- И тогда этот лесной ублюдок посмотрел на моего мальчика. Нехорошо посмотрел, и глаза у него были дикие. Прорычал что-то на своём языке. Я кликнул слуг, чтобы вышвырнули его. А он посоветовал мне немедля исправить его вещь. И выпороть сына.

Визарий снова передвинул меч, словно собирался встать:

- Однако ты, я смотрю, не сделал ни того, ни другого.

- Конечно! И с той поры я чувствую его всюду, куда бы ни пошёл. Я мирный человек, Визарий! Я не хочу вздрагивать от каждого шороха и бояться за сына. Знающие люди посоветовали мне обратиться к тебе…

Визарий всё-таки встал:

- Знающие люди обманули тебя, Филандр. Меч Истины наказывает совершённые преступления. Я не могу просто убить твоего германца за то, что он угрожал тебе. И то, что он ходит за тобой по улицам – тоже не великий проступок.

- Но за хорошее вознаграждение…

Жест Визария выражал всё мыслимое презрение:

- За всё золото мира. Ты не понимаешь, Филандр, но наш бог убивает меня ЗА КАЖДУЮ ОТНЯТУЮ ЖИЗНЬ. Даже если караю подлейшую скотину, всё равно плачу за это собственной смертью. А потом переживаю воскрешение – тоже чувство не из приятных. Вдумайся в это, ювелир! Я умирал уже не помню сколько раз, и стою перед тобой только потому, что судил справедливо. О чём ты просишь меня?

Да, нечасто я видел моего друга разгневанным! Не зря этот ювелир сразу мне не понравился! По-моему, Визарию очень хотелось ахнуть дверью о косяк, чтобы фрески со стен посыпались. И как он совладал с этим желанием?

Перед воротами нам заступил путь чистенький, холёный паренёк лет шестнадцати. Гладкое лицо, свежая льняная туника. Кудрявые каштановые волосы, прежде аккуратно расчёсанные, растрепались, дыхание частит от быстрого бега. За папу пришёл рассчитаться?

- Я прошу прощения за моего отца! Он не желает зла, просто не всегда ведает, что творит.

Визарий коротко кивнул ему, принимая извинения. Кто бы мог подумать, что у такого гуся столь приличный сын?

- Ты можешь себе представить, чтобы это дитя кого-то оскорбило? – спрашивает мой друг за порогом.

- С трудом. Папаша не замечает, где врёт.

- Зачем?

Изображаю ухмылку в стиле «Учись, мастер!»

- Ты не знаешь, что некоторые готовы и сына оболгать, лишь бы самим выглядеть привлекательнее?

- Врать Мечам Истины? Лугий, такой дурак не может быть преуспевающим торговцем. Физиологически.

Иногда он такие слова вставляет, что мне хочется его убить. Потому что я тоже не люблю быть дураком!

*

Наш корабль отправлялся через день, так что оставалось только сидеть под навесом всё в той же забегаловке и глядеть на нестерпимо синее море. И потягивать дешёвое вино, пока в голове не зашумит. Жарко в Константинополе. Визарий говорит, что на западном берегу Понта прохладнее. Там зимой даже снег бывает. И зима стоит месяца три. Ага, его бы в нашу Галлию! Чтобы зиму увидел. Впрочем, там он тоже был. Домосед по натуре, мой дружок ухитрился облазить весь обитаемый мир. А устроился на самой тревожной границе: то готы с Понта лезут, то кочевники. А теперь того и гляди – «новые эллины» попрут.

- И что хорошего у тебя дома?

Изумлённо смотрит своими всегда печальными глазами. Мне нравится его дразнить.

- Имей в виду, под одной крышей не уживаются лучший друг, жена-красавица и паскудник Лугий! Не хочется наградить тебя рогами за доброту.

- Рогами? Хм, в устах галла звучит привлекательно. Помнится, кто-то из ваших богов…

- Размечтался!

