Вот остальное тулово друга Рудольфа, затянутое в легкую куртку: с размером старина Руди не угадал, рукава натягивались, то и дело грозя треснуть.

Под респиратором Йонге почти против воли усмехнулся. Напарника он с удовольствием подкалывал насчет разожранного брюха, и Рудольф немедленно выходил из себя. Он-то гордился мышечным рельефом и всячески культивировал здоровый образ жизни, третируя Йонге, который то начинал вкалывать как проклятый, то снова жрал «всяческое дерьмо».

Хорошо бы сейчас подзакусить таким второсортным дерьмищем и запить совсем уже невообразимым пойлом. А то концентрированные батончики надоели ужас как…

Размышляя о концентрированном дерьмище и отличиях его от дерьмища, поданного на тарелочке, Йонге уткнулся взглядом в задницу Рудольфа и бессмысленно рассматривал ее, пока глаза не заболели. Голова закружилась, его качнуло и он поморщился, прикрываясь ладонью.

Пока они не обсуждали проблемы, вытекающие из полетевшей к глистам синхронизации, – не до того было. Сама по себе перспектива выживания находилась под большим вопросом. Йонге представил, как они доберутся до скал, пересидят там обжигающее прикосновение газового фронта, возможно, найдут даже что-нибудь ценное, а тогда и…

Йонге опять шатнуло, он едва не упал, плюнул на все и принял вторую дозу блокираторов.

– Ты чего там возишься? – Рудольф даже не обернулся.

– Решил копнуть слегка, вдруг найду редкий элемент, – мрачно пошутил Йонге.

– Мы сами вот-вот в редкие элементы обратимся, – проворчал Рудольф. – Жарений и бифштексий. Не слыхал о таких?

Йонге хохотнул.

– Во, и я тоже, – продолжил механик. – Найдут потом залетные геологи два редких пласта в песчаной породе…

– Стеклянной, – педантично поправил Йонге и хохотнул. Больше от нервов, чем от настоящего веселья.

– Короче, сломают свои зеленые мозги, – Рудольф воодушевленно поправил на себе сбрую лайнера. – А нас выставят в музее.

Йонге догнал его и пошел рядом. Все равно идти в песке было одинаково тяжело – хоть след в след, хоть по нетоптанному. Но рядом с Рудольфом идти было веселее.

– Не дрейфь, парень, выберемся! – бодро продолжил Рудольф и неожиданно потрепал Йонге по голове, пропустив сквозь пальцы жирные от грязи и мокрые от пота волосы.

Тут же отдернув руку, он почти испуганно кинул взгляд на товарища. Йонге понимающе ухмыльнулся краем рта. Хотя Рудольф этого видеть и не мог.

– Церебролин дать? – он многозначительно похлопал по карману разгрузки. – У меня еще много осталось.

– Нет, – теперь Рудольф взъерошил собственные волосы. – Я что, сам не справлюсь? Это для вашего брата без них жизни нет. Вот и жри свою химию.

– От имени всех пилотов, – торжественно сказал Йонге, – нарекаю тебя почетным мудаком.

– Ха!

Дальше шли в молчании. Жара просачивалась сквозь респираторы, превращая беседу в мучение. Йонге то и дело пытался сглатывать, но густая липкая слюна словно приклеивала язык к нёбу. Скалы маячили вдалеке, не собираясь приближаться. Очень походили на мираж, но радар уверенно отчитывался – там есть твердые образования, да еще и с вкраплениями удивительных элементов. Один за другим показывал значки неопределимых сочетаний.

Йонге отпил еще глоток воды, смахнул пот со лба и решил перейти в состояние автопилота. В конце концов, не зря же он посещал курсы по управлению собственным телом. Ребята говорили, что очень удобно отключаться и выдавать все карты подсознанию.

А Рудольф послужит отличным ориентиром и не позволит убрести в пустыню.

Полуприкрыв глаза, Йонге медленно и глубоко задышал, стараясь не обращать внимания на неприятную сухость в носу. Сосредоточился, постарался раствориться в жарком воздухе. Как ящерица на нагретом камне – чтобы каждая жилка пропиталась солнечным зноем и расслабилась.

