Мини-синтезаторы для марш-бросков были у каждого уважающего себя космолетчика: система макро-капилляров устанавливалась на раму из биопласта и крепилась на голое тело, равномерно распределяясь по бокам, бедрам и ногам. Потребляла система электричество и тепловое излучение носителя, жадно тянула из атмосферы мало-мальски пригодные для синтеза молекулы и ответственно трудилась на благо хозяина. Несмотря на катастрофические события с падением потолка, Йонге удалось сохранить при себе целую раму. Но капилляры были несъемные, а трубки податчиков слишком коротки, чтобы тянуть полметра.

«Есть белок, – написал Йонге. – Искусственный и немного. На вкус как дерьмо».

«Я польщен», – Сайнжа отчетливо усмехнулся, щуря глаза.

«Только быстро, податчики под респиратором. Без него не могу дышать».

«Понял».

Йонге на пальцах показал универсальный отсчет. Три – он набрал воздуха, – два – яут широко раскрыл пасть, один – Йонге сдернул респиратор, максимально отогнул трубку и вывернул голову, чтобы не мешать.

Развернутые мандибулы целиком накрыли его лицо. Влажное колючее прикосновение было откровенно противным. Йонге зажмурился, и вовремя – один из клыков скользнул по брови и уперся в глаз. Йонге вслепую схватил яута за дредлоки и предупреждающе потянул.

Чавканье над ухом ускорилось.

Йонге мог долго не дышать, минут пять, но только если предварительно как следует набраться запасов. Респиратор подавал бедный кислородом воздух, и резерв истаивал на глазах. Чувствуя, как начинает стучать сердце, пилот дернул уже всерьез, и Сайнжа отвалился, обслюнявив его напоследок.

Йонге лихорадочно натянул респиратор и сделал глубокий вдох. Потом протер глаза и посмотрел на яута. Тот облизывался. Мелкое подрагивание перепонок и постукивание клыков друг об друга Йонге понял именно так.

«Спасибо. Не так плохо, как ты обещал».

Йонге продышался и показал большой палец. Потом спохватился, показал сложенные кольцом большой и указательный, окончательно запутался и махнул рукой. Сайнжа похлопал его по плечу, предусмотрительно рассчитывая силу. Снова взял маркер и помедлил несколько секунд, прежде чем начать выводить глифы.

«Ты пахнешь хорошо».

Йонге на миг застыл в мучительном размышлении, как на такое отвечать, а Сайнжа уже строчил дальше.

«Дай еще. После заморозки всегда голод».

Пилот забрал маркер в собственность, повертел в пальцах и осторожно написал, что может поделиться еще, но попозже, когда синтезатор доберет необходимую зарядку. Яут комично погрыз палец клыками и кивнул. Йонге хмыкнул.

Попробовал бы он не согласиться!

Поерзав, он осторожно расположился так, чтобы как можно меньше травмировать спину. Прохладное стекло поначалу приятно освежало, но затем он всерьез задумался, не застудит ли так себя к чертям, вызвав еще и абсцесс на свою голову. Вернее, на спину.

Калисея быстро остывала. Как всегда в пустынях: днем мозги готовы расплавиться от перегрева, ночью сопли в носу замерзают.

Сидящий рядом яут сосредоточенно ковырялся в собственных когтях и, кажется, вообще не мучился вопросом одежды. Даже на расстоянии чувствовалось, какой он теплый. Йонге силой подавил дикое желание обнять горячую тушу.

Рудольф во сне обеспокоенно заворчал и пару раз перебрал ногами. Синхронизация не давала покоя даже наполовину отключившемуся мозгу. Глубоко и равномерно дыша, Йонге постарался успокоиться и засунул руки под мышки. Осторожно, помня о пластырях. Впрочем, руки восстанавливались быстрее: он почти не обращал внимания на легкие иголочки боли в тыльной стороне запястий. Главное, все сухожилия и вены уцелели.

Сайнжа подвинулся ближе и двумя пальцами вытащил маркер из кармана куртки пилота.

«Холодно?»

Йонге затряс головой, категорически отрицая телесную слабость.

«Ложь не к лицу воину».

Йонге пришлось потратить секунд десять, чтобы отнять маркер. Сайнжа отдавать не хотел и издевательски дергал челюстями.

