Он долго смотрел не отрываясь на медленно вращавшийся объект, а потом наконец вспомнил. Подобную фигуру сложила из двух скрещенных пальцев Ада и еще рассказала, что такой знак сейчас делают многие местные жители.

– Хвост дьявола, – прошептал Олтмэн и, только когда увидел на лице Хэммонда испуганное выражение, понял, что произнес слова вслух.

Он выключил эйчпод и вернул его Хэммонду.

– Я скопировал это изображение незадолго до того, как систему отключили. К нему было прикреплено сообщение о том, что картинка создана путем компиляции всех имеющихся у них данных. Они изучали импульс, исследовали аномалию и, вероятно, использовали еще какие-то источники, о которых пока ни мне, ни вам не известно. И в конце концов получили этот объект. Вот что находится в самом сердце кратера.

Некоторое время мужчины сидели молча, уставившись на стаканы.

– Итак, из центра кратера пошел импульс, – произнес наконец Олтмэн. – Быть может, это сигнал. Там что-то скрывается, и, похоже, это не образовавшееся естественным путем геологическое тело, а творение человеческих рук.

– Да, это искусственный объект, но кто сказал, что он создан человеком?

– Но если не человеком, тогда… – Олтмэн не договорил. Внезапно он все понял. – О черт! Вы считаете, его сделали не люди, а пришельцы?

– Я не знаю, что и думать, – признался Хэммонд. – Но… так действительно считают некоторые в «Дреджере».

Олтмэн только покачал головой.

– Не знаю, – задумчиво протянул он и нервно оглядел бар. – Но с какой стати вы это рассказываете? Почему мне?

Хэммонд снова ткнул собеседника пальцем в грудь:

– Потому что вы задавали вопросы. История началась не вчера, и другие тоже могли что-то заметить. Но вы единственный, кто связался со всеми, с кем только мог, в поисках ответов. Знаете, о чем это говорит? Что вы ни на кого не работаете. Что вы хотите разузнать все лично для себя.

– Но другие тоже обеспокоены, я уверен.

– Вот что я вам скажу, – заявил Хэммонд. – Кто-то пытается утаить правду о происходящем. Может быть, люди из «Дреджер корпорейшн», а может, и кто-то покруче. Многим известно, что здесь происходит, но никто об этом не говорит. А почему? Потому что их купили. С чего я беседую с вами? С того, что я не думаю, что вас тоже купили. – Он осушил бутылку и пристально посмотрел на Олтмэна. – По крайней мере, пока.

Когда мальчик провожал бруху до ее лачуги, произошло нечто противоречившее здравому смыслу. Буквально только что она шла рядом, негромко разговаривала с ним, а уже в следующее мгновение пропала. Притом исчезла не только сама колдунья. Когда Чава оглянулся, он увидел на песке лишь одну цепочку следов – своих собственных.

Он продолжал идти вперед, к жилищу брухи. Возможно, она бросила его и направилась домой. Быть может, он просто не обратил на это внимания.

Мальчик подошел к лачуге и негромко постучал по искореженному листу жести, заменявшему дверь. Ответа не было. Он постучал снова, уже сильнее. Внутри по-прежнему стояла тишина.

Он постучал еще раз. И еще. Никто не отвечал.

В конце концов любопытство пересилило страх. Чава сделал глубокий вдох и осторожно отодвинул лист ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь.

В лачуге было темно, и мальчику потребовалась пара секунд, чтобы освоиться.

Поначалу он не видел ничего, кроме проникавшего в дверной проем луча света. Но он чувствовал запах – резкий, словно металлический, – только никак не мог определить, чем пахнет. Постепенно Чава различал силуэты: стол, заставленный непонятными предметами; перевернутый вверх дном тазик на утоптанном земляном полу. Потом в дальнем конце комнаты он увидел убогое ложе из травы и соломы и на нем под рваным одеялом рассмотрел очертания тела.

– Бруха! – позвал мальчик.

Фигура на ложе не пошевелилась.

Он медленно пересек комнату и остановился прямо перед кроватью. Чава осторожно протянул руку и, дотронувшись до неподвижно лежащей колдуньи, тихонько потряс ее за плечо:

– Это я, Чава.