Глубже, глубже под закрытые веки, в красноватую полутьму. Туда, где не нужно думать, как дотащиться до скал вовремя и какой ты дебил, если не отследил все возможные косяки еще до посадки…

От удара Йонге вздрогнул и очнулся. Он влетел в спину Рудольфа. Сначала он хотел прочувственно высказать свое мнение о напарнике в подробностях, но обнаружил, что губы спеклись окончательно. А еще Рудольф стоял молча и неподвижно, даже не среагировав. Одно плечо ушло вниз под грузом лайнера, но напарник даже не пытался восстановить равновесие. Йонге постучал механика по плечу и, не дождавшись ответа, обошел кругом.

Сразу же захотелось заорать вслух, что Рудольф – придурок, и блокаторы ему, видишь ли, не нужны, сам он справляется.

Слегка подняв голову, механик стоял как вкопанный. Закатившиеся глаза влажно поблескивали белками под полуприкрытыми веками. Йонге слегка оттянул плотную резину респиратора и понял, что первый же пришедший в голову диагноз совершенно правильный.

Рудольфа накрыл классический церебральный «затык».

Вокруг ноздрей запеклась кровь, губы сильно побледнели. Йонге злобно потер переносицу, размышляя, что скотина белобрысая могла бы и воды глотнуть, легче стало бы – но нет, дотерпелся, что нервная система отказала.

Йонге вытащил из кармана коробочку с церебролином, вытряс на ладонь две капсулы и запихнул их в рот Рудольфу.

С мстительным удовольствием пилот пронаблюдал, как вялое лицо идет судорогой и оживляется, а глаза распахиваются и тут же выпучиваются. Церебролин растворялся от контакта со слюной, даже если ее было совсем немного. И еще церебролин страшно горчил. Словно специально для таких случаев.

Рудольф встряхнулся, замотал головой и с ненавистью уставился на приятеля. Судя по яростным движениям кадыка, он глотал теплую воду, стараясь отбить хинную горечь.

– Ну ты скотина! – наконец прохрипел он.

– Зато бодро бегающая, а ты чуть не стал скотиной дохлой, – парировал Йонге. – По-хорошему говорю, возьми таблетку. Мозги вскипят – я тебя не потащу.

– Ниче не вскипит, – буркнул Рудольф, но протянутую коробочку все же взял. С отвращением осмотрел и запихнул в карман. – Ни у кого еще не вскипело, а я чем хуже?

– Допустим, никто еще в разлаженном синхроне не застревал, – безжалостно сказал Йонге.

– А Мисимо? – Рудольф двинулся с места. – У них вообще на выходе из гипера все развалилось!

– Мисимо дюзы склеил через полгода.

– Оптимист, Scheisse, – проворчал Рудольф.

Йонге не стал поддерживать давно изжившую себя дискуссию. Последствия сломанных синхронов занимали почетные места во всех курсах по звездоплаванию, начиная от экстернов в шарашках и заканчивая солидными системами повышения квалификаций в военной академии при Совете человеческого блока.

Еще когда чувства одного начали прокидываться к другому, вызывая вещественно ощутимые галлюцинации, он твердо решил, что от чипов придется избавиться. Добраться до убежища, и если они отсидятся – заняться мозговыми проблемами. В аптечке лежал походный опернабор, и с его помощью можно было попробовать выковырять глейтер вручную.

Лапки останутся, но без соединения с глючащим чипом уже не навредят. Имелась такая надежда.

***

В спину все сильнее лупил раскаленный ветер, намекая, что надо еще немного поторопиться. Щиколотка сначала потихоньку напомнила о себе, потом заныла, а затем и вовсе разразилась стреляющей болью, проходящей даже сквозь подошву.

Йонге крепился, сжимал губы под респиратором и жмурился чаще обычного, смахивая выступающие от солнца слезы. А заодно негодовал, какого хрена они не взяли в запас хотя бы один поляризованный визор.

Злость помогла пройти еще почти тысячу шагов, хотя на подсчетах Йонге сбивался дважды. Потом он сдался и все-таки принял таблетку обезболивающего. Он не любил пользоваться такими штуками даже в экстренных случаях – особенно в экстренных. На капсулах можно и со сломанными ногами пробежать десяток километров, но что потом будет с костями, а главное, кто их будет собирать обратно – большой вопрос.