнина слова за мной побежала.
- Вчера вечером, как спать легли, он хныкать начал. Я уж его и качала, и песни пела – в клети, чтоб мужа не будить. И титьку совала – чмокнет и ещё сильнее орёт. Только к утру угомонила. Как проснулся, поел – опять орать начал. Сил моих нет! Сделай что-нибудь!
Я поводила ладонью по животу, прислушиваясь. Для хозяйки, наверное, всё выглядело страшновато: немощная ведьма склонилась над колыбелькой, водит по дитю когтистой лапкой и бормочет чего-то на непонятном, ведьмином языке. Но она держалась, не отбирала дитя, не отвлекала. Я заговорила маленькую хворь, а заодно велела малышу спать – очень уж много сил крик отбирает. Как малыш засопел, я выпрямилась и глянула ей прямо в глаза.
- Пока сама кормишь – не пей простокваши, и не будет больше этой хвори. Если опять зайдётся, попои водичкой тёплой с уточки. У мамки бы спросила.
- Нету… - в огромных глазах плещутся слёзы.
Я вздыхаю. Вот оно, военное время – горы добычи, гордые мужчины. А девчонке не у кого совета спросить.
- Если не поможет – меня зови.
И на что они мне все сдались?! Ведь никто они мне. А не могу я мимо пройти…
…И сказал Лучику грозный Прове-Перун: «Обретёшь ты суженную, да только прежде тридевять земель пройдёшь, тридесять жизней спасёшь, Правду верша, трижды три раза меч твой в сече затупится! Да Лихо-Кривду, что по земле гуляет, победишь! В помощники тебе дам пса – спутника верного. Но прежде сослужи мне, Лучик, службу. Нужен мне меч волшебный, который только Кий-кузнец выковать может. Приведёшь кузнеца, а я пока вызнаю, где твоя милая».
Поклонился Лучик Прове-Перуну, собрал котомку в дорогу и пошёл искать Кия-кузнеца.
Приходит в кузницу, а там огонь не горит, меха не вздымаются, а на крыльце жена кузнеца сидит и плачет. Поклонился ей Лучик: «Здравствуй, матушка. Почему ты плачешь?»
Отвечает ему жена кузнеца: «Беда приключилась, добрый молодец! Злые Змиевы слуги мужа моего в полон увели. Налетела орда – видимо-невидимо! В одиночку-то его не одолеешь, а как навалились всей кучей, так и уволокли они Кия связанным…» И ещё пуще заплакала кузнецова жена. Успокоил её Лучик: «Не кручинься, матушка, вызволю я твоего мужа!» Спросил Лучик дорогу, да и пошел к вражьему становищу. Три дня и три ночи шёл добрый молодец, а как пришел,- глянул – обомлел. Стоит на холмах сила великая. Тьма шатров, да костров от восхода до заката раскинулась. Стоит посреди шатров идол Змиев, да неподалёку Кий-кузнец связанный.
Загрустил Лучик, закручинился – не одолеть такую силу одному воину. Сел на пенёк, думу думает. Тут подходит к нему верный Перунов пёс, да и молвит человеческим голосом: «Не силой, а хитростью кузнеца выручать надо». Задумался Лучик над словами вещего пса. Три дня и три ночи думал, на четвёртый придумал. Пошёл на болото, собрал тины клок, волосы золотые тиной прикрыл, ивовой корой подвязал. Рубаху в болоте вымочил, чтоб ил да водоросли налипли, сброшенной змеиной кожей подпоясался. Страшный стал – не узнать!
Сел верхом на вещего пса, во вражье становище поехал. Всполошились там, пускать его не хотят. Спрыгнул Лучик с пёсьей спины, завращал глазами, заскрежетал зубами, затопал ногами, да как закричит:
- Я Змиев сын! Как вы, гады ползучие, меня не пущаете? Мечи на Змиеву кровь точите, луки тянете!
Испугались тамошние, Змиева сына к жрецам свели. Сел Лучик на подушки под идолом и командует:
- Мяса мне самого вкусного, браги самой крепкой, да девок самых красивых!
Бегают вражичи, Змиева сына ублажают, а он всё сидит – позёвывает.
- Что ж это, - говорит. – У вас только девки, да старухи. Неужто в племени воев нет, не с кем мне силой помериться?
Выходят к нему воины – один другого могутнее.
