— Нет, тот раз был последним, — покачал головой Рэй. — Твое состояние я оцениваю как удовлетворительное, поэтому решусь задать мучающий меня вопрос, — он запнулся и долго молчал, прежде чем продолжить.
За окном скрипнула ветка, испуганно заухала сова.
— Твое сердце не бьется. Тебя убили, я зафиксировал смерть: налицо все стандартные признаки. Я видел твой труп, понимаешь? Но сейчас ты сидишь передо мной, пьешь молоко, которое терпеть не можешь. Что ты с собой сделал, Драко? Продал душу дьяволу? — последнее предположение Рэй попытался произнести в шутливой форме, но все равно получилось серьезно.
Драко мелками глотками осушил стакан с молоком, ощутив на краткий миг слабую нить эмоций своего друга.
Любопытство и страх. Или подозрение? А может, презрение, грусть?
Чем старательнее Драко пытался определить эмоцию, тем сильнее болела голова. Боль стала невыносимой, и он оставил болезненные попытки. Не только слабое тело, но и силы, на которые он привык опираться, подвели его.
— Почти. Я не умру до определенного момента, — осторожно произнес Малфой.
— Ты опять связался с темной магией! Сколько раз я буду вытаскивать тебя из дерьма? — в сердцах воскликнул Рэй.
— Дерьмо — это моя жизнь, — поморщившись, произнес Драко, — и вытащить меня тебе не удастся. Сколько раз я жалел о заключенной сделке. Она дала мне очень многое, но забрала самое ценное. А я поздно понял, как значимо оно было.
Представляешь, Рэй, я влюбился. Однажды отец говорил мне, что спать можно со многими женщинами, а любить — одну-единственную. Теперь я верю, хотя мне всего восемнадцать. Перед смертью особо остро ощущаешь жизнь, и я не сомневаюсь, что действительно люблю.
Но ирония в том, что она любит не меня, а мою вторую страшную сущность. Любит его — таинственного, сильного, ироничного, не меня — циничного, противного, оскорбляющего и получающего от этого удовольствие. Она не видит во мне тех других качеств, не видит во мне души.
— А ты пытался показать ей их? — нахмурившись, спросил Рэй.
— Сейчас ты закатишь глаза и назовешь меня глупцом. Нет, я не хотел, чтобы она узнала меня. Приводил глупые доводы и до определенного времени не сомневался в их правильности.
Она семь лет раздражала меня своей внешностью, происхождением, вечным стремлением жертвовать собой ради других. Да и сейчас мне становится плохо от мысли, что она в любой момент готова отдать жизнь за двух идиотов. Как они могут позволять ей?
Убить бы ее, чтобы вот здесь, — Драко приложил руку к груди, — не болело. Но ведь болеть не перестанет, да?
— Ты сам ответил на свой вопрос, — сказал Рэй, беспомощно разведя руки. — Ты ведь говоришь про ту девушку, которую я лечил. Мне тогда пришла в голову подспудная мысль, что тебе она небезразлична. Такая трогательная забота, признаться, не ожидал подобного от тебя.
И да, ты глупец. Зачем все усложнять? Почему не признаться и не показать, что ты бываешь нормальным человеком?
— Она швырнула мое признание мне в лицо. А у меня нет времени бесконечно предлагать свою любовь.
— Но она-то любит тебя или того (я уже совсем запутался) другого тебя?! — нетерпеливо воскликнул Рэй.
— Ненавидит меня обоих, — с грустью произнес Драко. — Хватит бесполезных рассуждений. Жалость к себе отравляет. А меня и без того ранили отравленным клинком.
— Мне никогда не удавалось понять, почему ты делаешь все, чтобы было плохо не только окружающим тебе людям, но и тебе самому?
— Если бы я знал.
— Ты действительно идиот, Малфой. Теперь я беспокоюсь за тебя еще больше. Куда уж больше?
— Не стоит, мой друг, — ответил Драко и, сонно моргнув, закрыл глаза. Он уснул мгновенно, не слыша сетований Рэя и не чувствуя привычной тяжести на душе.
На следующее утро его навестил отец и настоял, чтобы на время расследования Малфой скрылся за пределами Англии. Заранее не принимая никаких возражений, Люциус приказал домовикам собирать вещи сына. Драко и не собирался сопротивляться. Он чувствовал искреннюю заботу и настоящую отцовскую любовь, в которой до конца своей жизни ни разу не усомнился.
