========== Праздник жизни ==========
Стоит ли говорить, что на море я не был ни разу. Единственным водоемом, у которого я провел часть детства, была тихая речушка в двух километрах от деревни. Течение в ней было такое слабое, что прибрежная линия заросла тиной и камышом. Единственное место, где можно было купаться, – Сорокин обрыв. Там река делала поворот почти на девяносто градусов. Мы прыгали с обрыва в воду, а выбирались, хватаясь за торчащие над рекой корни деревьев. Море же мне представлялось чем-то суровым и агрессивным, поэтому я немного трусил.
Мы поселились в отеле «Фраполли» на Дерибасовской. Номер на четвертом этаже – под самой крышей. С него было видно синюю полоску моря на горизонте. От шикарности апартаментов я уже начал уставать.
– Вов, давай в следующий раз выберем гостиницу попроще, – попросил я. – Мне так неловко среди этой дороговизны.
– Как скажешь, – брат пожал плечами. – Просто скоро у нас не будет возможности жить в дорогих отелях и вообще бывать в крупных городах. Поэтому…
– Я ценю это! – перебил его я. – Ты не думай, что я скотина неблагодарная.
Вместо ответа брат рассмеялся.
Позавтракав в ресторане на Дерибасовской, мы отправились на городской пляж. Было утро рабочего дня: ребятня в школе, взрослые на работе. Мы бросили вещи недалеко от полосы прибоя и вошли в воду. Волны пугали меня. Мне они казались небывалой высоты, но Вовка смеялся и говорил, что это даже не шторм, а баловство. Я поплавал, понырял, но большого удовольствия не получил. Нестабильность водной поверхности не давала мне расслабиться. Я серьезно опасался за свою жизнь, ожидая от моря подвоха. Делиться своими страхами с братом я не собирался: не хотел показаться неблагодарным. Он мне праздник устроил, а я сейчас буду морду воротить. Но все-таки второй раз в воду заходить я не стал. Соврал, что вода холодная и у меня судорогой сводит ноги. Вовка предложил посетить дельфинарий. Я был согласен на все, лишь бы больше не ощущать, как море играет мной.
После дельфинария культурная программа начала набирать темп: обед, прогулка на катере, осмотр достопримечательностей, стрельба в тире на спор. Вовка с пяти выстрелов выбил пять мишеней, выиграл огромного и пыльного плюшевого медведя. Мне было смешно и одновременно неловко от такого подарка. С одной стороны, ради меня никто и никогда еще не делал такого. Я имею в виду не только стрельбу в тире, но и вообще такой праздник – целый день, посвященный только мне, моим желаниям, моей радости. Но с другой стороны, плюшевый медведь с бантом на шее – не самый удачный подарок парню на восемнадцатилетие. Слава богу, я почти сразу нашел своему медведю лучшее применение: отдал его девочке в инвалидной коляске. Конечно, с разрешения брата и ее родителей.
– Ты прям Робин Гуд! – мотнул головой брат, когда счастливая обладательница плюшевого зверя осталась у нас за спиной.
Я рассмеялся. У меня было чудесное настроение – настоящий праздник.
В отель мы вернулись во втором часу ночи. После ресторана нелегкая понесла нас в казино, где Вовка облегчил кассу на сто тысяч гривен. У меня тоже был небольшой улов – золотой браслет. Я не хотел его красть, но его присутствие жгло меня. Как будто обертка из пупырчатого целлофана – невозможно удержаться, чтобы не начать лопать пупырышки.
Оказалось, что расстегивать силой мысли застежки на браслетах – дело кропотливое и не такое простое, как виделось мне поначалу. Я провозился с этим четверть часа, не меньше, даже вспотел, пока браслет не соскользнул с руки дамочки. Мне оставалось только поднять его и незаметно убрать в карман.
Удивительно, но теперь к нашим вылазкам я относился иначе. После того, как мы поживились в московском казино, я два дня был в возбуждении. Все оглядывался, не преследуют ли нас вышибалы. Кроме того, мне было не по себе из-за нашей аферы: все-таки эти деньги мы выиграли нечестно. Помню, я думал об этом, когда валялся в постели после ритуала, все размышлял, правильно или нет мы поступаем. Можно ли нас оправдать, раз ничем другим в данной ситуации мы не могли заработать на жизнь? Кроме того, мы сжульничали в казино – месте, где обман и мошенничество заложены в самой сути игорного заведения, а потому украсть у вора – не преступление. Так говорили мальчишки у нас в детдоме, когда кому-нибудь удавалось стянуть бумажник какого-нибудь бизнесмена-благотворителя.
