— Люк пытались закрыть изнутри, — сообщил командир, когда они подошли ближе. С такого расстояния было видно, что створки открылись не механизмами, их взорвали, смяв толстые бронированные листы как тонкую бумагу. Створки буквально с корнем вырвали из пазов, сдвинув и сломав. Взрывом разметало даже спешно выстроенную в переходном шлюзе баррикаду, в обломках которой нашли еще несколько тел. Командир группы отключил визоры и переключился на тактический фонарь своего автомата, заходя внутрь и осторожно переступая между обломками. — Тут стреляли. Идите осторожнее. И да, вижу охрану… демон, они в таком же состоянии, как и все остальные…
За переходным шлюзом открывался коридор, уводящий мимо складских помещений в основной зал. Здесь тел было гораздо больше, словно местные бежали, пытаясь спастись из лагеря, в большинстве своем даже неподготовленные, одетые кто во что, начиная от рабочей формы и кончая домашними халатами. Скрюченные и выкрученные тела замерли в тех позах, в каких их настигла смерть, среди разбросанного мусора, ящиков и товаров. Рейвен, глядя на мелькающие в свете фонаря безглазые лица и выбеленные кости, торчащие из-под разорванной кожи, чувствовала, что ей становится страшно.
Страх перед неизвестностью был одной из тех вещей, которые преследовали человека с самой зари его существования, когда дикие предки сбивались в кучи в пещерах при свете единственного костра, трясясь от ужаса при звуках грома и приписывая явления природы сверхъестественным силам. Уже тогда они пытались понять, объяснить окружающее, придать неизвестному хоть какую-то форму, которую могли принять и осознать. Шаманы, признанные самыми умными и прозорливыми, описывали неизвестность, окружающую людей, доступными образами и символами, расписывая могущественных богов, управляющих силами природы. Боги были понятны, они могли восприниматься примитивным тогда человеческим мышлением. Их нужно было бояться и уважать, необходимо приносить жертвы, чтобы они были милосердными, а в случае каких-то прегрешений становились жестокими и мстительными. Однако они уже не были неизвестными, и страх перед ними изменялся, превращался во что-то объяснимое. И снова сталкиваясь с неизведанным, люди уже имели какие-то образы и формы, чтобы попытаться определить его и перестать бояться.
А сейчас Рейвен не знала и не понимала, что случилось в лагере. Нельзя было представить нечто, способное уничтожить столько людей, превратив их в иссушенные трупы, и не оставить никаких следов. Даже от боевых ядов оставалось хоть что-то, чтобы их можно было определить, но здесь не было ничего подобного. Только множество трупов.
В большом зале остались заметные следы боя. Защитники лагеря встретили кого-то огнем, выход в коридор был буквально исклеван попаданиями энергетических зарядов и импульсных пуль, даже шлюзовая дверь выбита прямым попаданием реактивного заряда, разворотившего одну створку и выбившего вторую из пазов. Командир первым осторожно прошел внутрь, перейдя на режим радиомолчания и потушив все фонари, для ориентации в пространстве используя только визоры ночного зрения, окрашивающие все окружающее пространство в черный и зеленый. Подняв руку, он жестом приказал остановиться, после чего, осмотревшись по сторонам, так же жестами указал группе продвигаться вперед, растянувшись в одну цепь.
Причин для подобной осторожности хватало, бой здесь был жаркий, превративший торговую секцию в нагромождение развалин и обломков среди разбросанных товаров и мертвых тел. Их было много, и расстрелянных, и обожженных взрывами гранат, переломанных и разодранных на части, будто их рвали голыми руками. Стараясь держать в поле зрения друг друга и окружающее их побоище, наемники постепенно продвигались вперед, пытаясь понять, что здесь произошло.