«На себя посмотри», – отписался Йонге, едва маркер перекочевал ему в пальцы.

В последующие минуты маркер с переменным успехом переходил от одного к другому, и на стекле появлялись кривые надписи самого различного содержания.

Спохватился Йонге, только когда обратил внимание, что в прозрачном корпусе осталось меньше половины пропитки. Окончательно забрав ценный инструмент, он демонстративно спрятал его во внутренний карман. Сайнжа молча рассматривал его несколько мгновений, а потом молниеносно придвинулся. Они и без того съехались, пока устраивали литературную дуэль, а теперь яут с легкостью одной рукой схватил Йонге за плечи, а второй полез к нему за пазуху, сдвигая замок куртки.

Сильнее боли в плечах Йонге поразила высокая температура. Широченная ладонь легла ему на грудь, словно грелка. Сайнжа неловко подергал пальцами, явно ища маркер, промахнулся и уехал в подмышку. Йонге вскинулся, ожидая ноту протеста от изодранной спины. Но стоило горячим пальцам коснуться бинтов, как активная поверхность скрытых под ними пластырей немедленно сработала, и не один раз. Остаточная доза анальгетика уходила прямо в мышечную ткань.

Йонге ощутил, как отпускает его немыслимое болезненное напряжение, и запрокинулся, невольно расслабляя шею, до того, как оказалось, почти закаменевшую.

Глаза закатились, рот приоткрылся, и Йонге решил, что хорошо быть в респираторе – иначе наглотался бы отравы по самую печенку.

Яут продолжил изыскания, забыв про маркер. Йонге немедленно попытался задремать, откровенно греясь под прикосновениями. Даже разбушевавшийся синхрон, немедленно среагировавший на первый попавшийся объект, не заставил его изменить намерение. Сайнжа оказывал такое целительное действие, что мозги отключались сами собой.

Яут потянул его к себе, осторожно разворачивая. Он так хитро держался между ранами – самыми выдающимися – что умудрился не причинить лишней боли. Йонге опомнился, только почти оказавшись верхом, да и то потому, что ударился коленями в стену.

– Я не буду спать на тебе верхом, – пробормотал он. – Ноги затекают, неудобно.

Яут развел и свел челюсти, и Йонге решил, что это такой невербальный знак вопроса. Лезть за маркером было так далеко… Он переборол себя и начал разворачиваться, беспощадно наступая всем весом на добровольно вызвавшийся диван. Один раз даже угодил коленом в пах и тут же испуганно отшатнулся, но яут не среагировал.

Йонге автоматически сделал себе внутреннюю пометку – если они все же решат избавиться от диковинного компаньона, то бить по яйцам действительно бесполезно.

Стараясь не шуметь и не будить беспокойно ерзающего напарника, он развернулся и уселся на яуте, как в кресле. Тут можно было и достать маркер, и написать каких угодно посланий, но живое тепло так приятно воздействовало на спину, что все тело обволакивало покоем, как в капсуле. Йонге плотно застегнулся, сложил руки на груди, сурово глотнул иммуномодуляторов и немедленно отрубился.

***

– Ну нихера ж себе!

Йонге судорожно вздрогнул от глухого вопля прямо над головой. Одновременно в бока впилось острое, а поверхность под ним содрогнулась. Рефлекторно ударив назад локтем, Йонге рванулся, обдирая себя окончательно, и высвободился под дикий треск рвущейся застежки. Потеряв равновесие, он кубарем скатился по стеклянному склону и пребольно тормознул о такой же стеклянный сталагмит.

– Ой, бля, – сказал сверху Рудольф.

Туман рассеялся и видно его было очень хорошо.

– Да ты озверел, кретин! – заорал Йонге, очухавшись.

Болела ушибленная спина, ныли оба колена, грудь пекло и жгло, словно его драли бешеные кошки… да что там кошки, его яут ободрал!

Гривастая фигура поднялась рядом с Рудольфом, и Сайнжа тоже глянул вниз.

– Охренели, скоты помойные! – не мог угомониться пилот. – Рудольф, крыса импотентная! Ты зачем орал? Сука, я весь ободрался! Чуть шею не свернул!