— Улькиорра-кун, не думаешь, что ведёшь себя жестоко? — спросила она его своим самым приторным голоском. Он проигнорировал её. — Ты мог хотя бы посидеть в гостиной, пока не придёт господин Урахара. Я даже чай приготовлю, как самому настоящему гостю!

— Заманчиво, но я не хочу врываться в дом в столь поздний час.

— Ты не врываешься, тебя приглашают.

— Есть ли причина у этого упорства?

Орихиме снова взяла его за руку.

— Ладно-ладно, раз уж ты не передумаешь, мне придётся предложить что-то другое, — они прошли мимо двух уличных фонарей прежде, чем она заговорила. — Как насчёт этого: в ночь перед твоим отъездом мы останемся в нашей квартире? Тогда мы сможем отдать ключи на следующее утро, и мне не будет одиноко здесь, — Улькиорра оставлял её в неизвестности ещё два уличных фонаря.

— Думаю, я не против, — ответил он, но не особо радостно.

Когда они дошли до станции, Урахара уже был там, стоя в тени. Он ухмыльнулся, когда они подошли ближе.

— Кто звал сопровождающего? — фальцетом спросил он. — Хотя я должен сказать, что удивлён, что Вы отказали ему в удовольствии провести ночь с Вами, госпожа Иноуэ.

— Это не я была, — сказала Орихиме, не уловив скрытого подтекста. Урахара широко улыбнулся Улькиорре. Улькиорра даже не удосужился посмотреть в его сторону.

— Идём, — прорычал он, повернувшись к Орихиме, чтобы уже наконец сделать прощальный кивок головой. Она радостно махала рукой, стоя на своём месте, пока они не скрылись из виду.

========== Помпеи ==========

За двадцать четыре часа многое могло измениться.

Орихиме прекрасно это понимала. В её планах не раз уже возникали неприятные изменения в течение одного дня, и обычно это случалось без предупреждения; сейчас в её голове крутилось всё то, что поменяло её жизнь. Нечестно, что слово, человек, машина, превысившая скорость, природная катастрофа могли разрушить с такой лёгкостью всё приятное и знакомое. Но в этот раз изменения хотя бы были вполне ожидаемы. Она готовилась к этому, упрочняя стены, защищавшие её чувства, и заделывая любую трещину, через которую что-то могло пробраться и сожрать изнутри её решимость. Она уже всё продумала, была готова натянуть улыбку и не убирать её с лица, пока не доберётся до своего нового дома.

Но многое могло измениться за двадцать четыре часа, включая её же замыслы, а она не уделила и минуты на продумывание плана «Б».

***

Её телефон не звонил в течение всего дня. Ни звонка, ни сообщения, ни звука. Она без особого труда догадалась, что, а точнее кто, могло послужить причиной молчания её друзей. Но провести вот так весь день, предоставляя ей возможность насладиться своей личной жизнью, было глупо с их стороны, ведь она сошла со станции города Каракура только в десять часов вечера. У неё была куча времени, а дел — нет, отчего её мысли пустились в свободный полёт.

Орихиме шла по хорошо знакомым улицам, убивая время. Она ещё не отвыкла от них. До сих пор было ощущение, будто она шла домой из отеля, где оставалась на ночь, а не возвращалась гостем в родной город. Солнце село, и толпы людей редели; этакое затишье между сотрудниками фирм, волочившимися домой, и тусовщиками, шатающимися по ночным клубам. Её ни разу не потревожили проходящие мимо люди, пока Орихиме шла по городу Каракура, улавливая запахи цветов и воды, когда прошла мимо реки.

Вскоре она оказалась у дома Татсуки, у здания, где жила до того, как Сора пришёл в неистовство, у старшей школы и библиотеки, и магазинчика Урахары. Ноги медленно вели её по тропинке, которую она знала наизусть, ведь она понимала, что это был последний раз, когда она идёт таким путём, будучи жительницей города Каракура. Она одна пересекла улицу и подняла глаза на здание перед ней. Свет в её гостиной горел, сияя, словно маяк во время бури, так и говоря, что это будет последний привычный и спокойный вечер, который вскоре закончится и будет потерян, пока она не воссоздаст его где-нибудь в другом месте.

