- Среди вас скрывается убийца. Я пришёл за ним, - спокойно сказал мой друг.

Колдун повернулся к вожаку:

- Убей его, Асмунд! Убей немедленно. Пока он не убил тебя.

Вожак даже позы не сменил:

- Я уже сказал тебе, Рагнарс, что ты много требуешь. Почему я должен подчиняться тебе? Разве тинг так решил? Вспомни: когда вандалы вероломно убили конунга, ты тоже остался жив! И тоже ушёл с позором, как все мы. И воины не захотели иметь тебя вожаком. В тебе дух волка, но не всем по нраву, когда ты без толку льёшь кровь.

Колдун ощерился, ещё больше походя на волка:

- Ты забыл, вождь, что старые законы пали, потому что Битва Богов началась. Во имя Последней битвы, это сделаю я!

Он отступил на шаг, а потом взмыл в воздух и поплыл вперёд. Тело вытянулось в прыжке, шкура, болтавшаяся на плечах, облекла его. И следующий прыжок сделал уже матёрый серый зверь.

Не знаю, сколько сил понадобилось Визарию для этого рывка. Концы верёвки вылетели из рук стражи. Это тоже было слитное движение: припасть на колено, вырвать меч, на который оторопевший Асмунд опирался локтями – и успеть насадить на клинок серую бестию, завершающую смертельный бросок…

Столкновение едва не бросило Меча Истины навзничь. Зверь, корчившийся в агонии, был огромен и тяжёл. Я бы, пожалуй, на ногах не устоял. Визарий выдернул меч и полоснул ещё раз. Дышал он трудно. Длинные волосы у виска слиплись от крови. Воскресать ему пришлось в потоке, стучась головой о камни. Управился? Молодец! А теперь нам всем придётся туго.

Всё это случилось в четыре удара сердца. Впрочем, у кого как, а моё сердце вдруг заколотилось отчаянно.

Визарий чиркнул мечом по удерживавшим меня верёвкам. Спасибо, рук-ног не лишил! Падение выбило воздух из лёгких, но разлёживаться было некогда. Я подхватил чей-то меч и встал рядом. Никогда не пробовал сражаться голым, но в последнюю битву мои предки выходили именно так.

Вождь обрёл дар речи:

- Кто ты, чужак?

- Нас зовут Мечами Истины. Мы служим Богу Справедливости, – вымолвил Визарий. Голос звучал совсем уже глухо. Видно, здорово он разбился при падении. – Наше ремесло в том, чтобы расследовать преступления и карать виновных. Я покарал убийцу. Теперь делай, что хочешь.

Асмунд задумался. Он сидел всё так же, не меняя позы, и я мельком удивился, как Визарий его не располовинил, выдёргивая меч. Мой дружок, конечно, может остриём клинка писать по-гречески, но не со связанными же руками.

- Вулф Рагнарс был моим родичем. У нас за кровь платы не берут, только жизнь.

- Ты волен в мести, - ответил Визарий. Он перевёл дух и говорил почти спокойно. – Только осмотри его амулет прежде, чем принять решение. Волк и Змей. Веками твои предки дрались и умирали, чтобы в день Последней Битвы сражаться вместе с богами. Твой родич решил приблизить Гибель Богов. И ты видишь, на чьей он был стороне. Далеко же занесло вас от родных берегов, что вы забыли заветы отцов! Я знаю обычаи свебов: потерявшие вождя обречены на изгнание. Но изгои не обязаны утрачивать человеческий облик.

Асмунд Хрольвсунг пожал плечами:

- Наступает время волков, чужеземец. Не мы сделали его таким, но нам в нём жить. Слабым здесь не место. Может, ты прав, и мы изменились. Если впрямь наступает день Последней Битвы, я надеюсь встретить вас среди эйнхериев . Я знаю вашего бога, у нас его называют Тиу. Но век справедливости прошёл, когда Тиу решился на обман, чтобы поймать Волка. Мне жаль тебя, Меч Истины. Но наше время – время Вулфа Рагнарса. Скажи мне только одно: почему ты не убил меня? А ведь мог.

