Покончив с бинтом, он осторожно натянул ботинок, зашнуровал и встал с места. Основная тонкая повязка отлично сидела, а нога уже почти не болела, только слегка тянуло место самого глубокого пореза. Йонге оправил рубашку – не придавливаемая бронежилетом, она все время норовила выбиться из-за ремня – и пошел на традиционную проверку в спальню, где отлеживался Дылда. Все-таки яуты оказались не настолько непробиваемыми, как можно было о них подумать. Или же стоило записать Сайнжу в особо противоударные анабиозные войска.

Посмеиваясь, Йонге сверился с записями в памяти транслятора, которые частично нарисовал, а частично надиктовал Цвейха. Все показатели были в норме, главный монитор, где светилась единственная полоса с показателями умственной активности, тоже отражал стабильное улучшение. В комнате пахло чем-то неуловимо медицинским, да так, что щекотало ноздри, и хотелось чихнуть.

Дылда медленно, но уверенно выкарабкивался из комы. Особо резких изменений за два дня не произошло, и Йонге опять посмотрел на починенную голову яута: Цвейха срезал часть дредлоков, и в густой гриве теперь ярко светилась проплешина, вдобавок залепленная чем-то вроде строительного пластика.

Йонге уже развернулся, собираясь уходить, но тут от мониторной стойки басовито крякнуло. Он повернулся и увидел, как резко рванулась вверх линия нейроактивности. Дылда дернул ногой и заворочался.

– Опа, ты только спокойно, спокойно, – забормотал Йонге, торопливо кидаясь к яуту.

Он плохо представлял, как выглядят только что вышедшие из глубокого беспамятства охотники, а на ум лезли только истории о буйных психопатах. Не зная, за что хвататься, Йонге положил руку на все еще закрытые глаза и слегка надавил, унимая беспокойные движения. Дылда фыркнул и прекратил елозить ногами. Линия на мониторе так и застыла в пиковом положении.

То ли яут стабилизировался, то ли у него стремительно закипали мозги.

Йонге почувствовал движение жестких щетинок под ладонью и очень осторожно приподнял руку.

Дылда мигнул. Сонная муть утекла из желто-оранжевых глаз, расширенные черные зрачки медленно сжались в точки.

– Доброе утро, – сказал Йонге первое, что пришло в голову.

Переводчик остался в главном зале, поэтому рассчитывать на полноценное общение было довольно сложно. Йонге медленно показал яуту обе руки, развернув их ладонями вперед. Дылда вяло поднял руку, толкнул его ладонью в ладонь и тут же уронил кисть обратно. Йонге почесал в затылке, попробовал общаться жестами, понял, что это бессмысленно, и почти бегом поспешил в главный зал. Уже ставшие привычными пустые коридоры гулко отражали эхо шагов.

Рудольф встретил его у дверей – настороженный и щурящий глаза, словно уже искал, в кого стрелять.

– Что?

– Дылда проснулся, – выложил Йонге. – Давай переводчик, а то хрен его знает, что пациенту нужно!

Рудольф молча вернулся к столу, забрал транслятор и двинулся к лечебной спальне сам. Йонге хмыкнул, но не стал спорить.

Перед тем как отбыть, Сайнжа успел побеседовать с Рудольфом. Точнее, это был перепих в душевой, который Йонге не наблюдал лично, но прекрасно чувствовал через синхронизацию. И именно после этого Рудольф начал то и дело подсовывать напарнику то куски чужеземной жратвы получше, то воды почище, а пару раз даже порывался помочь с передвижением.

Когда Йонге не выдержал и спросил, что за херня творится, Рудольф выложил, как на духу, что Сайнжа поделился с ним историей о «соленой глазной воде», случившейся у Йонге от больших переживаний.

Йонге пригрозил списать механика на сушу за лишнее слюнтяйство, тем самым заставив слегка сбавить обороты. Но периодически Рудольф все равно отмачивал что-нибудь странное. Например, как сейчас – решил пойти первым и принять все возможные опасности на грудь.

Дылда опасности не представлял. Транслятор добросовестно перевел скупые жалобы на головную боль, жажду и почесуху, а также холод. Рудольф смущенно прокашлялся: он опять возился с охладительной системой и изменил настройки по всему дому.

