чемпион по нырянию в бетон,
у него вся голова в тесте как у побитой лисы.
Антимир - это черный куб пустоты,
но позже, когда зрачок адаптируется
к тьме, начинаешь различать детали.
Видишь байк байкера, но вместо
руля на него насажена баранья голова,
которую в потемках ты чуть не спутал с рулём,
именно баранья голова, где муравьи устроили муравейник,
муравьиную деревню, муравьи трактористы пашут зубы барана.
В антимире пространство размешано неравномерно
как манная каша комками и это приводит порой,
то к трагическим, то к комическим результатам -
твоя голова может быть замурована то в урну из асбеста,
то в торт с мышкой, продёргивающей у тебя в ноздрях хвостик.
В Антимире та же палка,
изогнутая у нас в одну сторону,
у них изогнута в прямо противоположную.
У них люди проходят курс лечения от щедрости,
а то, знаете ли, раздаривают зарплату
прохожим и ничего не приносят домой.
А прохожие отнекиваются и
никто не хочет брать деньги даром,
и так они и валяются на земле
купюры всех цветов и форм,
валюты разных стран.
А кассирша в банке сидит с венком кленовых листьев на голове как дура!
Конец Гориллиуса
Гориллиус был диктатором одной из стран Латинской Америки.
Он засадил в тюрьму художника и борца за права человека Лунатипа Спайруса.
В столице напротив Президентского Дворца стоял памятник Гориллиуса верхом на лошади, вставшей на дыбы.
Лунатип Спайрус сам изваял статую, в бытность свою скульптором, из необожженной глины, оживающей спустя три месяца после затвердевания.
1 мая, в то время художник был уже в тюрьме, статуя ожила и поскакала по проспекту Симона Боливара - лоснящаяся черная горилла верхом на антрацитовом коне.
Люди раскрыли окна и видели нелицеприятную для тирана картину, как горилла гарцевала на лошади, и тогда, народ, оседланный тираном, осознал свою недальновидность, кобыла взбрыкнула и сбросила с себя гориллу, которая, отряхнувшись после падения на грязную брусчатку, мигом заозиралась в поисках пальмы на которую можно залезть, чтобы вернуть себе душевный комфорт.
Диктатура пала. А подвалы тюрьмы захватили художники и скульпторы под мастерские. А горилла стала зажигать фонари вечерами и тушить по утрам, смешно оттопыривая губы, как будто дуя на блюдце горячего шоколада.
Человек, побывавший на Марсе
Человек, побывавший на Марсе, никогда не жмет руки человеку, побывавшему на Луне.
Потому что, когда их обоих сцапали фарсаны, высадившиеся на Антарктиде и захватившие, после долгой осады, избушку полярников, и стали пытать, то человек, побывавший на Луне, выдал все секреты землян, а человек, побывавший на Марсе, держался стойко, а стойкости он научился у марсианских индейцев, которых, даже если варить в чане с казеином, не выронят ни слова, поэтому нельзя запугать человека, застегивающегося на пуговицы галалита, ибо в них содержится дух марсианских индейцев.
А человек, побывавший на Луне, быстро расклеился, как только ему показали яйцерезку для людей и выдал секрет атомной бомбы, а стал он таким рохлей и размазней после путешествия на Луну, где лунные девы плакали денно и нощно, стирая на стиральных досках желто-серые рубашки солдат королевы Изабеллы, пропотевшие от долгой осады крепости.
Возрождение
Один человек ежедневно занимался возрождением, сначала он испытал айс бакет челендж, но спустя неделю это его уже не вставляло, он пробовал валяться в крапиве и это одно время спасало, пока не кончилось лето, ходить по битому стеклу и горячим углям значило нарушить принцип каждой сестре по серьге и он попробовал полной гибели всерьез, купил на автозаправке канистру бензина, облил себя, чиркнул зажигалкой и превратился в пламенного феникса, успешно доказав истину что смысл жизни - самосожжение, а сверхзадача - воскресение.