*
Секретарь окинула взглядом знаменитую гостью. Магловские джинсы, светлая блузка, темное невзрачное пальто на сгибе локтя. Героиня войны вопреки громким заявлениям и шокирующим статьям в газетах выглядела обычной девушкой.
Тяжело вздохнув, секретарь приоткрыла дверь и робко доложила:
— Целитель Добсон, к вам…
— Я просил меня не беспокоить! Или я не ясно дал указания? — сердито отозвался Рэй, выглядывая из-за высокой кипы бумаг нас столе.
— Это Гермиона Грейнджер, сэр.
— Мисс Грейнджер? Так почему ты заставила ее ждать в приемной? Не ожидал, проходите.
— Благодарю, Рэй, я ведь могу вас по-прежнему так называть? — спросила Гермиона, войдя в кабинет.
— Естественно. Вы на какое-то время спасли меня от горы отчетов, которые необходимо прочитать и подписать. — Рэй указал рукой на кресло, предлагая присесть. — Признаться, ненавижу бумажную волокиту. Так что стало причиной визита? Вам нужна профессиональная консультация?
— Я знаю, что вы друг Малфоя. Хотя в наличие у него друзей я до последнего сомневаюсь.
— Не могу ручаться за него, но я считаю себя его другом, — неожиданно жестко произнес Рэй.
— Несмотря на все противоречивые слухи о его смерти и воскрешении, пока нет официального некролога. Я знаю, что умереть он не мог. У него сердце не бьется, — Гермиона закусила губу и на одном дыхании выпалила: — Вы могли бы посодействовать нашей встрече?
— В мои обязанности входит врачевание тела, а врачевание души способствует быстрейшему выздоровлению, — сказал Рэй, его глаза лукаво поблескивали.
— Как его состояние?
— Стабильное. Он слаб, подорваны не только физические силы, но и магические, что сложнее поддается лечению. Магию не вернуть зельями, — Рэй посмотрел на часы. — Сейчас Драко ждет меня в кафе, напишу тебе название на бумаге. Мой испанский оставляет желать лучшего, поэтому могу ошибиться в букве. Языки мне никогда не давались.
Портал активизируется через сорок семь секунд. Попрошу вас передать Драко зелья, — Рэй всучил растерявшейся Гермионе звякнувший пакет со смешным снеговиком на упаковке, — и напомнить, что зелье в фиолетовом флаконе принимать трижды в день после приема пищи, а в белом — при крайней необходимости, если вследствие перенапряжения снова будет предобморочное состояние. Все, портал загорелся.
— Рэй, я не могу вот так сразу!
— Зачем откладывать? Я знаю точно, в глубине своей заблудшей души он ждет тебя.
Пальто оставьте, в нем вы будете выглядеть неуместно, как и в зимней обуви. Эх, я остаюсь без великолепного кофе…
Рэй подтолкнул Гермиону к магловскому градуснику на столе, и она, растерянно сжимая ручки нелепого пакета, коснулась портала.
Прохладный, несколько сухой воздух кабинета сменился теплым влажным напоенным ароматом цветов; негромкий, лукавый, как и его обладатель, голос Рэя Добсона — гулом проезжающих машин, голосами уличных торговцев.
Гермиона вышла из темного переулка, в который ее перемести портал, на бульвар, мощенный светло-бежевой плиткой. Кафе, рестораны, магазины начинали открываться. Продавцы отворяли двери и окна, вывешивали яркие вывески, переговариваясь друг с другом на красочном испанском языке; рыбаки наперебой расхваливали выложенный на прилавки товар, добавляющий в аромат улиц морскую ноту; вдалеке звенели колокола собора, вливаясь в уличный шум чистотой и возвышенностью своего звучания. Ветер трепетал листья пальм, шаловливо поднимал платья и юбки проходящих женщин. Он окутал Гермиону своими теплыми объятьями и повел к нужной вывеске.
«Rio de la Plata», — значилось на вывеске маленького кафе, спрятанного в тени пальм и на листке с корявым почерком доктора Добсона.
На улице стояли ряды деревянных стульев и столов, накрытых белоснежными скатертями. Посетителей ранним утром было немного, и Гермиона сразу заметила знакомую фигуру за центральным столиком. Подскочивший официант проследовал за ней до столика Малфоя.
