Надо признаться, это вопящее чадо сильно мешало мне сосредоточиться. Я пытался говорить с собакой, пытался ей приказывать, но думал только о том, как бы заткнуть этого ребенка. Впрочем, таки мысли вертелись не у меня одного. Я видел, с каким мученическим видом пограничник заканчивает осмотр нашей машины, как он то и дело кидает просящие взгляды на мамашу, которая не знала, что сделать со своим ребенком, чтобы он замолчал, и гневные – на своего коллегу, призывая того принять срочные меры по устранению этого голосящего демона с территории досмотра. Отец ребенка метался между ними и пограничниками, гладил свое чадо, орал на жену, заискивающе улыбался людям в форме. А я все пытался говорить с собакой. Вспомнил слова брата относительно моего драконьего обаяния, я решил оставить команды обратиться к собаке обычным тоном, на равных.

«Понимаешь, я еду за братом, – глядя псу в глаза, мысленно говорил я. – Мы не виделись восемь лет, потому что нас разлучили, когда мы были детьми. И от тебя зависит, как быстро мы с ним встретимся. Если ты нас задержишь, то я увижу братишку еще не скоро, а я так по нему соскучился!»

Четвероногий пограничник смотрел на меня умными глазами, навострив уши и склонив голову набок.

– Шукай, Гомер, шукай! – шепнул его хозяин, чуть дернув поводок.

Пес лениво меня обнюхал, прошел вдоль машины и сел, высунув язык. Пограничника такой результат не устроил, но ребенок из соседней машины уже побагровел от крика. Вовка – единственный в этом бедламе, кто продолжал сохранять спокойствие, но с его спецназовской выдержкой это несложно было сделать.

– Вызовите врача! – спохватился наш пограничник, но его коллега и так уже что-то быстро говорил в рацию.

Граница пришла в движение, подгоняемая истерикой малыша и его родителей. Собака, с которой я объяснялся, села и, как мне показалось, демонстративно переключила внимание на происходящее в соседней зоне. Вовка вежливо попросил пограничника продолжить наш досмотр. И тот вроде бы взялся за дело, но все равно мысли его были там, куда уже спешил врач и где суетились его коллеги.

– Повезло нам с этим крикливым соседом, – сказал я, когда мы отъехали от поста. – Ослабил внимание пограничника.

– Удача – это часть продуманного плана, – хитро улыбнулся Вовка.

– Ты хочешь сказать, что запланировал истерику этого ребенка? – ужаснул я.

– Я планировал отвлекающий фактор. Им могло стать что угодно – поступок или событие. И когда мы подъезжали к посту, я увидел это. Увидел, как будет орать этот ребенок.

– Ты видел будущее?! – я аж развернулся к брату всем корпусом.

– Я же рассказывал, что иногда могу предвидеть события. То, что произойдет через пару-тройку минут, могу видеть, не напрягаясь. А если заглядывать поглубже в будущее, то приходится сильно концентрироваться.

– Ты поэтому увернулся от пули возле того киоска? – догадался я. – Дело не в быстроте реакции, а в том, что ты знал, когда и куда выстрелит парень.

Брат сидел довольный – то ли моими дедуктивными способностями, то ли тем впечатлением, которое произвели на меня его умения. А я, мыслями вернувшись в прошлое, еще раз проследил весь наш путь до границы. Вспомнил, как брат остановился на обочине и отправился в лес якобы отлить. Его не было долго, а вернулся он какой-то странный, словно сильно уставший. Я ничего не спросил, решив, что брата просто мутит от обеда в придорожной забегаловке. А потом мы, мчавшиеся по трассе под двести километров в час, вдруг сбавили скорость, пристроившись в хвост к автоколонне из шести легковушек. Обычно Вовка обгонял такие тянучки, но тут вдруг не стал. Лишь когда вдалеке показался пост, вклинился в центр цепочки. Теперь я понял почему: первой шла машина с крикливым ребенком, и Вовка рассчитал все так, чтобы на границе мы оказались с ними в соседних отбойниках.

– Очень сложный план, – заключил я, закончив экскурс в прошлое. – Не проще ли бы воспользоваться гипнозом?

