Джианю вошел в комнату и медленно направился к императору. В вытянутой руке он нес цветок, похожий на нераспустившуюся розу. Подошел к императору и протянул цветок.
Император взял цветок и стал его рассматривать. Лицо его окаменело.
Мастер Веймин застыл, не в силах отвести взгляд от цветка.
На длинном стебле из слоновой кости в виде нераспустившейся розы он увидел дьявольский шар.
Император нарушил тишину:
– Напиши свое имя.
– Я уже написал.
– Я его не увидел.
– Это одна из тайн. Кто-нибудь его прочтёт когда-то.
– Ты знаешь, какая ждет тебя награда?
– Знаю, – ответил Джианю.
Музей Востока
Авенир Степанович доехал до «Пушкинской». Музей по понедельникам был закрыт для посетителей. Совещание назначил на 10 утра. Задумавшись о предстоящем совещании, он ошибся и вышел из метро не на бульвар, а к памятнику Пушкину. Увидел классическую сценку. На фоне Пушкина снимается семейство – вспомнил он Окуджаву. Правда, это было не семейство, а съемочная группа. Явно снимался сюжет для фильма. Пожилая женщина в длинной, до пят черной шубе и в черной меховой шапке стояла перед памятником: бледное лицо и тонкие черты лица напоминали о былой красоте. В руках у неё были букет цветов и черная сумка.
«Она, конечно, не русская», – решил Авенир Степанович. Оказался прав. Услышал, как девушка, видимо, режиссер, сказала:
– Мэри, дорогая, Вы должны положить букет у памятника, только будьте осторожны, не упадите.
Девушка была в дубленке, павлово-посадском платке.
«Она – казашка», – определил Авенир Степанович. И тоже оказался прав, так как женщина в шубе ответила:
– Умут, я хочу положить цветы выше.
Девушка повернулась к мужчинам, стоявшим в метрах трех от нее. У одного на плече была камера, другой, невысокого роста, в дубленке и в валлийской шапочке что-то оживленно ему рассказывал. Авенир Степанович не смог определить, кто он по национальности. Явно не русский, но и не иностранец.
Девушка сказала: – Ян, возьми у Мэри сумку, она ей мешает.
Мужчина в валлийской шапочке быстро направился к памятнику, поскользнулся и упал.
– Ну, вот, – протянула ему руку, помогая подняться. Сама едва удержалась на ногах.
– Осторожней, осторожней! – воскликнул мужчина с камерой.
– А я бы снял всю эту сцену, – весело сказал мужчина, – и вставил бы в фильм.
Он подошел к женщине в шубе, взял у нее сумку, отошел, выходя из кадра.
Девушка стояла рядом с оператором. Что-то ему объясняла.
– Виктор, кассеты надо будет отвезти в студию и оставить в коробке с надписью «Мэри Хобсон в Москве».
Они продолжили съемку…
Авенир Степанович спустился в переход. Вышел на Тверском бульваре.
– Вот ведь, кто-то едет в Москву, возлагает цветы к памятнику Пушкина, кто-то снимает об этом фильм. Интересно, что это за люди? А он? Что может он? Даже не могу своим сотрудницам купить цветы к празднику 8 Марта.
Он все ещё был исполняющим обязанности директора музея Востока. Это состояние неопределенности его угнетало. Предыдущий директор уволился в начале осени прошлого года. Авенир Степанович согласился быть и.о., надеясь, что через месяц-другой станет директором. Но прошла осень, за ней зима, а приказа о назначении не было.
За это время уволились все молодые сотрудники и руководители трех отделов из пяти. Зарплату, если таковой можно было назвать ту смешную сумму, которую они получали, выдавали всего три раза.
«Хоть бы зарплату за январь выдали к празднику», – грустно подумал Авенир Степанович, ведь работать остались в основном женщины-пенсионерки и сотрудницы, которые беззаветно служили искусству.
