– Тебе надо обязательно прочитать его последний отчет по экосистеме Мирты, – как ни в чем ни бывало продолжил Наставник Берг. – Тогда тебе станет понятно, что происходит. Почему здесь вырос Костяной лес, почему многоногие креветки перебрались сюда из восточной части планеты… Этим сейчас занимается и твой дядя, кстати. У них на Севере уже давно не все в порядке. Рушится баланс, и никто пока не может сказать, почему это происходит. Лучшие ученые, лучшие лаборатории, почти все ресурсы Убежища-17 брошены в этом направлении. Разобраться. Помочь. Предотвратить. – Наставник прикрыл глаза, вспоминая выступление Ковальского. Ковальский был невероятно убедителен в своих доводах и фактах. «Все меняется. Разрушается либо вырождается, – говорил он, почти дословно цитируя Ворона, с которым Берг разговаривал по интеркому за две недели до этого. – И мы наконец-то выяснили, как. Осталось выяснить, почему…». Да, отличное выступление. Наставник открыл глаза и сказал:
– В общем, прочитаешь – поймешь. А еще лучше – посмотри запись выступления Ковальского на последней конференции.
– Да, Наставник.
Клайд наслаждался прогулкой. Экспедицией он назвать это не мог, хотя Наставник Берг и настаивал на такой формулировке. Разве это экспедиция! Все вокруг хорошо знакомо по многочисленным видеофайлам, хранящимся в архивах, изучено вдоль и поперек, и новизна заключалась лишь в том, что Клайд впервые знакомился с планетой напрямую, сам, и мог все потрогать и пощупать. Но, оглядываясь на прошлую промашку, делать этого не будет. Нет! Только смотреть и записывать, следуя за Наставником тенью, и вообще – являть собой пример благовоспитанности и послушания. Пообещав доступ к закрытым архивам, Наставник Берг знал, что делает.
Они уже какое-то время шли вдоль берега. Сквозь кораллы, поднимавшиеся вверх на несколько метров, была проложена тропа, по обе стороны защищенная дополнительным силовым полем. Ничего опасного на Риф Дауге проникнуть не могло из-за внешнего защитного барьера, но и на самом Рифе хватало созданий, способных причинить вред человеку, пусть и случайно, но от этого легче никому как-то не становилось. Взять хотя бы тех же электрических червей. Клайд знал, что похожие существа обитали на Старой Земле, только водились они там под водой, были гораздо меньших размеров и не использовали электричество. На Мирте черви были самым многочисленным видом из живущих на суше. Они селились везде, и нельзя было предугадать, из какой дыры в земле или расселины выскочит здоровенный, бьющий током цветок. А так как они еще и передвигались, переползая с места на место, если поблизости долгое время не находилось пищи, все дороги, тропинки, площадки и прочие места нахождения колонистов на поверхности суши всегда были защищены дополнительными силовыми полями. Выходя же за их пределы, колонист всегда должен был помнить об осторожности. Опасность для человека представляли и укусы сухопутных моллюсков, оставляющие после себя глубокие шрамы. Стоило обходить стороной ленточных глазоногов, походивших на помесь взбесившегося дикобраза и пылесоса, виденного Клайдом в каком-то старом фильме. Ленточные глазоноги выстреливали в предполагаемого противника тысячами острых шипов, застревающих в коже, что не только отпугивало крупных хищников, но и являлось для глазоногов способом размножения. Если шипы не удаляли в течение ближайшего часа, то они начинали прорастать, превращаясь в личинку, из которой через десять часов вылуплялся новый глазоног. Приятного, в этом было мало.
Пока Клайд с Наставником шли по тропе, они несколько раз наблюдали, как огромные тридцатиметровые скатоптицы со всего размаха бьются о внешний барьер. Если бы барьера не существовало, людям пришлось бы передвигаться по поверхности рифов и островов исключительно на вездеходах, оснащенных плазменными пушками, но даже и в этом случае безопасность была бы вещью очень относительной, ведь если бы две или три скатоптицы одновременно атаковали вездеход, для экипажа машины эта поездка могла оказаться последней. Клайд в который раз корил себя за непростительную халатность, за то, что дал Костяному лесу возможность дотронуться до себя. В нормальных условиях, не будь животное на последней стадии издыхания, он был бы здорово обожжен ядом, и жить с того момента его телу осталось бы всего тридцать лет. Сны – снами, уверенность – уверенностью, а элементарную осторожность соблюдать все же следует. Пока ему повезло – причем очень, в следующий же раз везение может и не сработать, и вообще надо было исключить из планов на жизнь саму возможность возникновения подобного следующего раза.
Глядя на подлетающих к барьеру исполинов, на пятиметровый шипы, торчащие из их хвостов, Клайд подумал, насколько же человек уязвим перед чуждой ему природой: все эти подводные и подземные города, чудо человеческих технологий, лишь сильнее демонстрируют слабость людей. Он поделился с Наставником своими размышлениями.