– Стараюсь не делать этого с представителями закона, тем более в таких местах, где все утыкано видеокамерами и имеются ресурсы для блокирования нарушителей, – охотно пояснил брат. – Сам пограничник, конечно, не заметит воздействия, но на записи его странное поведение будет заметно и вызовет подозрения. Нам нужно как можно меньше привлекать внимание властей и силовых структур.

– Ты умеешь усыплять одним словом и уворачиваться от пуль. Чего ты боишься? – удивился я.

– Лиг. Они контролируют все людские органы власти и, естественно, информация о нас быстро просочиться к ним. Поэтому мой план и был рассчитан на событие, с нами никак не связанное.

Мне сложно было привыкнуть к мысли, что мы, по многим параметрам превосходящие людей, должны скрывать свои способности из-за страха перед лигами. Я не знал, на самом ли деле Вовка ощущает этот страх перед богами или его осторожность – это лишь часть стратегии, чтобы без проблем добраться до Максика. Я, например, никакого страха не чувствовал. Нет, я понимал, что наш тайный враг силен – не только своими силами, но и силами людей, которыми управляет. Лигам ничего не стоит бросить на нашу поимку сотни или даже тысячи людей, потому что смертны лишь людские тела, но не души, и потому жизнями можно смело жертвовать. А вот драконы… Один только Вовка стоил целой человеческой армии.

Но несмотря на могущество лиг, они не внушали мне страха. Отчего-то мне казалось, что это они боятся нас. Не конкретно меня и Вовку, а нас, драконов. Боятся, потому что не могут нами управлять так же легко, как людьми. Боятся, что однажды сила, которую боги себе подчинили, выйдет из-под контроля и обернется против них. Не потому ли они так пристально следят за каждым из нас, даже за королевой?

Постепенно мои мысли перетекли на более приятные вещи. Я вспоминал королеву и то, как она смотрела на Вовку. Я вспоминал ритуал, во время которого я пусть на несколько секунд, но все же ощутил себя драконом – могучим летающим животным, рассекающим облака. Я даже чувствовал удары ветра во время полета и мелкие капли тумана, попадающие в ноздри. И необычное ощущение свободы, какое мне еще не удавалось испытывать.

***

Проснулся я только утром – от того, что почувствовал: машина не едет. Я открыл глаза и зажмурился от яркого солнца. Мы стояли на парковке в каком-то городе. Старинные трех- и четырехэтажные здания с цветами на узких балкончиках, булыжная мостовая, цветущие кусты жимолости и жасмина.

– Где мы? – осипшим со сна голосом произнес я.

– В Одессе.

– Ясно, – я потянулся, оглядываясь по сторонам. – Чем займемся?

– Всем! С днем рождения, Женька!

У меня кольнуло сердце: в детдоме я отвык праздновать день рождения. Первые два года директор еще помнил о нем. В этот день меня освобождали от дежурных обязанностей и выдавали три плитки шоколада, которые тут же отнимали старшие ребята. Я ненавидел свой день рождения, потому что он напоминал мне о том времени, когда мы праздновали его всей семьей. Бабушка пекла торт и готовила целые горы угощений, Вовка всегда дарил мне что-нибудь восхитительное – фонарик, бескозырку, бинокль. К нам в дом приходили соседи и мои друзья со всей деревни. Это был настоящий праздник, а не то убожество, во что превратилось для меня тридцатое апреля в детдоме.

Я был так тронут тем, что Вовка помнит о моем рождении, что у меня на глазах выступили слезы. И чтобы брат этого не заметил, я вышел из машины – как будто потянуться полноценно, в полный рост.

– Я тут набросал небольшой план мероприятий. Надо согласовать с именинником, – Вовка тоже покинул джип. – Для начала устроимся в гостинице. Потом – завтрак. В любом ресторане, на какой покажешь. Потом море – до самого вечера. Потом праздничный ужин в ресторане и дарение подарков. Если останутся силы – ночная морская прогулка на катере, либо ночная автомобильная прогулка на «Черике», либо задушевные беседы с видом на порт. Что скажешь?

– Утверждаю! – я едва сдержался, чтобы не обнять брата.

– Программа по ходу праздника может меняться, поэтому я открыт для предложений, – он обвел взглядом площадь. – Пока заселимся в гостиницу, уже начнут открываться кафе. Там и позавтракаем.