Орихиме остановилась перед входной дверью, чтобы привести себя в порядок и укрепить защиту своего сердца. Затем она вставила ключ в замочную скважину, глубоко вдохнула и раскрыла дверь с улыбкой.

— Я дома! — провозгласила она из гэнкана. Улькиорра был в гостиной, держа руки в карманах. Он выглядел уставшим, словно весь день бегал кругами, что он вполне мог делать, но Орихиме хотелось думать, что Урахара предоставил ему хотя бы день на отдых.

— С возвращением, — сказал он. Она бросила свою сумку на пол и подошла к нему.

— Как давно ты здесь?

— Двадцать минут. Мне удалось убрать то, что осталось, — он сел на диван, вздыхая. Она повалилась на диван, повторяя его вздох своим преувеличенным. Они уставились туда, где раньше был телевизор. — Без него тихо, — сказал Улькиорра.

— Надо было забрать его с собой, — Орихиме нахмурилась и дотронулась до подбородка. — Но он тяжёлый. И если бы люди увидели торчащий из моей сумки телевизор, то подумали бы, что я его украла, ну, конечно, после того, как перестали бы удивляться моей удивительной способности идти по улице с телевизором в сумке наперевес.

— Естественно.

— Кстати, хочешь, чтобы я записала твои любимые шоу, пока тебя не будет? Не знаю, показывают ли их в других странах. Садо-кун говорит, что видел некоторые в Мексике в испанском дубляже, но они очень старые и в большинстве своём это корейские мыльные оперы, — Улькиорра не ответил. — Не то чтобы с корейскими мыльными операми было что-то не так, но тебе как-то не особо интересно было…

— Я не понимаю, — Орихиме почесала голову.

— Не понимаешь чего? Почему они транслируют корейские мыльные оперы в испаноговорящей стране? Это началось вроде пару лет назад и волнами распространилось по всему миру.

— Нет, — Улькиорра посмотрел на неё так, что её объяснение и все мысли о волнах потухли прежде, чем успели добраться до рта. — Я не понимаю тебя.

Он уже не в первый раз говорил ей подобное. В начале их совместного проживания он говорил это по меньшей мере раз в неделю, а потом просто принял её дикие кривляния, предпочтения в еде и другие странные вещи, от которых она смеялась. Сейчас он по-прежнему произносил эти слова посредством озадаченных и хмурых взглядов. Но в этот раз здесь было нечто большее. Орихиме видела это по его глазам, взгляд которых обезоруживал, как в тот вечер, когда она призналась ему. Она не могла выдержать этот взгляд, если хотела и дальше улыбаться.

— Вся эта суматоха по поводу отъезда твоих друзей, — продолжил он. — Вся эта тоска, все эти заявление об одиночестве, но при этом ты приходишь ко мне и спрашиваешь, хочу ли я, чтобы ты записала телевизионные программы, пока меня не будет. Словно ничего не происходит. Словно я и не жил с тобой почти два года, — она уставилась на окно за ним, которое с улицы светилось столь обещающим светом. Он вздохнул. — Возможно, я переоценил себя.

Что он говорил? Откуда взялись эти мысли?

— Нет, ты…

— Тогда просвети меня, женщина, — нетерпеливо прервал её он. — Скажи, почему я так отличаюсь от твоих друзей, — её отсутствующее, слегка взбудораженное выражение лица не изменилось. Он вытянул руку и повернул её голову на пару сантиметров, необходимых для того, чтобы она смотрела на него, и даже тогда она пыталась избегать его взгляда. — Если мои мысли ошибочны, то говори спокойно. Ты никогда раньше не стеснялась поправлять меня, — она выкручивала свои руки, хотя и не двигалась. — Потому что если ты этого не сделаешь, Орихиме, я должен буду посчитать, что значу совсем немного для тебя. И поверь мне бы не хотелось перед отъездом сомневаться в твоей искренности.