– Ты, безусловно, прав, – ответил Наставник, наблюдая за очередной попыткой скатоптиц пробраться на сушу, бывшую основным местом пропитания этих гигантских существ. – Сила наша в разуме, а технологии – всего лишь помощник уму. Но без них мы бессильны здесь. Ты, конечно же, знаешь, что будь это хищники Старой Земли, последователь Будды Владимира и внимания бы на них не обратил. А они, в свою очередь, не заинтересовались бы им, ни в качестве еды, ни в каком другом качестве. Но там знакомая нам биосистема, мы сами являемся ее частью и можем в какой-то степени ею управлять. А на Мирте мы гости. Причем говорящие, к сожалению, на абсолютно непонятном для хозяев языке. Вот и нужны нам различные костыли да крыши.
– А как же Ария, Наставник? – спросил Клайд. – Ведь там тоже была своя биосистема, и, тем не менее, она приняла людей и живет с ними в согласии.
– Ария… – Наставник Берг мечтательно прикрыл глаза.
– Да, Ария стала вторым домом для человека. Но в этом заслуга Будды Владимира, без его помощи люди и дальше вынуждены были бы пользоваться защитными куполами и ходить с оружием. То, что сделал Будда, это чудо, Клайд. На это способен только он. Всем Наставникам, даже если бы они собрались вместе и объединили силы, не удалось бы повторить ничего подобного. К сожалению.
Он замолчал. Клайд тоже шел молча, думая о Будде, об Арии и своих снах. Тогда, рядом с Костяным лесом, он ощутил себя частью Мирты, ее маленькой, но необходимой деталью, и никакие купола, барьеры и плазменные пушки не вписывались в понимание этого мира. Будь он на островах, где Костяные леса были в своей полной силе, он все равно так же необдуманно протянул бы руку к животному. И что случилось бы тогда? Пришлось бы пожертвовать более чем ста годами жизни во славу бреда подсознания? И все оставшиеся тридцать лет проклинать свою безалаберность, слушая мелодию неведомого зова во время медитаций… Или же?..
* * *
Тропа, наконец, вывела их обратно к Убежищу. Наставник снова то и дело останавливался, разговаривая со знакомыми. Кто-то из них учился вместе с Бергом, с кем-то он познакомился уже после своего назначения на должность школьного экзаменатора, кто-то общался с ним в сфере его профессиональной исследовательской деятельности. К тому же Наставники, помимо своих научно-образовательных обязанностей, были еще и духовными целителями. Востонавливали ауры они не менее часто, чем занимались чем-то другим, и не в их правилах было отказывать нуждающимся. Поэтому спокойно они могли себя чувствовать только у себя дома, либо же где-то совсем вдали от людей, как вот Ворон, к примеру.
Ворон в качестве примера подходил как нельзя лучше. Один из самых талантливых выпускников Храма Мирты за все время его существования (об этом, не скрывая, говорил Старший Наставник, Аббадон, а он за свои сто тридцать лет нахождения на этой должности повидал их достаточно), Ворон приближался к уровню Мастеров Кармы. Люди, становившиеся Мастерами Кармы, обучались у Будды Владимира на Арии, он ради этого выходил из нирваны и жил несколько лет в этом мире, передавая свои знания и мастерство управления энергией жизни. Это происходило раз в пятнадцать лет, после обучения Мастера Кармы (в начале пробовали свои силы, бывало, до двухсот кандидатов, а под конец оставалось всегда не более десяти человек) разлетались по всем колониям как самого Содружества, так и на планеты, принадлежавшие Старой Земле либо независимым правительствам. Причем где бы они ни появлялись, небольшая часть этой планеты всегда переходила под контроль буддистов, но правительства от этого только выигрывали – Мастера Кармы творили чудеса с климатом и природой, настраивая биосистему данного мира на нужный людям лад. Конечно, полностью совместить системы пока никому, кроме Будды Владимира, не удавалось, но даже просто способность свертывать тайфуны и прочие цунами в зародыше была везде в цене, какой бы политики ни придерживались власти. Но речь не об этом. Ворон вытворял с астральными энергиями такое, что Старший Наставник Мирты только удивлялся да слал сообщения в Главный Храм на Арию. Оттуда уже хотели высылать корабль, чтобы забрать Ворона на обучение, но тот внезапно охладел к управлению энергией жизни и ударился в изучение ледяных полюсов Мирты. На все попытки Старшего Наставника вразумить и наставить на путь истинный он отвечал, что именно его путь – истинный, и каждый сам творец своей судьбы. На эту явную цитату из Будды Владимира Аббадону было ответить нечего, и он, смирившись с происходящим, дал свое благословение на научную деятельность Ворона. Тот принял это как должное и удалился на Айсберг Центавра, станцию на самом крупном ледяном объекте Мирты. С тех пор Берг видел его всего три раза, да и то в два из них Берг сам приезжал на Айсберг. Из Ворона мог выйти отличный Мастер Кармы, да только он терпеть не мог все, что было хоть как-то связанно с политикой. Остаться же на Мирте после обучения на Арии было почти невозможно, Мастера Кармы по совместительству являлись еще и послами Содружества, а значит, были вынуждены переезжать на отдаленные планеты и там заполнять какие-то документы, ездить на какие-то встречи, приемы…. Ворон же был счастлив на безлюдном айсберге, где кроме него под куполом станции обитали только три человека, такие же повернутые на изучении природы, как и он сам.