Annotation

Тяжела и неказиста жизнь Новоземельного Кавалериста. Особенно при интенсивных боевых действиях с Имаматом, где именно кавалерия своими горно-вьючными частями отвечает за снабжения взводно-опорных пунктов на дальних отрогах гор, куда кроме коня ни одна техника не доберётся.

Кольцо Иван

Кольцо Иван

Цепь-2

Пролог

Дождь в горах, подобен небесному гневу. Тугие струи непрерывно бьют о скалы, стекая по холодному камню в расщелины и ущелья. Горные ручьи, некогда глубиной с полпальца, моментально превращаются в громадные, необузданные водные потоки, способные утянуть за собой всё что угодно.

Дерево, кусок гранита, не говоря уже и о человеке.

Повезет, если такая непогода встретит путников на склонах гор, тогда шансы быть унесёнными в неизвестность снижаются до минимума. Но не исчезают совсем. Остается место несчастному случаю, когда поскользнувшись на сырых и скользких камнях, человек, размахивая руками, словно птичьими крыльями, улетает вниз. И несомненной удачей в этой ситуации считается перелом шейных позвонков, приводящий к моментальной смерти, в противном случае, изломанный, разбитый человек обречен на смерть длительную и мучительную.

А в прочем, в горах возможно всё.

На маленьком каменистом пятачке, обрамлённом высокими, практически отвесными скалами на коленях стоял грязный, взлохмаченный человек в рваной одежде. Перемазанное глиной лицо его заросло нечёсаной бородой, в которой запутались тонкие древесные веточки и сухая трава. И даже под струями ливня было видно, что человек плачет.

У его ног неподвижно и мёртво лежало тело мужчины. Некогда в нём бушевала энергия и сила, но теперь на камнях лежал практически скелет, до такой степени худ перед смертью был этот человек.

Сидящий выл. Сквозь раскаты грома доносился его грубый, утробный рёв. Он рвал на себе волосы и одежду, приговаривая:

- Прости, брат! Прости! Прости!

Это могло продолжаться часами, но вдруг из-за скалы появился еще одна мужская фигура. В руках у пришельца виднелось оружие, а сам он был одет в удобную тактическую одежду с подсумками на ременно-плечевой системе. Человек медленно подошел к сидящему и положил руку ему на плечо.

- Пора. Надо уходить, - сказал он спокойным тоном.

- Но как же он? - лохмач не отрывал взгляда от покойника.

- Ему уже не поможешь. Надо идти.

- Нет, я не дам ему остаться здесь. Возьмите его с собой.

- Хорошо, - ответил вооруженный пришелец после минутного раздумья. - Мы унесём его отсюда. А теперь пойдём. Здесь не безопасно.

Протекторат Русской Армии. Территория Новоземельного Казачьего войска. Хутор Вольный. 28 день 7 месяца 25 года. Воскресенье. 07:02

Утро изначально не обещало хороший день.

Пробуждение Максима после вчерашней попойки было мучительным и долгим. Тут даже не спасала помощь дорогой супруги, которая нежно и ласково ухаживала за 'приболевшим' мужем. Но хуже всего было даже не физическое состояние, а душевное. Ночью Максиму в очередной раз приснился ужас, и липкое чувство страха не сразу растворилось в утреннем свете солнца.

В прочем, уже после умывания, мысли начали крутиться вокруг суровой реальности.

Что лучше всего помогает от похмелья? Нет, не рассол или бутылка пива. Лучше всего помогает плотный горячий завтрак. Его нужно обязательно съесть, даже через 'не хочу', и тогда очень скоро тяжесть в голове уйдет, а общая слабость испарится. Так Максима учил еще его дед Григорий, а уж он в этой жизни разбирался получше многих ныне живущих.

Да и жена похлопотала на славу. На обеденном столе в добротной глиняной тарелке на 'больного' смотрели вареники с творогом домашней лепки. К ним вдобавок в большом кувшине, накрытом сейчас полотенцем, своего часа ожидал свежий квас. Ну и кусок еще горячего, только из печи, черного хлеба с перьями зеленого лука сверху.