Рейвен тоже шла в общем строю, чаще глядя себе под ноги и на окружающие тела, чем на то, что происходило вокруг. И сомнений в голове с каждой минутой только прибавлялось, поскольку других тел, кроме местных, здесь не было. Сложно представить, чтобы одна из сторон обошлась без потерь в таком жарком бою, где защитники не побоялись применять даже зажигательные гранаты, устроившие пожар, выжегший часть зала практически до основания. Нагромождение торговых палаток из всевозможных стройматериалов и натянутых тентов могло загореться как сухой порох от малейшей искры, так что взрыва гранаты с напалмом хватило для пожара, распространившегося так быстро, что люди не успели даже сбежать, моментально охваченные огнем и сгоревшие прямо в собственном снаряжении.
Некоторые так и остались лежать, сцепившись друг с другом в последней посмертной схватке, но не тела нападавших и защитников — и те и другие выглядели так, словно жили прежде в этом лагере. Рейвен догадывалась, что могло здесь произойти, но никак не могла принять подобную мысль, настолько абсурдно все это выглядело. Должно было быть какое-то другое объяснение происходящему, но его просто не находилось. Если только это не было намеренное восстание, поднятое слишком не вовремя, но такая версия не выдерживала проверку даже простыми логическими вопросами.
Группа опять остановилась по первому же жесту командира, снова поднявшего сжатую в кулак руку. Все молчали, соблюдая режим тишины в эфире, так что общаться приходилось только жестами.
«Вижу двоих впереди. Не реагируют. Потенциальный противник» — сообщил командир группы, убедившись, что все на него смотрят, — «не открывать огонь без приказа. Опасная зона. Фланговым выйти вперед и проверить. Остальные за мной», — раздал он приказания и махнул рукой, чтобы продолжали движение. Рейвен кивнула, подтверждая получения приказа, но напряглась еще сильнее, поскольку правым фланговым была Волчок. Наемница только показала ей большой палец и махнула рукой, что волноваться не следует. После чего, проверив, легко ли пистолет выходит из кобуры, отступила в сторону и перепрыгнула через обломки разбитого и исклеванного пулями торгового киоска с еще сохранившейся вывеской «свежее мясо».
Чуть дальше виднелся след от взрыва еще одной гранаты, разметавшей нескольких человек на куски, обуглившиеся от жара. Остатки наспех собранной и так же быстро разрушенной баррикады, протянувшейся от одного торгового ряда до другого, выглядели так, словно их намеренно расстреливали из импульсного пулемета, но спешно и без всякой логики. Тел здесь было особенно много, и, приглядевшись, Рейвен представила картину произошедшего. Люди бежали прямо на баррикаду, перелезали и перепрыгивали через нее, а там их уже встречал пулеметчик, косивший длинными очередями всех попадавших в зону поражения. Сам пулеметчик лежал чуть дальше, рядом с длинной лентой отстрелянного боезапаса и своим оружием, вероятно, отключившегося от перегрева. Кто-то оторвал ему голову, вырвав шлем вместе с креплениями и оставив торчать снаружи кусок позвоночника.
Тут же стояли два человека, замеченные командиром, очень похожие на уже виденное снаружи существо. Только эти стояли друг напротив друга, замерев и только время от времени поводя руками или головой из стороны в сторону, словно от скуки.
— Выходим из режима радиомолчания, — приказал командир группы по радио, — если здесь и есть кто-то, прослушивающий эфир, нам это все равно не помешает. Волчок, Джек, что у вас?
— Наблюдаю еще одного на мостках уровнем выше, — доложила наемница первой, — с ним явно не все в порядке. Напоролся на кусок арматуры и дергается, пытаясь с него слезть. Похож на нашего недавнего знакомого, у нормального человека на подобное сил не хватило бы.
— Плохо, — вздохнул командир, — Джек? Джек, ты на связи?
— Так точно, — раздался голос наемника, и Рейвен чуть заметно вздохнула про себя с облегчением. После случившегося со снайпером, она боялась, что любой из них, пропавший из поля зрения, может повторить его судьбу. Больше всего, конечно, опасалась за свою напарницу, но и лишаться Джека ей не хотелось, хотя в чувствах к нему она еще не могла разобраться. Наемник тем временем доложил ситуацию: — У меня все чисто, подбираюсь с левого фланга к указанным целям. Никакого больше движения не фиксирую, но здесь просто какая-то кровавая баня… Я чуть ли не по щиколотку в крови.