Старуха лежала на боку. Мальчик потянул ее на себя и перевернул на спину. Одеяло соскользнуло, и на Чаву уставились широко раскрытые глаза колдуньи. Горло ее было перерезано.

Чава нашел коробок спичек и трясущимися руками зажег стоявшую на полу возле кровати лампу. Стащив одеяло, он обнаружил нож – мертвая бруха крепко сжимала его в кулаке. Лезвие было коричневым от крови. Мальчик осторожно высвободил нож и положил на кровать рядом с телом. Он заметил, что другая рука колдуньи вся изрезана, на каждом пальце виднелись глубокие раны.

«Икстаб», – подумал Чава.

Он взял лампу и поднес к лицу мертвой женщины. Рана была рваная, но неглубокая, из нее торчала бледно-синяя трахея. Бруха была мертва уже давно, по крайней мере несколько часов, а то и дней. Пахло в лачуге, теперь догадался Чава, кровью колдуньи. Но как такое вообще возможно? Ведь он минуту назад шел с ней рядом. Или только думал, что шел?

Мальчик покачал головой и направился к выходу, но внезапно остановился. В свете лампы он увидел кое-что еще. Стены были покрыты грубо начертанными знаками. Ничего подобного он прежде не встречал: странные извивающиеся фигуры, выведенные кровью.

Ошеломленный Чава уставился на них. В голове зазвучали монотонные голоса, и в числе прочих голос брухи. Мальчик повернулся и побежал вон из лачуги.

Олтмэн покинул бар, а Хэммонд продолжал сидеть и пить. Голова раскалывалась от боли. Правильно ли он поступил, доверившись Олтмэну? Не ошибся ли в геофизике? Может быть, он ни на кого и не работает, но если допустить, что в действительности он охотится за информацией, цель как раз и должна бы заключаться в том, чтобы заставить Хэммонда поверить, будто он разговаривает с надежным человеком. Но как можно быть в ком-то уверенным? Тут ведь даже не знаешь наверняка: а вдруг за тобой наблюдают прямо сейчас? Они всегда высматривают, постоянно следят, и, вероятно, в ту самую минуту, когда ты почувствовал себя в полной безопасности, они как раз подобрались вплотную и изучают со всей тщательностью; быть может, сию секунду они придумали наконец, как проникнуть в твой мозг. Точно! Именно это они, похоже, и сделали: внедрили внутрь черепа записывающее устройство. У него болит голова, болит уже несколько дней. Почему же он раньше этого не замечал? Они регистрируют излучение его мозга, потом передают данные в сверхсекретную, сверхнавороченную нейрофизиологическую лабораторию, там их помещают в чью-то черепушку и получают свободный доступ ко всем его мыслям. Единственное, что можно сделать, – не думать. Если он перестанет размышлять – быть может, тогда удастся опережать их хоть на шаг.

Кто-то направлялся к нему через бар. Это был крупный мужчина с густыми усами и морщинистым, покрытым коричневыми пятнами лицом. Должно быть, один из них. Хэммонд весь напрягся, но продолжал сидеть неподвижно. Хватит ли времени сунуть руку в карман, вытащить нож, раскрыть лезвие и прирезать незнакомца? Пожалуй, нет. Но он держит в руке бутылку пива. Вдруг удастся бросить ее в голову? Если он вложит в бросок всю силу и удачно попадет, можно будет вырубить мужчину. Стоп-стоп, надо поступить иначе: взять бутылку за горлышко и хрястнуть о стол – тогда у него в руках окажется серьезное оружие. Живым его не возьмут.

– Сеньор, – с обеспокоенным видом обратился к Хэммонду мужчина, – с вами все в порядке?

Что это за голос? Он был знакомым: принадлежал владельцу бара. Как его зовут? Мендес или что-то вроде. Хэммонд расслабился. Что же происходит? Это ведь просто хозяин бара! Он потряс головой. Откуда эта паранойя? Раньше с ним такого не бывало. Разве нет?

– Все хорошо, – ответил Хэммонд. – Просто хочу еще пива.

– Прошу прощения, но мы закрываемся.

Действительно, когда Хэммонд оглянулся, он обнаружил, что в баре, кроме него, практически никого не осталось. Все разошлись, за исключением одного местного неприятного на вид пьяницы, который сидел в уголке, укутавшись в темный платок, и смотрел на него.