- Миша где? - спросил Максим, усаживаясь на лавку у стола.

- Знамо где, - ответила жена, усмехнувшись. - Дрыхнет там же, где вчера и упал - на веранде. Я ему тазик отнесла на всякий случай, так что не пропадёт.

- Молодец, - и, более не оттягивая, Макс подхватил кусок черного хлеба с луком, принялся за еду.

- Милый, - произнесла она, минут через пять, не отрывая влюбленного взора от мужа.

- Что? - недоуменно поглядел он, отправляя в рот очередной вареник.

- Завязывал бы ты знаться с этим Мишей. Появляется раз в полгода, пьёт в черную две недели, тебя к плохому склоняет, и опять исчезает в неизвестном направлении. Пустой это человек. Порожний.

- Зин, не говори чепухи, - Максим облизал ложку и положил в тарелку. - Этот человек мне как брат. И я не перестану с ним знаться ни за что на свете.

- Даже если об этом попрошу я?

- Так ты сейчас и просишь, разве нет? Так что прекращай этот разговор. Бестолковый он.

- Я знаю, что ты ему многим обязан, что он тебе помог еще там, - она махнула неопределенно рукой, - Но когда это было? Каждый, прибывший в этот Мир начинает свою жизнь с чистого листа. Разве нет? Вот и начни, наконец, её без груза в виде Михаила.

- Вы бабы дуры не потому, что дуры, а потому, что бабы, - Максим устало поглядел на супругу. - Этот человек не бросил меня, когда все остальные махнули рукой и плюнули в мою сторону. Он вытянул меня с такого дна, что ты и представить не можешь. Он спасал меня не один и не два раза от пуль и от прочей нечисти. А теперь я должен ему сказать, чтобы он проваливал, потому что он не нравится моей жене? Ты что, сдурела?

- И сколько это будет продолжаться? У нас через четыре староземельных месяца малыш появиться. Ему место нужно. Пространство. А одна комната у нас занята вещами твоего Миши! - Зина явно начала заводиться. - Да он даже не живёт здесь! Так, посинячить заглядывает.

- Он от службы отходит.

- Ага, от службы. А мы с тобой не служим? Ты сам 'за Речку' не один раз ходил, ранен и контужен. Но ведь не пьешь как он? У тебя жена, дом и хозяйство. А еще скоро ребеночек народиться. А он? Он как был бобылём, так бобылём и помрёт.

- Он мой друг.

- Друг он. Да таких друзей... - супругу прервал удар кулаком мужа по столу.

- Хватит! - мрачно заявил он. - Это мой друг и точка! Он будет жить у меня столько, сколько посчитает нужным. Всё. Разговор закончен!

- Как пожелаешь! - из глаз жены моментально брызнули слезы. - Делай что хочешь, раз тебе на нас наплевать!

Максим невесело глядел на неё. Он терпеть не мог женских слёз, и Зина знала об этом. Они раздражали его и вызывали злость. Но не сейчас. Сейчас умом он понимал, что в жене говорят гормоны, а не разум, и что смысла реагировать на это нет. Поэтому он молча встал, подхватил грязную посуду и отправился на выход.

Распахнув дверь, Максим оказался на свежем воздухе, на большой незастекленной веранде, где широкий стол еще хранил следы вчерашнего непотребстава. Пустые бутылки и стаканы, тарелки с остатками шашлыка и овощей. И над всем этим возвышался большой пузатый самовар, у которого сейчас колдовал поджарый высокий мужик лет сорока. Короткостриженая голова его уже была прихвачена сединой, а лицо 'украшал' огромный рваный шрам на обеих щеках.

- Ты не переживай, - заговорил он глубоким грубым голосом, бросая очередную щепку в трубу самовара. - Я сегодня же съеду.

- Всё слышал? - и, не дожидаясь ответа, Максим уселся за стол напротив друга. - Не надо тебе никуда уезжать. Кто ж баб слушает? Особенно на сносях? У неё же в голове сейчас вместо мозгов кириешки. Нормально всё!

- Нет, брат, - возразил Михаил. - Права она. Загостился я здесь. Не мой это дом.