Музей открывался в 11 часов, но сотрудники приходили кто к 10 часам, а кто к 9. Иногда и раньше, так как работы было много, а сотрудников становилось всё меньше и меньше. «Скоро вообще не останется ни одного. Интересно, кем тогда буду руководить?» Поймал себя на мысли, что он тоже приходит на работу задолго до открытия музея.
Наступал хороший день: прекрасный для первого дня весны. Хотя снег ещё не сошёл, по всему было видно – зима ушла.
Авенир Степанович прибавил шаг, поглядывал по сторонам, замечая признаки наступающей весны.
Проходя мимо скамейки, увидел лежащую на ней книгу. Книга была в мягкой белой обложке с рисунком в центре. Без надписей.
Авенир Степанович остановился. – Кто мог забыть ее? Чтобы читать книгу на скамейке – ещё холодно. А как иначе она здесь оказалась? Если не забыли на скамейке, значит, положили специально?
Подошёл к скамейке. Взял книгу. На обложке – герб Российской империи.
Открыл книгу: стихи! Ни фамилии автора, ни названия книги указано не было. Поискал номер страницы. Внизу стояла цифра 17. – Ага, – догадался он, – нет первых 16 страниц – первой тетрадки, как говорят типографские работники. Это книга с типографским браком, поэтому здесь и оказалась. Кто-то положил, чтобы не выбрасывать. – С любопытством взглянул на текст. Текст не пропечатался целиком. Многие строчки были нечитаемы. Но первая строфа была напечатана ясно. Прочёл.
Читайте неясные книги,
туманы развеются сами
в какой-нибудь творческой лиге,
хранимы, как порох, писцами.
Дальше читались только отдельные строчки
**************************
**************************
**************************
**************************
Читайте! Покуда не поздно,
ищите в отложенных книжках,
***************************
***************************
***************************
***************************
***************************
***************************
Всё это как будто опасно.
Пока рубежи виртуальны,
грядущее видим неясно,
и смыслы его не буквальны.
«Интересно, что это за поэт!», – подумал Авенир Степанович. Он хорошо знал поэзию, включая современную, но таких стихов не встречал. Но если книгу напечатали, значит, есть автор. Надо разыскать – решил он. Положил книгу в портфель. Быстро пошёл дальше.
Дошёл до Большой Никитской. Перешёл на Никитский бульвар.
Сначала вышел на тротуар, но потом вернулся в сквер, к подтаявшему снегу на скамейках. На одной из скамеек заметил книгу. Он точно знал, что это книга в мягкой белой обложке с изображением герба в центре.
«Может, здесь есть первые страницы? Узнал бы имя автора». Книга начиналась с 65 страницы. Но это были не стихи. Он прочел «Упражнение № 1. Коллективное мышление. Рассказ неизвестного мальчика». Текст был четким и ясным, без типографского брака.
Авенир Степанович удивился, но раздумывать не стал, положил книгу в портфель. Не хватало еще опоздать на совещание – должны были обсуждать новую экспозицию в зале Китая.
Сотрудники уже ждали у дверей кабинета.
Рядом с Валентиной Ивановной – руководителем отдела Китая стояла девушка. Авенир Степанович поздоровался со всеми и вопросительно взглянул на Валентину Ивановну. «Это моя внучка Маша: аспирантка Института востоковедения. Будет мне помогать в работе над новой экспозицией, если Вы не возражаете, конечно», – объяснила Валентина Ивановна.
– Конечно, не возражаю. Обсудим её участие после совещания.
Совещание длилось три часа. Он вышел из кабинета в зал со словами:
– Теперь можно и чаю выпить, и познакомиться поближе с Машей.
Слова застыли у него на губах. Авенир Степанович окаменел. Сотрудники удивленно остановились, пытаясь разглядеть, что увидел руководитель.
В комнате несколько секунд висела тишина, прерванная, наконец, возгласами удивления, страха, возмущения и еще какими-то звуками, означающими состояние ужаса от увиденного.