Его интересно дразнить. До того момента, пока он не принимается дразнить тебя.

- А как уживаются под одной крышей лучший друг, паскудник Лугий и хромой нубиец? Правда, я на нём не женат.

- Тьфу! И придумаешь тоже!

- Честно-честно! А ещё есть собака. Если, конечно, не умерла от старости, - он ощутимо грустнеет. - Небольшой огород, но этим увлекается Томба. Море за оградой. Тополя. И очень много ценных свитков, я даже не все успел прочесть.

Мой дружок грамотей. В каждом маломальском городе он нюхом находит книготорговца. У него и сейчас в мешке четыре книжки и три цисты . Никогда не понимал, но для Визария это любимое развлечение. Сейчас вот тоже уткнулся в какой-то бесконечный пергамент.

- Что интересного ты там находишь?

- А ты послушай, это нас напрямую касается: «…если человек отдаётся любви к учению, стремится к истинно разумному и упражняет соответствующую потребность души перед всеми прочими, он, прикоснувшись к истине, обретает бессмертные и божественные мысли, а значит, обладает бессмертием в такой полноте, в какой его может вместить человеческая природа».

- Это не про меня. Я латинской грамоты не разумею.

- Речь не только о грамоте. Ты не задумывался, что наш дар сродни бессмертию? Странному бессмертию, должен признаться, я сам ещё всего не понял до конца. Это писал Платон – древний афинский мудрец. В его время люди больше помнили о своих корнях, хотя и тогда уже много было забыто. Сейчас греческих философов в Империи не слишком жалуют, потому что «новые эллины» ищут опоры в старых мифах, олимпийских богах и трудах древних. Но это всё политика, а она никогда не была в ладах с разумом. Рим же верит только в то, что ему выгодно. Сейчас выгодно христианство, а оно не приветствует излишнюю любознательность. И мы начинаем забывать то знание, которое сберегалось веками. Слушай: «…между тем у вас и у прочих народов всякий раз, как только успеет выработаться письменность и всё прочее, что необходимо для городской жизни, вновь и вновь в урочное время с небес низвергаются потоки, словно мор, оставляя из всех вас лишь неграмотных и неучёных. И вы снова начинаете всё сначала, словно только что родились, ничего не зная о том, что совершалось в древние времена в нашей стране или у вас самих».

- Ладно, это здорово, но какое отношение…

- Прямое. Ты не раз приставал ко мне с вопросом: какому богу мы служим? Платон написал об этом. Сейчас… - он начинает рыться в своих свитках, потом поднимает голову и стонет. – Ну вот! Только этого не хватало!

От порта к термополию идёт вчерашний привратник и крутит головой.

- Кого он разыскивает, как думаешь, Визарий?

- Думаю, Филандр так и не помирился с германцем.

- Но, кажется, помирился с головой! Как ты будешь уговаривать германца?

- Попробую уговорить ювелира выполнить его требования. И дать золота в придачу.

- У-у!

Раб, и впрямь, направляется к нам.

- Ты меня ищешь, человек Филандра?

- Тебя, почтенный, если ты и есть Меч Истины.

Визарий, вздохнув, складывает свитки и молча подхватывает свой роскошный меч.

Оказалось, впрочем, что звал нас не Филандр. В атриуме стоял вчерашний мальчик, и лицо у него было белое.

- Я знаю, уважаемые, что отец вчера поссорился с вами. Он был неправ. Но, может, вы согласитесь…- он не смог договорить.

- Что с отцом? – коротко спрашивает Меч Истины.

- Тебе лучше на это самому посмотреть, - говорит сын ювелира.

Идём смотреть. В андрон - на мужскую половину.

- У отца есть кабинет, где он делает секретную работу. Ту, о которой заказчики просят молчать. Вчера, кажется, опять была такая работа. Отец не велел беспокоить его до заката. А потом…- мальчик нервно сглатывает, словно пытается побороть тошноту. И открывает дверь секретного кабинета.