- Пущай, - говорит Лучик. – Сначала меж собой переведаются, а я погляжу.
Устроили потешный бой. А Лучик всё головой качает: как так, мол, в войске моего отца да нету богатырей! Как же вы тогда воюете, Змиеву славу блюдёте?
Обиделся вождь, велел Кия-кузнеца привести.
- Вот, Змиев сын, смотри, кого мои воины в полон взяли!
Посмотрел Лучик на Кия да как закричит:
- Почему отцу моему не сказали? Сами, значит, кузнеца раздобыли – для себя. Ох, скажу отцу – не сдобровать вам! Змеи коней закусают, гады в жилища наползут – наплачетесь тогда!
Испугались волхвы, стали вождя уговаривать Змею весточку подать. Тут Лучик и говорит:
- Давайте я сам его к отцу сведу, расскажу, как вы кузнеца в плен для Змея взяли, да сразу мне отдали, чтобы он без промедления к нему попал.
Обрадовались волхвы, закивали: умно Змиев сын говорит. Только как Кия вести, если его и вчетвером не удержишь?
Опять Лучик схитрил, взялся кузнеца заморачивать: перед глазами змеиной кожей машет, под ноги плюёт, в уши дует. Раз дунет, а другой шепнёт кузнецу, что его Прове-Перун на выручку послал. Понял Кий-кузнец, прикинулся замороченным – стоит, не шелохнётся. Развязал его Лучик, верёвку на шею накинул, повёл перед волхвами. Так и увёл из вражьего стана.
Отошли подальше. Лучик в чистой реченьке умылся, снял с себя тину, отстирал рубаху, рассказал Кию, что надобно грозному богу меч волшебный выковать. Покачал головой Кий-кузнец:
- Рад бы помочь тебе, добрый молодец! Да только не из чего мне волшебный меч ковать. Горку, где жила рудная имеется, зло неведомое захватило. Силу набрало, никого к руде – крови земной – не допускает. А что за зло, про то я не ведаю.
Спросил Лучик дорогу к заповедной горе, поклонился кузнецу, да и пошёл руду искать. Долго ли шёл, коротко ли – набрёл на пепелище. Была деревня – не стало. Только старики на пепелище сидят и плачут. Спрашивает их Лучик, что тут случилось, какая напасть?
Отвечают Лучику старики:
- Живёт у горы идолище поганое, молятся ему дикие люди, а оно их злу да кривде учит: как убивать, грабить, да в полон брать. Что с них взять – люди дикие, своему идолищу требы кладут.
Спросил Лучик стариков, как до горы добраться, да и пошёл. Чем ближе к горе подходил, тем больше лесов горелых, зверей побитых, знаков страшных. Подошёл Лучик к горе. У горы люди дикие живут, в горе идолище сидит и страшным голосом кричит, какие требы ему надобны. Много силы у идолища поганого, ничего не слышат люди, кроме его голоса.
Задумался Лучик, сел на пенёк. Тут Перунов пёс молвит человеческим голосом:
- Лучик, эти люди дикие никого, кроме идолища поганого не слышали, ничего, кроме скверны, не делали. Победи ты идолище, покажи людям, как по правде жить!
- Как же мне его победить? – спрашивает Лучик.
- Расскажи им о добре, да так, чтобы они идолища больше не слышали.
Подумал Лучик, достал из котомки гусельки и заиграл, к диким людям пошёл – петь им песни о правде и добре.
Испугалось идолище поганое, закричало. Кричит идолище о поле ратном – поёт Лучик, как хлебное поле под солнцем волнами ходит.
Кричит идолище о жатве кровавой – поёт Лучик, как золотой хлеб люди жнут.
Кричит идолище о скарбе награбленном – поёт Лучик, как избу новую уряжают.
Кричит идолище о пленницах новых – поёт Лучик, как невесты красивы.
Кричит идолище о мечах острых – поёт Лучик, как дети к отцу бегут.
Весь день и всю ночь пел Лучик, отдыха не знал. Отворачивались от страшной пещеры дикие люди, поворачивались к Лучику. К утру совсем затихло идолище. Подняли люди на Лучика глаза, умыли лица слезами, попросили прощения. Рассказал им Лучик правду о богах, о мире – стыдно стало людям. Вытащили они идолище из пещеры, подожгли огнём очищающим, да и спустили его с горы. Устроили пир, отпустили пленников.
