Я стала непредсказуемой стороной его жизни, джокером, переменной величиной, неподвластной его контролю. И хотя я дарила ему мгновения спокойствия, смятение, в котором он пребывал без меня, при мне становилось в десять раз хуже. Он с трудом справлялся со своим гневом. Я перестала быть его загадкой и исключением, превратилась в слабость. Я превратилась в его большую слабость.
И он сказал мне питаться ею.
Но ведь даже не подумал, что он стоит поперек горла, (не вдохнуть, не выдохнуть).
Он не догадывался, что был всем, чем я питалась с нашей первой встречи.
Она была сильнее нас. Она не играет по его правилам. Это не игра. Это привязанность.
Это навсегда.
Красота лезвия пленяет. Душит так, что вдыхать действительно невозможно.
Я осторожно вытащила его из бритвенного станка и преподнесла его поближе к своему зрению. Переливается так, точно блестит на весеннем солнце.
Боль не стала для меня стимулом плакать или чем-то подобным. Иначе соленая вода была бы на моих щеках постоянно, находясь бы я рядом с ним ежесекундно.
Она стала моим спасением.
Кончик лезвия сверкнул под воздействием пронизывающего света, во рту тут же появилась слюна непередаваемого желания.
Терпи. – прошептала я, мысленно заставляя себя положить лезвие на место. – Терпи, Дейвидсон.
Все это больше похоже на глупый фильм, и я бы с удовольствием согласилась досмотреть до конца хреновый шедевр, но фильмом это никак не назовешь. Глупая реальность, черт ее побери.
Он обещал мне, что не сделает мне больно.
Находясь рядом, пронизывая своим взглядом, он делает это каждый раз. Каждый гребаный раз он убивает меня, и тут же просит оставаться рядом.
Оставаться рядом с болью – вот чем обернулась моя жизнь после встречи со Стайлсом.
Любить боль. Жить ею. Привыкать к желанию добивать себя.
Все просто.
Никаких секретов.
Вы скажете – это нелогично. Да, я соглашусь с вами. Но от логики ты не перестанешь чувствовать. Ты можешь вести себя логично, и это будет адски ранить. Или это может тебя успокоить. Или освободить. Или всё сразу.
Но мне не хотелось освобождения.
Мне хотелось быть рядом с ним.
Я привязана к нему толстыми нитями, прикована железными копьями.
Это стало главным желанием.
Главной возможностью.
Это стало стимулом жить.
Или ты убираешь это, или я ухожу. – ледяной тон, не предвещающий ничего хорошего.
Я испуганно обернулась, выпустив из рук заветное тонкое железо.
Оно затупилось, я хотела поменять. – прошептала я виноватым тоном. В груди все заломило. Все вырывается наружу. Сил дышать нет.
Нет.
Ничего нет.
Я поменял лезвие сегодня утром, Дейвидсон. – процедил он предательски грубым тоном и резко опустился на колени, подбирая его в свои руки. – Нашла себе нового собеседника?
Гарри, я, я просто, я не…
Нравится делать себе больно? – Стайлс вытянул руку и принялся накручивать край моего полотенца себе на руку.
– Может тебе показать, как больно умею делать я?
Он мгновенно притянул меня к себе, и наши лица вновь в миллиметре.
Ментол. Ментол и яблоко – вот его вкус. Вкус его дыхания, вкус, не предвещающий хорошего исхода.
Я запрещаю тебе резать себя, идиотка. – процедил он сквозь стиснутые зубы, сжав мое бедро так крепко, что болезненные импульсы отчетливо ударили где-то в область солнечного сплетения. – Я запрещаю тебе прикасаться к самой себе.
Мне что, блять, летать теперь? – прошипела я, стараясь оттолкнуть его от себя.
Ничего не вышло.
Хватка смертельная.
Хватка, сама за себя говорящая – так умеет держать только Стайлс.
Закрыть свой рот. – грубый шепот прямо в губы.
Он впился в меня настолько неожиданно, что каждая моя внутренность сжалась вместе с его прикосновением. Требовательно. Не тратя время в пустую. Властно и самолюбиво.
Острые зубы, влажный язык, покусанные губы.
Чертово дыхание, спутанные кудри, напряженные мускулы.
Лезвие – ничто.
Ничто по сравнению с его прикосновениями.
