Цвейха обернулся, ткнул в белый ящик с красным кругом и снова занялся химическим анализом. Дохромав до ящика, Йонге обнаружил там запас перевязочных материалов и пару пузырьков. Без сканера он не мог определить их содержимое, но наудачу рискнул понюхать. Резкая спиртовая вонь явственно продемонстрировала, как использовать эти запасы.

Вновь усевшись, Йонге принялся за самолечение. Цвейха привлек его внимание рычанием, но на этот раз тыкал уже в неизвестный прибор.

– Что это?

«Просветитель тканей. Какой содержание материалов твоего ранения?»

– Э… ты про осколки? Пластик.

«Зеленый рычаг на позицию два и просматривание в экране».

Яутский рентген помог убедиться в отсутствии частиц сканера, и Йонге уже с немалым облегчением полил себя спиртовым раствором и накрепко забинтовал ногу. Хотел напялить штаны, но в лаборатории было так жарко, что он махнул рукой. Цвейху больше занимали приборы, нежели мелькание человеческой задницы.

Не зная, чем занять себя дальше, и не в силах смотреть на Рудольфа, Йонге подошел ближе к яуту и поставил переводчик на стол. Цвейха даже озаботился сделать для него раскладную опору.

– Что стало с твоим другом? – спросил Йонге. – Тот, который… хорошо разбирается в еде.

«Он отправился на вечную охоту».

Йонге помолчал. Он должен был выразить сочувствие, но не мог. Все-таки яуты оставались для него чужими и уж точно не могли сравняться с Рудольфом.

– Жалеешь?

«Нет».

– Почему? Вы не были друзьями?

«Больше, чем друзья. Близкие ветви. Мы не сожалеем. Каждый сам выбирает дорогу. Почему сожалеть?»

– Потому что это твой друг, и ты больше с ним не увидишься, – с тоской сказал Йонге.

«Вы, умансоо, странные. Сожаление не исправляет и не очищает».

– Да, мы странные, – Йонге подхватил передатчик. – Вам никогда не стать такими, как мы.

Яут заговорил, но Йонге демонстративно опустил переводчик, чтобы не видеть трансляцию, и пошел обратно к Рудольфу.

Чертовы бездушные яуты. Отчаянно хотелось, стесывая кулаки, набить всем им морды до кровавых соплей. А особенно Сайнже.

Йонге успел в красках представить, как бьет по клыкастой роже, а минуту спустя дверь вновь распахнулась и впустила владельца той самой рожи.

Не иначе как яуты обладали чутьем на свое упоминание в чужих мыслях, примерно как телепаты. Сайнжа держал в здоровой руке огромную кружку, а в больной – легкий стакан с заботливо перевешенным через край питьевым шлангом.

Раскрыв челюсти, яут зашипел. Йонге глянул на переводчик.

«Почему вы ушли?»

Стиснув транслятор, Йонге стремительно двинулся навстречу, не обращая внимания на боль в ступне. Сайнжа даже не подумал отступить, и Йонге пришлось со всего размаху толкнуть его в грудь выставленным локтем. Яут качнулся и все-таки сделал широкий шаг назад. Йонге сделал за ним два шага в коридор, и дверь закрылась.

«Мне непонятно происходящее»

Йонге не выдержал и замахнулся на яута переводчиком. Сайнжа скрестил руки на груди, не проливая содержимое сосудов, и посмотрев на человека сверху вниз. Йонге потряс головой и попробовал мыслить рационально. Вновь взяв переводчик как щит, он прочувствованно заорал:

– Это не та церемония, о которой ты говорил! Сайнжа, вы гребаные уроды! Все вы, чертовы яуты! Какого хрена ты притащил нас на бойню?! Из-за тебя мы сидим здесь! Из-за тебя Рудольф может умереть! Сука зубастая!

Сайнжа вздрогнул и аккуратно поставил стакан и кружку на барельефный выступ. В барельефе снова кто-то кого-то убивал, и Йонге со свистом втянул воздух, чувствуя, как вновь накатывает злость на воинственных кретинов.

«Я не знал. Со мной не согласовывали традиции восходящей древности. Императорское переосмысление!»

– Тихо! – Йонге поднял руку. – Я не понимаю, когда ты на своем лопочешь! Современный язык, слышишь? Говори по-современному!