Однако все изменилось после ритуала. Теперь наша вылазка в казино уже не казалась мне преступлением. Более того, я стал усматривать в ней некоторую справедливость. Веками люди истребляли драконов, чтобы обустроить свой быт или создать себе положение в обществе. Теперь пришло время драконов пользоваться своим преимуществом.
========== Глаз ==========
Едва посветлел небосвод и в Михеино, прочищая горло, захрипели первые петухи, Иван Кожемякин покинул свою низенькую халупу и неспеша двинул вверх по улице, обходя оставшиеся после вчерашнего ливня лужи. Шагал он крупно, но вдумчиво, не торопился, как будто от каждого шага зависело если не его далекое будущее, то грядущий день точно. Был Иван высок, ладно скроен, сероглаз и светловолос. Его мягкая, в мелких кудрях борода цвета спелой пшеницы была ухожена и обрамляла лицо уютным полумесяцем. В деревне Иван слыл за рассудительного и трудолюбивого мужика, к выпивке тяготения не имел, христианские посты соблюдал. После Рождества женился на тихой, но работящей сироте Арине Лоскутовой, которая уже шестой месяц носила под сердцем его дитя. С женой Иван жил дружно, разговаривал полюбовно. Одним словом, в деревне его уважали и в чем-то даже завидовали.
С весны Иван, как и многие михеинцы, работал на демидовских копях. Правда, ни в шахты не спускался, ни киркой не махал в тальковом или асбестовом карьерах. Его работа зависела не столько от его рук, сколько от светлой головы: Иван помогал инженерам Глуховым прокладывать дорогу к заводам.
Федор и Александр Глуховы были выписаны Никитой Акинфиевичем Демидовым из Санкт-Петербурга, где обучались инженерному делу под покровительством Акинфия Демидова. Братья Глуховы, поскольку были приезжими, отчаянно нуждались на новом месте не столько в проводниках, сколько в толковых парнях, смыслящих в строительстве вообще. Сын каменщика Иван Кожемякин да пахарь Степан Мурашов оказались как нельзя лучше годными для инженерного дела. Степан имел природное чутье земли, мог с точностью рассказать, какая почва для чего пригодна, какую пахать можно, на какой строить, а какая и вовсе не годна для дела. Также он разбирался и в горных породах, знал штук двадцать разновидностей гранита и мрамора, слюды и сланца. Именовал он их народными названиями, но старший Глухов, Федор, только диву давался, сколько многообразны и полезны, а порой и уникальны знания Мурашова.
Иван Кожемякин же слыл мастером в каменном строительстве, хотя его предки возводили не только каменные крепости и храмы, но и деревянные мельницы, часовни и даже барские хоромы. Все знания пращуров сливались в голове Ивана, как ручейки сливаются в могучую реку. И река эта величественно катила свои воды, щедро одаривая всех, кто приходил к ней напиться.
Этих толковых мужиков с природной смекалкой высмотрел Александр и сразу позвал в артель – помощниками мастера. Артель занималась прокладкой новой дороги от недавно разработанных железных руд до завода. Старая дорога была построена наспех, без учета особенностей почвы. Она хоть и была прямой, но по весне ее затапливало так, что ни одна подвода не могла пройти. Поэтому Никита Демидов задумал построить новую дорогу, для чего и вызвал опытных инженеров.
Работа началась по весне – едва сошел снег и земля прогрелась так, что ее можно было копать. Тогда-то Глуховы и обзавелись двумя помощниками: в мае – Степаном Мурашовым из деревни Ключи, а на Троицу – Иваном Кожемякиным из Михеино. Строительство первой половины дороги уже близилось к завершению, когда инженерам пришлось внести изменения в первоначальные планы. После проливных дождей в июле низину, где должна была пройти дорога, сильно затопило, и Федор предложил поискать обход. Александр с двумя своими помощниками выезжал в леса на несколько верст окрест, чтобы разведать, насколько там земля пригодна для прокладки пути.