Сейчас он выступает ответчиком в Басманном суде по иску владельцев крематориев по обвинению в подстрекательстве их клиентов к возрождению, как восстанию из пепла, как есть аналогичная статья о доведении до самоубийства, но наоборот.
Зазеркалье
В Зазеркалье время течёт вспять от Успения к Зачатью. Срок убийце дают авансом, в заточении он долго обдумывает кого и зачем убить. Тёщу. Но для этого нужно сперва жениться. На особе аристократических кровей, чтобы была, как минимум, королевой, щелканье затворов фотоаппаратов папарацци мне так ласкает слух как хруст тысяча рублёвок Ганьке подлецу, хруст снега под валенками прохожего под окном узника Петропавловской крепости, как для братца кролика хруст тернового куста.
Я заколю ее острым, как монета щипача, ножом, кровь должна бить фонтаном, как из пасти льва, разрываемой Самсоном в Петергофе. Я сам буду заляпан кровью как нефтью счастливый турбобур, открывший неисчерпаемое месторождение. Еще долгих 19 лет я буду томиться в клетке, ведь срок за убийство мне дан авансом.
А что если я раздумаю убивать? Тогда мое великое сидение будет примером иноческого служения. Дык, принесите мне икону Умиление и миллион свечей из ароматного воска, я клюю носом, любую мысль продолжает сон.
Зазеркалье
Я - красавица, прихорашивающаяся перед трельяжем. В зазеркалье живут три девицы, моя пресвятая Троица. Три грации кружат хоровод на лугу, и я вспомнить могу, как отец грозился шоферу, обрызгавшему его из лужи: "Чтоб тебе жена тройню родила!" Иногда их движения перестают совпадать с моими, и мне мерещится, что это Парки: одна прядет, другая отмеряет, третья режет нить.
Ай, ария Хахаха прервана в зародыше, завтра состоятся мои хохороны.
Физическая невозможность смерти в сознании живущего
Человек не может представить, что его организм можно разобрать как простой механизм. Одна девушка в советском фильме прожектёрствовала: "Я не верю в свою смертность, ибо скоро изобретут от нее лекарство". Все смерти, что мы наблюдаем: акула разрывает аквалангиста, мы наблюдаем со стороны. Нашему сознанию не хватает взгляда со стороны, чтобы засвидетельствовать свою смерть. Человек свято верит, что может взять и нарезать торт в форме человека на сладкие куски. Он может наткнуться на манекена в магазине одежды и отпрянуть в страхе. Ад - это другие. И другие туда попадут. Рыба, увидев себя в зеркале, непроизвольно атакует, ибо не может себя узнать в другом.
Когда зубной рвач вырывал мне зуб, я ощутил свой череп скворечником и эта мысль была оппортунистической критикой ортодоксальной веры живущего в свое бессмертие.
Смерть - это то, что случается с героями в сказках, это собака с глазами в циферблат часов на ратушной площади. В детском сне я балансировал на карнизе небоскреба и чувствовал близость смерти, как никогда сильно.
В сознании живущего смерть представляется в виде чудовища, неимоверно жуткого, столь страшного, что превышает нашу способность ужасаться. Откуда мы это взяли? Видимо из подсознания. А что если смерть это белая мышка с розовым носиком, сладко позёвывающая после сна в шерстяной водолазке?
Смерть придет и внесет меня в список недвижимости, где уже находятся: стол, шкаф, диван, кожаный диван, диван, обтянутый коричневым кожзаменителем, кой-где обтёрханным, всё внимание к дивану, ведь это диван-кадавр, он и мертв и жив, и, если искоса взглянуть похож на бегемота.
Я буду после смерти существом подобным,
такое чувство, будто мой собственный зрачок,
страдая любопытством, сам на себя взглянул,
словно решение теоремы Ферма
взглянуло на свое условье.
Пациент лежит в больнице на физиотерапевтическом жестком ложе под капельницей и представляет смерть в виде медсестры с черной повязкой на отсутствующем глазу со шприцем со смертельными воздушными пузырьками.