Визарий сказал просто:

- Ты ещё не волк, Асмунд. Хоть и хочешь казаться им. Пусть грядёт великая Битва Богов, не обязательно быть с волками. Можно – с эйнхериями.

А я всё думал, почему Визарий не падает замертво? И понял, что наш бог не считает Вулфа Рагнарса человеком.

Воины придвинулись к нам, выхватив тяжёлые северные мечи. После смерти колдуна никто не обернулся волком. Но ватага была в полсотни человек – нам и половины хватило бы.

- Скажи мне, вождь, а что будет после? Когда погибнет мир, и падут последние боги?

Юношеский голос звучал ломко и хрипло, но не дрожал. Августин поднялся на ноги и стоял между костров. Я и не знал, что он понимает северное наречие.

- Почему ты спрашиваешь, маленький ромей? – спросил Асмунд. Он глядел не враждебно, скорее, устало. - Мир возродится снова. И во главе воссядут боги, не запятнанные предательством и ложью.

- Асмунд Хрольвсунг, у тебя есть сын? Ты веришь, что твой сын будет лучше тебя?

- Я верю, - тяжело сказал могучий вождь.

- Он ещё молод, твой сын?

- Когда я ушёл в изгнание, ему было четыре.

- И он ещё никого не убил. Он слабый, да, Асмунд? И если в твой дом завтра ворвётся волк… Ведь настало время волков, правда? И добрые боги придут не скоро?

- Замолчи! – вдруг выдохнул вождь.

- Я замолчу, только ответь мне, Асмунд, кто будет защищать слабых, когда замолчит Истина? На чьей стороне будешь ты, вождь?

До сих пор не знаю, кто подсказал мальчишке эти слова. Нас отпустили без боя. И это хорошо, потому что мы не способны были драться. Скольких мы могли уложить прежде, чем наш Бог сам прикончил бы нас? Двоих? Троих? Августин же… этот парень мог сражаться только словом. Но как он умел это делать!

Мы сидели на ледяных камнях моста, и стылый туман обнимал нас. В небе плыла бледная волчья луна.

Мальчишка вдруг всхлипнул и уткнулся Визарию в плечо:

- Я думал, что тебя убили, что ты утонул…

- Я вырос на берегу моря, - ласково сказал мой друг.

- И всё же это было глупо, - заметил я.

- Знаю, - он улыбнулся виновато. – Не думал, что мне дозволено будет ожить, но видно на совести тех троих тоже были невинные жертвы. Я очнулся в потоке. Потом меня швырнуло на камни. А они рыскали по всему берегу. Что было делать? Убивать их голыми руками в надежде, что Бог простит мне эту кровь? Чем это помогло бы вам?

Я покачал головой. Не скоро забуду его безумие.

Августин сжал наши руки:

- Колдун-оборотень мёртв. Последней Битвы не будет?

Мне очень хотелось пожать плечами. Визарий тоже сдержался и похлопал его по спине…

*

Плохо помню, как мы возвращались назад. Голодная дорога, без лошадей. Хорошо ещё волки угомонились! К концу пути мы уже костями бренчали. Племя старейшины Крома откармливало нас две недели. И Любава была добра ко мне. И другие девушки тоже.

Мы разжились конями и кое-как добрались до пограничной крепости. Там нас застала весть о падении Рима.

Я нашёл Августина у подножия башни. Парень сидел, съёжившись, и обнимал руками колени:

- Скажи мне, Лугий, ты веришь в то, что сказал Асмунд? Что наступило время волков?

- Знаешь, малыш…

Он обернул ко мне лицо, оно было мокрым:

- Не говори. Я вижу сам. Ты давно живёшь так, словно это правда. Но я не хочу…

И что я мог сказать ему? Мы никогда не связывали своё будущее с Империей, а для него это было ударом. Перед нами лежал широкий мир. И Империя была не более милосердна, чем эта новая сила. Но время волков, едва начавшись, отняло у него отца. Чем мне было его утешить?