Пришлось искать дополнительные укрывные материалы, чтобы защитить мерзнущего яута. Вломившись в несколько чужих спален, Йонге ограбил хозяина, утешая себя рассуждениями о том, что все исключительно на пользу сердечного друга Цвейхи. С этими же утешениями одно из одеял он умудрился преступно порвать и по пути стыдливо спрятал за статуей.

Почти заваленный одеялами Дылда сделал непрозрачный намек, что греться лучше вдвоем и втроем, но взамен получил только общественное осмеяние.

– Инвалидам благотворительных оргий не подаем, – напоследок выпендрился Рудольф.

– И лучше больному сохранять покой, - подытожил Йонге.

Сердито хрюкающий яут остался наедине с покрывалами и собственными фантазиями.

***

– Мне интересно, почему они так на людей западают? – рассуждал Рудольф, вертя в пальцах статуэтку, изображавшую, как яут пронзает копьем точно такого же альяса, что бродил по городу. И, возможно, размножался. – Мы же типа низшей расы.

– Вот ты баб любишь?

– Ну, люблю…

– А они не могут, кроме как по праздникам. Понимаешь, где засада?

– Так летали бы по борделям, – пожал плечами Рудольф.

– Тебя не спросили. Они, небось, пару-тройку тысяч лет в матриархате живут, а ты… По борделям, ха!

– Хорошо, идейные пидарасы, – согласился Рудольф. – Но почему люди?

– А тессианок ты любишь? – снова задал каверзный вопрос Йонге.

– Хм-м… Их все любят!

– А ведь они не нашей расы, – засмеялся Йонге. – И рук у них четыре. Но красивые же?

– Да-а, – мечтательно протянул механик.

– Аррха-а! – подтвердили от двери.

Йонге проявил чудеса изворотливости в самом прямом смысле – крутанувшись всем корпусом и одновременно сдернув с бедра наполовину облегченный УКВД. Рудольф благоразумно присел, уходя из сектора возможного обстрела, поскольку лайнера под рукой у него не было.

Дылда, закутанный в одеяла, поднял руку и неуверенно помахал.

– Идиоты!

Осудив разом всех яутов, Йонге убрал оружие, потер заболевшую от рывка спину и на всякий случай аккуратно развернулся еще и в противоположную сторону, проверяя, как позвонки приняли такой фокус при полутора G. Предательскими щелчками никто не отозвался.

Яут отлепился от косяка и медленно пошел к центру комнаты. Его не только шатало, но еще и вело вправо. Припадая на одну ногу, он неумолимо выходил на кривую.

– Мозги набекрень, – диагностировал поднявшийся Рудольф. – Надо его вернуть обратно.

– Я не потащу, – категорически отказался Йонге.

Рудольф отобрал у него переводчик, поставил статуэтку на место и пошел налаживать взаимоотношения.

Дылда наотрез отказался возвращаться и долечиваться. Единственной уступкой он позволил довести себя до сооружения, что Йонге мысленно называл диваном прошлой эпохи. С явным облегчением устроившись на широченном сиденье, яут сделал несколько хитрых движений кистью, и на противоположной стене медленно разгорелась проекция.

– О, кинотеатр, – одобрил механик. – Пойду схожу за хрустками.

– Ты серьезно, что ли?

– Ну да, а чего? Еда нормальная, да и этот, небось, после капельниц жрать хочет. Кстати, ты помнишь, как его зовут?

– Не смог запомнить, – честно признался Йонге. – От их имен уши сворачиваются.

– Ладно, – Рудольф помахал, привлекая внимание яута, и показал ему транслятор. – Как тебя зовут?

Дылда разродился длинным кашлем, переходящим в глухой рев.

– Предлагаю звать Коклюшем, – после напряженного молчания сказал Йонге.

– Шутник. Я вот одну часть услышал, она даже переводится. Это… Вайхта. Вроде так.

– Вайхта? – повторил Йонге, глядя на яута.

Тот кивнул.

– Отлично. Будешь есть? Я хочу такие маленькие листья, в коробках хранятся.