Мне тяжело, Стайлс. – я резко оторвалась от него, отворачивая голову в сторону. – Не трогай меня.
Он схватил мой подбородок и тут же развернул мое лицо к своему, так резко, что я чуть не свернула шею.
Я не разрешал отворачиваться. – тон настоящего самца, знающего себе цену. – Я-не-разрешал-тебе-отворачиваться. Тебе что-то непонятно, деточка?
Опустив глаза вниз, я сдалась.
Окончательно.
Сил не было ни на что, поэтому я просто закусила губу и закрыла влажные глаза.
Стайлс прошелся шершавым язычком по поверхности гладкой кожи лица. Разослал мурашки по моему телу. Прикоснулся губами к родинке около нижнего века. Оторвался. Улыбнулся.
Посоветовал мысленно мне покончить с собой.
Советую тебе не задерживаться. – требовательный тон сменился мягким, успокаивающим.
Он обнял меня за талию, и мне ничего не оставалось делать, как автоматически обхватить его за массивную шею и прижаться.
Я дышала запахом его кожи и насыщалась неведомой энергией.
Если мне кто-нибудь скажет, что этот человек не проклятый – я просто посоветую закрыть рот.
Пошевеливайся. – мягкий, протяжный тон. – Тебя ждет кое-что в нашей спальне.
Я подняла глаза на него, вопросительно уставившись прямо в глаза.
Сама себе делаю больно.
Стайлс отпустил меня, и мне наконец-таки удалось вдохнуть воздух полной грудью. От этого воздуха в глазах невыносимо защипало. Миллионный раз за день мне стало тяжело и притягательно плохо.
Пятая клубничка, девочка. – Стайлс улыбнулся. – За твое послушное поведение.
Он сделал в воздухе движение кавычек и тут же испарился из ванной, оставив меня наедине со сверкающим лезвием.
В такие моменты кажется, что в нем живет два человека.
Ну, вы понимаете, да?
POV Гарри.
Я чувствовал неземное притяжение. Не знаю, что происходило со мной, да и мне это не интересно вовсе. Я смотрю на то, как она перебирает яркие веночки в красных от холода руках и внутри меня бушуют пожары, разливаются проливы, дымят извержения.
Помню, как я ее увидел в первый раз: она словно плыла мне навстречу, не касаясь земной поверхности. Что-то случилось тогда у меня внутри, я будто переродился. Вот жил человек, один из стада, а потом словно по волшебству стал особенным. Она спасла меня и сделала кем-то важным в этой жизни.
Я хочу, чтобы она всегда была рядом.
Не знаю, любовь ли это, но понимаю, что не хочу избавляться от этого навязчивого чувства. Я выбираю ее и мне неважно, что об этом скажут другие.
Гарри, подойди ко мне. – просит Рикка и я срываюсь с места в одно чертово мгновение, и все это просто потому, что она хочет, чтобы я был рядом. – Скажи мне, тебе нравятся эти веночки?
В ее руках целая горсть этих проклятых венков, и я нихера не понимаю, что за мейнстрим носить их на голове.
Эм, ну.. – я замялся, не понимая, что следует говорить в этом случае. – Неплохо, да, вполне.
Гарри! – она нахмурилась и на мгновение стала серьезной. – Ты даже не посмотрел!
Ну конечно я не посмотрел, малышка. Как я могу смотреть на эти долбанные веночки, когда рядом со мной ты – такая притягательная и такая чертовски наивная.
По детски – наивная.
Мне это нравится.
Тебе нравится красный? Или, синий? – пролепетала она, протянув мне на вытянутую руку два венка.
Я неохотно взял их в руки, даже не посмотрев на них. Мой взгляд устремлен в ее невероятные глаза. Темно-карие.
Ни единого намека на зеленый отлив.
Господи, ты придумал глупые игры. Я не знаю, как в них играть.
Нет, я просто не умею.
Ну так что, нравятся? – Дейвидсон все стояла на своем, требовательно взирая на меня. – Гааааррри!!!
Почему ты боишься доверять чувствам? – не отрывая от нее взгляда спросил я, крепко сжав надоедливые венки в ладони. - Не смеешь доверять чувствам? Не верить, что чувства остаются, даже если меня нет рядом, даже когда ты уходишь? Ты веришь только в то, что можно потрогать, то, что у тебя перед глазами, правда?