«Я не знал, что императорским домом будет изменена традиция. Это иктальса… ярость… это химическая, нет биологическая… иктальса даут’на…»

– Стоп! Еще раз и медленно.

«Запах. Сводит с ума, боевая ярость».

– Ублюдки, – с чувством сказал Йонге. – Надо было мочить всех нахер и вашу главную бабу тоже.

Сайнжа передернулся, услышав грубое обозначение Императрицы, но не возразил. Раскрытые челюсти нервно подрагивали.

– Короче, слушай сюда, жаба. Если Рудольф умрет – взамен я тебя замочу.

«Ты угрожаешь мне, умансоо?»

– Я предупреждаю. Я убью тебя голыми руками, отпилю твою башку и повешу ее в кают-компании на «Фелиции».

«Бросать вызов глупо, мы неравные положения и…»

– Заткнись!

Вместе с воплем Йонге окончательно растерял остатки хладнокровия. Он вскинул руку, и между пальцев заплясали искры, обжигая кожу. Он с трудом сдерживался, потому что по металлической рамке переводчика тоже посыпалось электричество, а терять транслятор окончательно ему не хотелось. Сайнжа тоже поднял руку, но уже отгораживаясь.

«Ты слишком волноваться».

– Да, я волнуюсь, – процедил Йонге сквозь зубы. – Я очень волнуюсь. Ты видел, что происходит, когда я очень сильно волнуюсь, да? На тебя моих сил точно хватит.

Сайнжа схватил его за запястье. Йонге почувствовал, как волоски на шее начинают медленно вставать дыбом, а в позвоночнике скапливается знакомое напряжение.

– Отпусти, – сказал он все так же сквозь зубы. – Пять секунд. Четыре. Три.

Сайнжа разжал хватку, но Йонге даже не подумал утихомирить электрическое бешенство, уже отзывавшееся не только в пальцах, но и до самого локтя.

– Молись, чтобы Рудольф выжил. Всех своих долбаных богов умоляй.

«Я не могу. У нас нет таких молитв. Но мне очень жаль».

– Жаль? – Йонге чуть не подавился и уже зашипел. – Где врать научился? Твой ученый дружок сказал, что вы не умеете сожалеть!

«Так было. Но стало иначе, – возразил Сайнжа. Он приложил обе руки к груди. – Я чувствую сожаление… и боль».

– Боль? – снова повторил за ним Йонге. – Чью?

Лично он ощущал, как начинает першить в горле. Йонге Далине не плакал никогда, если не считать сопливого детства, в котором у любого мальчишки бывают такие моменты, когда хоть умри, а сдержать рыданий не можешь. Сейчас Йонге понимал, что готов заплакать от отчаяния и бессилия.

«Твою. Мою. Общую».

Йонге беззвучно открыл рот, но горло окончательно сжалось, и ему пришлось заморгать, чтобы яут перестал расплываться перед глазами. Конечно, от напряжения, просто глаза устали всматриваться сквозь ненормальное освещение…

Сайнжа протянул руку и быстрым движением провел по его глазам согнутым пальцем. Йонге инстинктивно зажмурился, когда жесткая шкура прошлась по векам, стирая выступившую соленую воду.

Сайнжа что-то сказал, но Йонге не видел переводчик и слишком медленно реагировал. Яут стиснул его поверх рук и слегка приподнял с пола. Йонге чувствовал, как нервически дергаются пальцы на восстановленной руке, и когти скребут по лопаткам. Сайнжа наклонил голову, дредлоки рассыпались ворохом, закрывая и человека, и яута.

– Шею свернешь, кретин, – прорычал пилот, отчаянно пытаясь спасти транслятор от поломки, а свои ребра – от трещин.

Электрическая судорога медленно угасала. Йонге судорожно дышал в плечо яута и считал – сто, двести, триста. Секунда за секундой капали, сливаясь в бесконечное отчаянное ожидание.

Сайнжа заворчал и качнулся из стороны в сторону, поставил Йонге на пол и отстранился, продолжая держать человека за плечи. Йонге поднял транслятор, словно выставил между ними стену из металла и силовых полей.

«Я ожидаю, что будет исправление…»

Йонге рывком высвободился, попятился и прислонился к двери. Он не знал, что ему делать сейчас и что будет потом. Он не мог думать ни о чем вообще, кроме того, что Рудольфу нужен почти литр детокса, и если Цвейха не сможет его сделать или сделает неправильно…