Максиму не спалось, и он пытался найти себе занятие. Только что он вернулся со склада для шорно-седельной амуниции, где проверил наличие вёдер с водой на полу. Климат в это время года здесь был жарок и сух, и при недостатке влажности изделия из натуральной кожи портились очень быстро, буквально на глазах начинали трескаться и рассыхаться. Чтобы этого избежать, каждый день полы склада поливали водой и выставляли обычные пластиковые вёдра посреди зала, что регулярно проверялось офицерами и сержантами.

Так же Макс практически до зеркального блеска вычистил своё табельное оружие, проверил коней в леваде и на привязи, обошел казачье расположение и проверил службу часового. И вот сейчас спокойно пил чай.

- Господин хорунжий? - дневальный, как было негласно положено в Войске, обращался не по армейским званиям, а по примерно соответствующим им казачьим чинам.

- Да, Сергей.

- Полночь уже скоро. Отдохнули бы, а то день выдался сегодня не лёгким.

- Это уж точно, - подтвердил Калинин последние слова.

День действительно удался на славу. Подъём по тревоге, спешный марш в неведанном направлении, принятие на вьюки заранее неизвестного вооружения и повторный марш на полигон.

Более менее спокойными выдался час, когда капитан-артиллерист гонял своих подчинённых с пушками, тогда коневожатым взвода лейтенанта Калинина нужно было лишь придерживать лошадей, пока пасынки бога войны будут мучиться с железом. Ну а потом опять переходы, внезапные развьючивания и стрельбы, отражения нападений во фланг, в лоб, в спину, быстрые рейды с пехотой.

Отработались до такого состояния, что вечером за конным составом пришли коневозы. Людей же взяли на борт с десяток развозных, крашеных в цвет хаки, ЗиЛов.

Уже в Ханкале провели обязательную чистку лошадей, осмотр и чистку амуниции, и, практически уже засыпая на ходу, личный состав отправился спать. Все, кроме Максима.

Его терзало сомнение. Сомнение в правильности когда-то сделанного им выбора.

Уже скоро его, вместе с подчиненными и сотнями других людей, бросят в мясорубку. Максим не питал иллюзий по поводу шапкозакидательных рассказов про 'малой кровью на чужой территории'. Бои будут серьезные, на выживание. Уж это-то Максим знал точно, как участник трех рейдов за Амазонку, с одного из которых он вернулся со свинцовым подарком в плече.

И для чего сейчас ему отправляться туда, где его скорей всего убьют? Ему, без пяти минут счастливому отцу?

Что мешает завтра же утром написать рапорт на увольнение?

Еще понятно, зачем воевали деды в Великую Отечественную войну. Они защищали свой народ, свою нацию от истребления. Если бы под пули не пошли они, то в газовые камеры пошли бы их дети и жены.

Но сейчас, что угрожает лично ему, Максиму, и его жене Зинаиде?

А ничего не угрожает. Это раньше чехи даже за Демидовск в рейды ходили, а сейчас им зубы пообломали и такие события уже в диковинку.

Но кто им эти зубы выбивал, стирал напильником по дёсна? Обычные парни, как и он, повинуясь своему воинскому долгу.

А что такое воинский долг? Обязанность погибнуть там, куда тебе укажет пальцем начальник? Или личная ответственность за каждого, от мала до велика, жителя твоей Страны?

Зачем, он, Максим, пошёл на эту военную службу? Не за длинным рублём, это точно. Денег, после событий, приведших его в Новый мир, у него было достаточно. Калинин был одним из пяти крупнейших акционеров конезавода 'Terra Nova', и стабильный доход даже при ничегонеделанье ему и его семье был обеспечен на долгие годы.

Тогда зачем ему были нужны погоны?

Наверное, он согласился ради нового опыта, новых знаний, новых знакомств. Строительство Новоземельного Казачьего Войска с нуля прямо манило к себе смелых и целеустремлённых людей. А Максиму срочно нужно было развеется после черной полосы в своей жизни, когда он в одночасье потерял любимого человека, деда и друзей детства.

Но вот новые впечатления получены, и превращены в ежедневную рутину. Новые связи налажены, и с кем-то завязаны дружеские отношения, с кем-то нейтральные, а с кем-то откровенно враждебные. А кто-то, точнее Зинаида, вообще стала его женой и вынашивает его первенца.

Может быть, эта военная служба нужна была, чтобы доказать что-то себе?

Возможно. Но Максим уже всё себе и окружающим доказал. Он трижды ходил в рейды, имеет за них правительственные награды и рубец на плече. Его офицерский авторитет не опровергается никем в его взводе, и в Войске вообще.

Что-то еще?

Вроде нет. Калинин как не напрягал свою голову, но другим мотивационных причин оставаться на службе придумать не мог.

Тогда завтра он напишет рапорт об увольнении?

Не напишет. Не сможет. Совесть не позволит.

Как смотреть людям в глаза, которых ты бросаешь перед самым трудным, а для кого-то последним, испытанием в их жизни? Звание труса и урода обеспечено после этого до окончания времен.

Но не это самое страшное.

А как глядеть в глаза женам и матерям тех, кого ты обязался защищать как их непосредственный командир? Знать, что именно тебя они винят в смерти своих близких. И то, что они никогда тебе этого не простят. Никогда. И при этом мозолить им глаза каждый день, ведь живут все на одном хуторе, и даже переезд на другие хутора или в Станицу тут не поможет.

Спасти может только переезд в другое место, далёкое от бескрайней Новоземельной Степи. Всё придётся бросать и начинать с самого начала. А готов ли к этому он, Максим? А Зина?

Вот и получается, что своей службой Калинин больше обязан не далёкому правительству Протектората, а своим товарищам и хуторским бабам.

Поэтому никакого рапорта он писать не станет. Будет честно выполнять все свои обязанности. Полезет в любую задницу, которую укажет командование. И если надо, то в этой заднице погибнет.

И уж коли судьба сведет так, что он переживёт грядущие события, то уже в мирной, спокойной обстановке он снимет погоны. И никто не посмеет сказать в его адрес худого слова за это.

И стоило Максиму принять это решение, как сонливость резко окутала его. Попрощавшись с дневальным, он отправился спать на сколоченные наспех нары, установленные в его взводовой палатке.

Завтра предстоял тяжелый день, не легче чем тот, что только что закончился.